Владимир Романовский - В постели с Президентом
Слуги мои меня ненавидят. Я заставляю их дважды в день приносить наверх корыто, чтобы принять ванну, или, когда любовник мой меня навещает — три раза в день. Любовник мой думает, что я сумасшедшая. Так все думают. В реальной жизни, в вымышленной жизни — это все равно. Любовник не знает, что я из будущего. Понятия не имеет, что он всего лишь — плод моего больного воображения. Встречи у нас случаются все реже и реже — с тех пор, как в моей жизни появился боксер.
Сегодня я сидела в кресле и пыталась сконцентрироваться. Не получилось. Никаких грез. Да, боксер — проблема, это точно.
ГЛАВА ВТОРАЯ. СЕНСАЦИЯ
Невыносимое Утреннее Похмелье.
Роджер Вудз, репортер из «Крониклера», проснулся и сразу потянулся к телефону. Нажал кнопку быстрого набора не глядя. Ответил автоответчик начальника.
Роджер объяснил автоответчику, что болен и нуждается в отдыхе, после чего он снова погрузился в неровный, пятнами, сон. Когда он проснулся в следующий раз — был почти полдень, и ему было лучше.
Состояние Журналиста Улучшается.
Рядом с ним в постели лежала незнакомая женщина. Утренний ее запах не был неприятен, но и не притягивал. А может, похмелье мешало. В любом случае, вместо ленивого утреннего секса (а разбираться будем потом) Роджер выскользнул из постели, качнулся, восстановил баланс, и попытался ее, женщину в его постели, рационализировать. И не смог. Наверное одна из репортерских групи. На полу лежали два использованных презерватива. Роджер протопал в китченет и включил там кофеварку.
Загадочная Русая Женщина Обнаружена в Постели Репортера.
Он налил себе кофе, присел за кухонный стол, служивший также письменным, включил портативный компьютер, поставил кружку рядом, забежал в туалет, почистил зубы и надел халат.
Никаких сенсационных новостей в то утро не было в инете. В предыдущее утро тоже не было. И в утро, предшествующее предыдущему, тоже.
Апатия Журналиста.
Он поразглядывал горку записок, две полные пепельницы, и живописно разбросанную по поверхности пола его студии на Верхнем Вест Сайде грязную одежду. Затем еще раз посмотрел на Русую Загадку, которая начала подавать признаки жизни.
— Доброе утро, — сказала она, садясь на постели. Она взглянула на часы. — Ах ты, черт… Это правильное время?
Стрелки данных часов не двинулись ни разу за последние два года, но это, решил Роджер, несущественно.
Она потянулась за чулками на полу, а затем за лифчиком, тоже на полу. Теперь Роджер вспомнил. Бар. Алкоголь. Еда, какую обычно подают в баре. Изжога. Разговор. Две женщины. Я — репортер. Ах, правда? Из какой газеты? Из «Крониклера». Ну да?
Но как же ее зовут? Не помню. Не важно.
Журналист Игнорирует Несущественные Детали.
Она окинула обстановку неприязненным взглядом
— Ты ужасный неряха, — сказала она с фальшивой нежностью в голосе. — Может, тебе нанять кого-нибудь, чтобы время от времени квартиру убирали?
Журналист Слишком Равнодушен К Объекту, Чтобы Раздражаться.
Он закурил.
— Ты всегда куришь, как только проснулся? — спросила она строго по пути в ванную.
Он решил удостоить ее ответом.
— Только когда мне скучно.
Он пожалел, что сказал ей это.
— Извини, как?
— Личная шутка, — объяснил он.
— Ага. Что ж. Хорошо. — Она скрылась в ванной. — Чистое полотенце есть? — крикнула она оттуда.
— Нет.
— Что?
— Нет! — крикнул он.
Это была неправда, но его заинтересовало, как она среагирует. Она никак не среагировала, а просто включила душ.
Он сделал себе еще кофе.
— Дай мне мою сумку! — сказала она из ванной.
Он проигнорировал просьбу. Думая о чем-то другом, он включил телефон и набрал номер.
— Да, босс! — ответил знакомый голос.
— Слушай, Чак, — сказал Роджер. — Скинь все, что тебе нужно, в сумку и встречай меня у входа через пять минут. Это срочно.
— Никаких проблем, босс, — сказал Чак.
— Эй, — сказала Русая Загадка, стоя перед ним и роняя вокруг себя водяные капли. — Ты слышал? Я просила тебя дать мне мою сумку.
Он посмотрел на нее пустыми глазами. Не было никакого Чака, не было машины, не было главной статьи столетия, и никто кроме таксистов не называл его «босс». Эта его личная фантазия раньше была намного сложнее и включала высокопоставленных особ, интриги, заговоры, убийства, насилие, и Премию Пулицера за блистательный журнализм. Репортер Награжден В Соответствии С Заслугами.
