Дэвид Митчелл - Сон №9
– Ты не в те игры играешь, малыш,– Она тянется к трубке, и телефон взрывается, как пластмассовая сверхновая. Пуля отскакивает от пуленепробиваемого стекла и врезается в картину с неестественно яркими подсолнухами. Глаза Акико Като чуть не выскакивают из орбит.
– Варвар! Ты испортил моего Ван Гога! Ты за это заплатишь!
– Даже больше, чем вы. Папку. Быстро.
– Акико Като рычит:
– Охрана будет здесь через тридцать секунд.
– Я видел электронный план вашего кабинета. Он недоступен для внешнего наблюдения и звуконепроницаем. Никакой информации ни извне, ни изнутри. Бросьте пустые угрозы и давайте папку.
– А как бы хорошо ты жил на Якусиме, собирая апельсины вместе с дядюшками и бабушкой…
– Я не намерен вас снова просить.
– Не все так просто. Видишь ли, твоему отцу есть что терять. Выплыви наружу новость, что у него есть незаконнорожденное потомство от шлюхи, то есть ты, многим высокопоставленным лицам пришлось бы покраснеть от стыда. И поэтому он платит нам за то, чтобы эти сведения хранились в самой строгой тайне.
– И что?
– И то, что эту лодочку, где все так удобно устроено, ты и пытаешься раскачать.
– А, понятно. Если я встречусь со своим отцом, вы больше не сможете его шантажировать.
– «Шантаж» – это юридический термин, который обожают те, кто еще пользуется лосьоном от угрей. Быть адвокатом твоего отца означает иметь благоразумие. Что-нибудь слышал о благоразумии? Это то, чем порядочные граждане отличаются от преступников с пистолетами в руках.
– Я не уйду отсюда без этой папки.
– Что ж, у тебя уйма времени. Я бы заказала сандвичей, да ты расстрелял телефон.
Мне уже надоело.
– Ладно-ладно, давайте обсудим все по-взрослому.
Я опускаю пистолет, и Акико Като позволяет себе улыбнуться с победоносным видом. Капсулы транквилизатора вонзаются ей в шею. Она оседает в кресле, безмятежная, как морские глубины.
Скорость решает все. Я наслаиваю подушечки пальцев Акико Като поверх принадлежавших Рэну Согабэ и получаю доступ в ее компьютер. Откатываю кресло с ней в угол. Не очень приятно – меня не оставляет чувство, что она вот-вот проснется. Компьютерные файлы защищены паролями, но я могу справиться с замками ящиков шкафа. МИ для МИЯКЭ. Мое имя появляется в меню. Двойной клик. ЭЙДЗИ. Двойной клик. Я слышу многозначительное механическое клацанье, и один из центральных ящиков выдвигается. Я пробегаю пальцами по ряду плоских металлических контейнеров. МИЯКЭ – ЭЙДЗИ – ОТЦОВСТВО. Контейнер отливает золотом.
– Брось.
Акико Като ногой закрывает за собой дверь и направляет «Зувр-лоун-игл-440» мне между глаз. Онемев, смотрю на Акико Като, лежащую в кресле. Като, стоящая у двери, криво усмехается. В ее зубах сверкают изумруды и рубины.
– Это биоборг, кукла! Копия! Неужели ты не смотрел «Бегущего по лезвию бритвы»?[9] Мы видели, как ты идешь сюда! Наш агент сел тебе на хвост в кафе «Юпитер» – помнишь старика, которому ты купил сигарет? Его «вид-бой» – это камера наблюдения, подключенная к центральному компьютеру «Пан-оптикона». А теперь встань на колени – медленно! – и кинь мне свой пистолет, чтобы он скользил по полу. Медленно. Не нервируй меня. С такого расстояния «зувр» превратит твое лицо в месиво, так что и родная мать не признает. Кстати, в этом она никогда не была особенно сильна, не так ли?
Пропускаю шпильку мимо ушей.
– С вашей стороны неосмотрительно приближаться к незваному гостю без подкрепления.
– Досье твоего отца – очень деликатный вопрос.
– Значит, биоборг сказал правду. Вы хотите сохранить деньги, которые мой отец платит вам за молчание.
– Сейчас твоей главной заботой должны быть не вопросы практической этики, а то, как помешать мне превратить тебя в омлет.
Не отводя от меня взгляда, она наклоняется, чтобы подобрать мой «вальтер». Я направляю чемоданчик ей в лицо и отщелкиваю замки. Вмонтированная под крышку мина-сюрприз белизной вспыхивает у нее перед глазами. Она пронзительно визжит, я, поднырнув, откатываюсь в сторону, «зувр» стреляет, стекло лопается, я, подпрыгнув, бью ее ногой в голову, вырываю пистолет – он снова стреляет,– разворачиваю ее и апперкотом отправляю через полукруглый диван. Серебристые рыбки льются на ковер и бьются в агонии. Настоящая Акико Като лежит неподвижно. Сую запечатанную папку с делом отца под комбинезон, собираю чемодан с инструментами и выхожу в коридор. Тихонько закрываю дверь – на ковре под ней медленно набухает мокрое пятно. Непринужденной походкой иду к лифту, насвистывая «Imagine». Это была не самая трудная часть дела. Теперь нужно выбраться из «Пан-оптикона» живым.
