Василий Шукшин - Брат мой...
Микола пошевелился на стуле, так что стул угрожающе скрипнул.
— Легкая провокация.
Валя запрокинула назад голову, громко, искренне расхохоталась. Все трое невольно засмотрелись на девушку, открыто любуясь ею.
— Все хаханьки, — заметил Сеня.
Микола пожирал Валю влюбленными глазами.
Иван смотрел внимательно, несколько удивленно.
Валя досмеялась до слез, вытерла воротничком кофты глаза, сказала:
— Не обижайтесь, ребята. Меня что-то смех разобрал. Бывает…
— Ну что, Сеня?.. Пойдем? — Иван поднялся.
— Посидите, — с просительной ноткой в голосе сказала Валя, глядя на Ивана. И такой это был взгляд — необычный, что Микола, например, обратил на него внимание.
— Устал я, Валя. Вы сидите, а я пойду прилягу немного.
— Ну уж…
— Правда. До свиданья.
Сеня посмотрел на Миколу. Микола — на Сеню… Оба остались сидеть. Валя встала и пошла провожать Ивана.
— У нас в сенцах темно…
В прихожей отужинали.
Младшей дочери не было дома.
Невестка переодевала для сна девочку. Хозяйка убирала со стола. Старик рубил у порога табак в корытце. Иван остановился около него.
— Самосад?..
— Он самый. Какой-то не крепкий нонче уродился. Листовухи добавлю — все слабый.
Иван присел на корточки.
— Дай-ка попробую… Давно не курил.
— Спробуй, спробуй.
Валя стояла рядом, смотрела сверху на Ивана.
— Валька, ужинать-то… простынет все, — сказала мать.
— Потом, — откликнулась Валя.
Дед с Иваном закурили.
— Как?
— Хорош!
— Донничка ишо потом добавлю — ничего будет.
— Ну, бывайте здоровы.
— Мгм.
Иван с Валей вышли в темные сени.
— Давай руку, — сказала Валя. — А то тут лоб разбить можно. Вот здесь ступенька будет.
— Где?.. Ага, вот она.
— Вот… теперь ровно.
Остановились. Плавал в темноте огонек Ивановой папироски.
Некоторое время молчали.
— Ну, иди, а то там женихи-то… скучают.
— Пусть маленько поскучают.
— Сенька-то правда любит, Валя.
— Я знаю. И Микола тоже.
— Ну?..
— А я не люблю.
Молчание.
— Что делать? — спросила Валя.
— Что делать… На нет — спроса нет. Обидно, конечно, за брата… Но этому горю не поможешь.
— Нет, а что мне-то делать?
— Валя!.. Ты уж сама большая — смотри.
— А я любить хочу.
— Пора.
— А почему ты с женой разошелся?
— Кто тебе сказал?
— Сеня.
— Во звонарь-то… успел уж.
— Почему?
— Сложно это, Валя…
— Разлюбил? Или она тебя?
— Иди к женихам-то.
— Сколько поживешь у нас?
— Не знаю… Побуду пока. Сеньке тяжело одному… Он хоть тараторит, крепится, а душонка болит…
Между тем в горнице происходил такой разговор:
— Тебе надо громоотводом работать, — советовал Сеня.
— А тебе — комиком, — невозмутимо отвечал Микола.
— Ты хоть знаешь, сколько комики получают? — снисходительно спросил Сеня.
— По зубам в основном. За провокации.
— Комики даже лауреаты есть, комики есть депутаты Верховного Совета. Вы ж не понимаете ничего…
— А с какого этажа их спускают оттуда?
— Кого?
— Комиков.
— Я — комик? Ладно. Вот она счас придет, я буду молчать. Ты ж за счет меня только держишься, потому что я говорю, а тебе молчать можно. А счас я буду молчать. Посмотрю, что ты будешь делать. Проведем такой опыт.
Микола молчал.
— Много вывезли сегодня? — спросил Сеня.
— Двенадцать ездок. Потом сразу два комбайна стали. Пока возились — стемнело.
— Сделали?
— Один. Ты ничего не заметил своим фактором?
— Чего заметил?
— Так. — Микола, видно, заметил какую-то перемену в Вале.
— Чего заметил-то?
Молчание.
— Ладно, счас я тоже буду молчать.
— Зря, — сказал Микола.
— Чего я не заметил?
Молчание.
— Все. Молчу и смеюсь внутренним смехом.
Вошла Валя. Села на кровать.
— Ну, что будем делать?
Молчание. Долгое.
— Вы что, поругались, что ли?
Молчание.
— Сень?
Молчание.
— Коля?
Молчание.
— Что случилось-то?
— Провоцируют, — пояснил Микола.
— Кто провоцирует?
— Вон… — Микола кивнул на Сеню.
— Я провожу опыт, — кратко сказал Сеня.
— Какой опыт?
Сеня сделал знак рукой.
Долго молчали все трое.
— Да ну вас! — рассердилась Валя. — Сидят, как два сыча.
Молчание.
— Тогда я ложусь спать.
— Сенька, брось, — взволновался Микола.
Сеня замотал головой — нет.
А Иван пошел к другу детства Девятову Василию.
