Лена Элтанг - Каменные клены
В папином сарае еще долго пахло лаками и абразивами, а забытую мастерами смешную щетку с металлической щетиной я прибрала и отдраила ею как следует почерневший садовый стол. На этот стол спустя четыре года положили отца. Потому что стол в гостиной был круглым и ноги отца пришлось бы подогнуть, а садовый как раз подходил.
В одной из маминых книжек — про будущее — я читала о доме в восемьсот этажей на дне океана, где все выделения жильцов, не исключая смертного пота, подлежали переработке, это называется замкнутый цикл. Вот и у нас теперь так же, все идет в ход, хлеб — на сухари, старые халаты — на тряпки, оставшиеся от постояльцев газеты — на растопку.
Похоже, «Каменные клены» оказались на дне океана, недаром каждое утро, просыпаясь, я чувствую зябкую беспросветную толщу воды над своей головой, густую пустоту, в которой не живут даже морские чудовища с плоскими телами и глазами на лбу.
Зато живу я, немая звезда акантастер. [14]
***Besides, the lottery of my destiny bars me the right of choosing. [15]
Что я понимаю о себе?
Когда я пишу в свою тайную тетрадь — мама бы сказала в четвертинку, — я знаю, что ее никто никогда не прочтет, как никто не прочтет рецепты в мамином Травнике. Даже не потому, что он написан старым русским языком — с фитой и ижицей, а просто потому, что никому не потребуется.
Но разве думала об этом белоснежная корова Ио, [16] когда, отчаявшись привлечь к себе внимание, взялась вычерчивать копытом слова на песке — ей нужно было добиться понимания от одного человека, от ее непонятливого отца, и она его добилась.
Ее обняли и заплакали над ней. Для нее вырастили анютины глазки, и она ела их всю дорогу, пока не стала царицей египетской.
Я тоже ем анютины глазки! И пью греческий чай из шалфея!
Меня тоже жалит божественный овод и гонит в Египет вдоль грязного берега Ирландского моря. Я мариную бутоны одуванчиков! Я сушу семена пиона на подоконнике!
Я летаю на ветках бузины!
Обнимите же меня.
Табита. Письмо первое
Тетя Джейн, дорогая, у меня новости!
Во-первых, мистер Р. обещал перевести меня на второй этаж, там двойные окна с жалюзи и нет сквозняков. Больше не надо будет носить с собой шарф и шерстяные носки. Во-вторых, я починила кофейную машину и начинаю день с чашки эспрессо, как зимой, помнишь? — когда ты приезжала, только зерна молоть приходится помельче, иначе она засоряется и ужасно клокочет. Обошлось всего в девятнадцать фунтов.
В-третьих, у меня появился сосед по площадке. В той самой квартире, где жил этот ужасный латинос со своей ужасной семьей, надеюсь, этот будет вести себя потише и не станет стряпать кессадильяс всю ночь напролет. Он уже взялся за благоустройство: поставил звонок вместо двух голых торчащих проволочек и прикрутил на дверь номер 6 — прежний номер латинос, вероятно, прихватил с собой на новую квартиру.
Я видела нового соседа мельком, он довольно высокий, ходит в длинном плаще с поясом, прямо как Хамфри Богарт в "Касабланке", носит очки в тонкой оправе — оправа блестит, как золото, но, будь это золото, зачем бы ему селиться в Южном Ламбете?
Хобарт-пэншн все-таки жуткая дыра, на лестнице вечно окурки, несмотря на громоздкие пепельницы на каждом углу, а у меня в ванной снова протекла труба и приходится то и дело подставлять салатную миску. От этой хозяйки-австралийки с голубым перманентом не дождешься неоплаченных благодеяний, нечего и надеяться!
Да, так вот. Не знаю, как его зовут, надо бы подглядеть у консьержки в списке жильцов, но смотреть на него приятно, хотя толком поздороваться мне еще не удалось. Он отвечает вежливо, но уклончиво, зато я как следует разглядела его со спины — в дверной глазок, пока он возился с новым звонком.
У него сто лет не стриженные волосы пепельного цвета с изрядной проседью, хотя, на мой взгляд, к такому лицу подошел бы короткий убедительный ежик, на военный манер. Еще у него тяжелая походка, хотя весит он не больше ста сорока фунтов, я думаю. Глаза я пока что не разглядела, кажется, зеленоватые, не слишком яркие.
Передавай дяде Тимоти привет и скажи, что я пришлю ему эту книжку про кактусы, как только найду время съездить в центр и доберусь до Уотерстоунз.
Не простужайся, не выходи без шарфа.
Твоя Табита.