Ничего сенсационного никогда не происходит до полудня. А если и происходит, то об этом никогда не пишут в тот же день в газетах. Зачем от журналистов на зарплате требуют, чтобы они появлялись в конторе в девять утра — загадка. Вещи, о которых следует писать репортажи, происходят, если подумать, после пяти, то есть, после того, как большинство репортеров ушло домой.
Роджеру хотелось, чтобы сенсационные вещи происходили постоянно.
Детство и отрочество Роджера прошли в обстановке, возбуждающей зависть и ненависть большинства населения мира. Отец его, не будучи членом влиятельного класса от рождения, был, тем не менее, несказанно богат. Сын мог выбрать любую карьеру, но даже в раннем детстве Роджер мечтал сделаться именно репортером. Около года назад, Арнольд Хемсли Вудз, отец Роджера, переговорил с одним своим знакомым, имеющим контрольные капиталовложения в нескольких газетах. Вскоре после этого Роджеру дали первое задание. Радость его была недолговременной.
Никаких опасностей и переделок, никакого риска. Вообще. Что касается войн — они вообще не заслуживали присутствия репортеров, в основном, и репортаж можно было вести не покидая конторы, по крайней мере в той газете, в которой работал Роджер. Голливудские знаменитости и Дональд Трамп, строитель, являлись единственными возможными объектами скандальных хроник. Репортажи о правительственной коррупции ограничивались бессмысленной, не очень логичной руганью по адресу Президента и его скучных коллег. Пойманные преступники, которым грозило длительное заключение, во время интервью не говорили ничего интересного помимо грамматически неверных банальностей, а преступники менее значительные затруднялись сформулировать свое возмущение обществом в осмысленных, понятных предложениях, годящихся для печати. Прохожие на улицах высказывали мнения о текущих событиях, ничем не отличающиеся от тех, которые уже публиковались в прессе и передавались по телевизору. Роджер продолжал на что-то надеяться, без особых к тому причин. Однажды, надеялся Роджер, в какой-нибудь славный, многообещающий, блаженный день он найдет, исследует, и предоставит вниманию публики действительно дельное, сенсационное событие.
Русая Загадка вышла из ванной полностью одетая (во вчерашнюю одежду, понял Роджер — значит, она не живет здесь со мной, и у нее нет здесь запасных вещей). Ее резкие, запоминающиеся черты украшал слой косметики. Неприятно запоминающиеся, подумал Роджер.
— Я так опаздываю! — сказала она. — Извини, что я так спешу. Телефон?
— Я завтра уезжаю в Африку, — сказал Роджер, делая серьезное лицо. — Позвони мне недели через три.
— В Африку! — сказала она. — Как я тебе завидую!
— Обычное задание.
— И все таки — номер телефона?
— Да. Вот, — сказал он, написав номер на клочке бумаги.
— Черт, даже не верится, что я так опаздываю, — сказала она, снова посмотрев на неработающие часы. То, что стрелки с тех пор, как она на них до этого смотрела, нисколько не сдвинулись, не произвело на нее никакого впечатления. Она схватила клочок бумаги с телефоном, поцеловала Роджера в губы, попыталась поцеловать еще раз — уже французским способом, но он не ответил на поцелуй — и исчезла.
Он так и не узнал, как ее зовут. Надо бы узнать. Впрочем, зачем? Да и вообще она не слишком привлекательна. Намерений видеть ее еще раз у него не было. За исключением возможности (сомнительно, впрочем) оригинального поведения с ее стороны, кое поведение заставило бы его на ней жениться и иметь с ней детей (постоянное преследование, самопожертвование, объяснения в любви и преданности, билеты в оперу) — они ничего не могли друг другу предложить.
Роджер Вудз был прирожденным журналистом, умеющим почувствовать сенсацию за тысячу миль. Репортерские инстинкты никогда его не подводили, всегда указывая ему нужное место и время. Несмотря на это ему приходилось по большей части торчать в конторе за письменным столом, в то время как другие, менее компетентные, посылались в точки, откуда исходил ветер сенсационности (кроме войн, которые, как мы уже упомянули, освещались прямо из конторы). Стиль письма у Роджера был оригинальный. Вопреки старой традиции, берущей начало в телеграфной несуразице Гражданской Войны, Роджер писал интригующие вступления, в которых не упоминались никакие конкретные факты, и таким образом интерес читателя возрастал по мере чтения. Статьи Роджера всегда редактировались, подправлялись под общепринятый формат. Редактор просто менял местами первый и последний параграфы.