Пришел, а у Девятовых — дым коромыслом: Василий спорил с женой, как назвать новорожденного сына.
— Ванька!.. — кричала жена Настя. — Где это ты их видел нынче, Ванек-то?! Они только в сказках остались — Вани-дурачки. Умру, не дам Ванькой назвать.
— Сама ты дура, — тоже резко говорил Василий. — Сейчас в этом деле назад повернули, к старому. Посмотри в городах…
— На черта он мне сдался, твой город! Там с ума начнут сходить и ты за ними? Я своим умом живу…
— Да сын-то мой! — заорал Василий. Он был в рабочей одежде — заехал на время домой; у ворот стояла его машина. — Или чей?
— А мне он кто?!
Супруги так увлеклись важным спором, что сперва даже не заметили гостя.
— Можно к вам? — спросил Иван.
— О! — удивился Василий. — Иван! Заходи.
Поздоровались.
— Что за шум, а драки нет?
— А вон — сына не дает Ванькой назвать.
— И не дам, — стояла на своем Настя.
— А как ты хочешь? — спросил ее Иван.
— Валериком.
— Иваны, говорит, одни дураки остались, в сказках. Много ты понимаешь! Спроси вот у него, как в городе…
— Мне ваш город не указ.
Иван заглянул в кроватку к младенцу.
— Лежит… А тут из-за него целая война идет. А чего ты, Настя, Иванов-то списала со счета? — спросил он Настю. — Не рано?
— Не рано.
— Зря. Иваны еще сгодятся.
— Вот кому сгодятся, тот пускай с ними и живет, а мы будем жить с Валериком. Правда, сынок? — Мать подошла тоже к кроватке, склонилась над сыном. — Уй ти, мой маленький, мой холесенький… Иваном. Еще чего!
— Ну, Валерик — это тоже не подарок, — заметил Иван, отходя от кроватки.
— Да плохо просто! — загорячился опять Василий. — Чем нехорошо — Иван Васильевич?.. Царь был Иван Васильевич…
— У нас счас, скажи, царей нету, — тютюшкалась мать с младенцем. — Нету, скажи, царей, нечего на них и оглядываться.
— Ну что ты будешь делать? — с отчаянием сказал Василий. — Ну, е-мое, Валериком он тоже не будет, это я тебе тоже не дам. Как недоносок какой — Валерик… Он должен быть мужиком, а не…
— Будет Валериком.
— Нет, не будет!
— Нет, будет!
— Назовите в честь деда какого-нибудь, — посоветовал Иван. — В честь твоего отца или твоего.
— Да они обои — Иваны! — воскликнул Василий. — В том-то и дело!
Домой Микола пришел мрачный и решительный.
— Ты чего такой? — спросил отец.
Микола сел к столу, положил подбородок на кулаки, задумался.
— А?
— Так.
Отец готовился спать. Сидел на кровати в нижней рубахе, в галифе, босиком. Шевелил пальцами ног.
На печке лежал хворый дед Северьян.
До прихода Миколы они разговаривали и теперь вернулись к разговору.
— Он, старик-то, говорит: мы, говорит, пахали их, те поля. Приехали, обрадовались — землищи-то! И давай. Ну, год, два, три — пашем. Глядим, а песок-то с той стороны все ближе да ближе к нам. Нам, говорит, тогда старики и советуют: «Пусть эта земля лучше залежью будет, лучше поурежьте свои пашни, которые к северу, а эти не трожьте. Бросьте эти поля пахать, не трогайте». Собрались, говорит, мы миром и порешили: не пахать к югу от Сагырлака. И верно: остановился песок. Трава-то его держать стала. А счас опять все распахали… И уж заметно, как сохнет к северу. Еще вот лет пять попашем — и сгубим пашню. Тогда и удобрениями ничего не сделаешь — сожгем только землю…
— Сказали бы начальству.
— А то не говорили! Доказывали: никакая это не целина, это залежь, специально которую не трогали, чтобы пески держать с юга. Ну, рази ж послушают!..
— Тять, я жениться надумал, — сказал Микола.
— Эка!.. — удивился отец. — Кого же брать хочешь?
— Вальку Ковалеву, — негромко ответил Микола.
Отец кивнул головой: слышал кое-что.
— Ты говорил с ней насчет этого?
— Та-а… — Микола мучительно сморщился. — Нет.
— Я сватать не пойду, — твердо заявил отец.
— Почему?
— Не хочу позора на старости лет. Знаю я такое сватовство: придешь, а девка ни сном ни духом не ведает. Сперва договорись с ней, как все люди делают, тогда пойду. А то… ты вечно, Микола… — все за тебя отец. Прогонют, потом житья в деревне не будет, бежать от стыда придется.
— Ну, ты тоже прынц выискался: сватать он не пойдет, — сердито сказал дед Северьян. — Ты забыл, Тимоха, как я за тебя невесту ходил провожать? Забыл?
Тимофей недовольно нахмурился.
— Ведь не пойдет она за него. Слышал я — бабенки трепались — не глянется он ей.
— Пойдет! — сказал дед. — За такого парня!.. Чего ей еще надо?