Трутни суетятся вокруг секретарши, лежащей без сознания среди тропического леса. Это рок. Куда бы я ни пошел, я оставляю за собой след из потерявших сознание женщин. Я вызываю лифт и выказываю подобающую случаю озабоченность:
– Мой дядюшка называет это синдромом высотной качки. Верите или нет, на рыбок это действует точно так же.
Приходит лифт, из него, раздвигая толпу зевак, выплывает пожилая медсестра. Я вхожу внутрь и скорее нажимаю кнопку, пока никто не вошел.
– Не спеши! – Начищенный до блеска ботинок вклинивается между закрывающимися дверями, и какой-то охранник с усилием раздвигает их. Громадой туши и раздутыми ноздрями он напоминает минотавра.– Нулевой уровень, сынок.
Я нажимаю кнопку, и мы начинаем спуск.
– Итак,– произносит Минотавр.– Ты промышленный шпион или кто?
От резких выбросов адреналина в кровь у меня появляются странные ощущения.
– А?
Лицо Минотавра по-прежнему бесстрастно.
– Ты ведь хочешь побыстрее сбежать, верно? Вот почему ты чуть не зажал меня дверями наверху.
О-о. Шутка.
– Ага.– Я похлопываю по своему чемоданчику.– Здесь у меня шпионские данные о золотых рыбках.
Минотавр фыркает.
Лифт замедляет ход, и двери открываются.
– После вас,– говорю я,– хотя и не похоже, чтобы Минотавр собирался пропустить меня вперед.
Он исчезает в боковой двери. Указатели на полу возвращают меня к пропускной кабинке. Дарю Ледяной деве лучезарную улыбку.
– Так мы с вами встретились и на входе, и на выходе? Это рука судьбы.
Она взглядом указывает на сканер.
– Стандартная процедура.
– О!
– Выполнили свои обязанности?
– Полностью, благодарю вас. Знаете ли, мы в «Друге золотых рыбок» гордимся тем, что за восемнадцать лет существования нашего дела ни разу не потеряли рыбку по собственной небрежности. Мы всегда проводим вскрытие, чтобы установить причину смерти: в большинстве случаев это старость. Или – в период предновогодних вечеринок – отравление алкоголем, спровоцированное самим клиентом. Если вы не заняты, то за ужином я бы с удовольствием рассказал вам об этом подробнее.
Ледяная дева кидает на меня ледяной взгляд.
– У нас нет абсолютно ничего общего.
– Мы оба созданы на основе углерода. В наши дни этот факт нельзя оставлять без внимания.
– Если вы хотите отвлечь меня от вопроса, почему у вас в чемоданчике находится «Зувр-четыреста сорок», то ваши усилия напрасны.
Я профессионал. Страх подождет. Как, как я мог так сглупить?
– Это абсолютно невозможно.
– Пистолет зарегистрирован на имя Акико Като.
– А-а-а,– кашлянув, открываю чемодан и достаю пистолет.– Вы имеете в виду это?
– Именно это.
– Это?
– Это самое.
– Это, э-э, для…
– Да? – Ледяная дева тянется к кнопке тревоги.
– Вот для чего!
От первого выстрела на стекле появляется отметина – раздается вой сирены, от второго выстрела стекло трескается – я слышу, как шипит выходящий газ, от третьего выстрела стекло разлетается вдребезги, я бросаюсь в окошко – стрельба, топот – и, перекувырнувшись, приземляюсь на пол холла, мигающий стрелками-указателями. Люди в ужасе жмутся к полу. Шум и неразбериха. Из бокового коридора раздается топот охранников, они бегут сюда. Ставлю «зувр» на двойной предохранитель, переключаю на непрерывный плазменный огонь, кидаю его под ноги охранникам и бросаюсь к выходу. У меня есть три секунды до взрыва, но их недостаточно – на полпути меня подбрасывает, швыряет во вращающуюся дверь, и я буквально скатываюсь со ступенек. Пистолет, который может взорвать своего владельца,– неудивительно, что «зувры» были сняты с производства через два с половиной месяца после того, как их в производство запустили. Позади – хаос, клубы дыма, дождь из огнетушителей. Вокруг – шок, оцепенение, сталкивающиеся автомобили и, что мне нужно больше всего, толпы напуганных людей.
– Там псих! Псих на свободе! Гранаты! У него гранаты! Вызовите полицию! Нужны вертолеты! Окружить все вертолетами! Больше вертолетов! – ору я и ковыляю в ближайший универмаг.
Я достаю папку с делом отца из своего нового портфеля – она все еще в пластиковой упаковке – и мысленно запечатлеваю этот момент для потомков. Двадцать четвертого августа, в двадцать пять минут третьего, на заднем сиденье такси с водителем-биоборгом, огибая западную часть парка Йойоги, под небом, грязным, как чехол на футоне[10] холостяка, меньше чем через сутки после приезда в Токио, я устанавливаю личность своего отца. Неплохо. Я поправляю галстук и представляю себе Андзю, как она болтает ногами на сиденье рядом со мной.