Дневник Луэллина
они сговорились заранее, в этом нет никаких сомнений: когда я сел за столик в пабе, они беседовали так гладко и оживленно, что я почти сразу понял — это заговор
им до смерти нравится меня подстрекать, этим двоим
сегодня у плотника было нарочито пресное лицо, а у суконщика под седыми усами дрожала верхняя губа, как будто он вот-вот заплачет — у него всегда такой вид, когда он намерен меня объегорить, а может, у меня просто перед глазами все дрожало — я ведь перед небесным, садом еще в якорь зашел на часок — так дрожало, что даже кошку суконщика, спящую на стуле, я поначалу принял за оставленную кем-то грязную шляпу
она завела двух здоровенных денди-динмонтов, чтобы никто к ней в сад не залез, заявил суконщик, и все это знают! ну, положим, не все, поправил его плотник, и насчет терьеров ты тоже ошибаешься, они появились в девяносто девятом, как сейчас помню: ей принесли двух щенков в чесотке, перемазанных лекарством, и она их выходила
не в этом дело, отмахнулся суконщик, все знают, что она может вылечить, но ведь может и порчу наслать — вот и хозяин лейф говорит, что у него крышу чуть не снесло ураганом, стоило ему с ведьмой из кленов поссориться, спроси его самого, ты же тут со всеми знаком
да чушь собачья, сердито помотал головой плотник, так и хочется положить в рот зеленый боб, разжевать и плюнуть в твоего лейфа! [17]
вместо ответа суконщик выпрямился на своем стуле и прочел с выражением: все, что природа вокруг на гибель и зло породила, вместе мешает она, собаки здесь бешеной пена, здесь и оленя мозги, змею проглотившего с кормом! [18]
оленьи мозги подают в ресторане на чансери-лейн, сказал я, так что мне не страшно, к тому же, если она взаправдашняя ведьма, а не прикидывается, то ей известно, что верхом на охапке черной бузины можно летать, а значит, я сам — полезное ведьмино дерево [19]
на какой такой бузине? суконщик нахмурился, ты мне больше нравился, когда был другой ягодой — и зачем только ты сменил благородное имя на пустяковую кличку?
а ты мне больше нравился, когда приходил без этой облезлой кошки, сказал я, подзывая патрика двумя поднятыми пальцами, но я же терплю
***зато хозяйка кленов до сих пор заплетает косу, гордо сказал плотник, поди найди теперь барышню с косой, а в детстве она собирала волосы в пышный конский хвост и была похожа на чалую лошадку
а теперь похожа на кусачую пегую лошадь, вставил суконщик, вытряхивая из рюмки последние капли прямо на язык — вот ведь ужасная гэльская манера, хуже, чем привычка крутить чужую пуговицу
как сейчас помню: у нее был новенький красный велосипед, один такой на весь город, продолжал плотник, из ирландии было видать, как спицы блестят! особенно зимой, на свежем снегу, нет, правда, отличный был велосипед, на нем потом и сестра ее младшая каталась, александрина
вот-вот, если бы не лодочник, которого она сдуру увела у старшей, каталась бы до сих пор в свое удовольствие, проворчал суконщик, ан нет! лежит теперь в могилке в саду каменных кленов, или на морском дне растянулась с ушами, полными тины
это тот белесый лодочник из хенли? чушь, что за вялый кухонный мотив для убийства! громко произнес плотник у меня над ухом, я чуть рюмку не опрокинул
с каких это пор любовью занимаются на кухне? удивился суконщик, а мотив вполне достойный, вот шумерская царица, например, повесила голую сестру на крюк — за то же самое дело!
так то — шумеры, вмешался я, не знаю, о ком вы тут рассуждаете, господа хорошие, только здешние женщины не убивают сестер из-за простых лодочников, к тому же пришлых оксфордширцев — это и скучно, и хлопотно
а я что говорил! плотник поднял палец с испачканным известкой ногтем, убийство ради царского трона — еще куда ни шло, или, скажем, замужество из мести — тут можно и подумать
вот именно, самое время подумать! провозгласил суконщик, поглядывая в сторону кухни, откуда к нам не спеша направлялся патрик, бутылки с пивом он держал между пальцев за горлышки, будто подстреленных уток
***… эдна александрина пропала, будто в воду канула, суконщик постучал меня по руке, а тебе и дела нет!
извлеки меня из тины, чтобы не погрязнуть мне, нараспев произнес плотник, выпятив обтянутый сатиновым халатом животик, да избавлюсь от ненавидящих меня и от глубоких вод, открыва-а-а-й вторую, стоунбери, и оставь мальчишку в поко-о-ое!
