Игорь Губерман - Чудеса и трагедии чёрного ящика
Читая книги об этапах познания мозга, легко обнаружить, что каждый, кто открывал в этом поиске новую дорогу, также обладал (вынужден был обладать), кроме таланта, еще и огромным личным мужеством. Оно было связано с разными обстоятельствами, но присутствовало всегда. В науке о мозге, во всех ее частях, как ни в какой другой области естествознания, все проблемы чисто академические особенно тесно сцеплены с их общечеловеческими, социальными проявлениями, с воззрениями и предрассудками общества. Поэтому вместе с добытыми знаниями ведущие исследователи всегда незримо передавали эстафету обязательной отваги.
Можно без натяжки утверждать, что подлинное изучение мозга началось всего сто лет назад – с выходом книги Ивана Михайловича Сеченова «Рефлексы головного мозга». Это была первая книга, автору которой не понадобилось необъясненные движения психики приписывать душе или жизненным силам. Он писал о полной машинности мозга. И знал, на что идет. И не ошибся: против него было возбуждено судебное преследование, установлена слежка, начались пожизненные служебные неприятности. Всегда находились люди, улавливающие в новых (даже сугубо научных) мыслях если не глубину сути, то крамольность духа.
Идея существования и непознаваемости души была следствием незыблемого векового предположения о некоем верховном существе. Оно, во-первых, определяло поступки и жизнь земных существ, а во-вторых, дарило людям земных правителей – монарха и церковь. Сеченов не трогал это здание, он выбивал из-под него фундамент. Он писал: «Чувствуете ли вы теперь, любезный читатель, что должно прийти наконец время, когда люди будут в состоянии так же легко анализировать внешние проявления деятельности мозга, как анализирует теперь физик музыкальный аккорд или явления, представляемые свободно падающим телом?»
«Чувствую», – вполне мог ответить (и отвечал) «любезный читатель». Но если можно анализировать «божественную» душу, почему бы не пересмотреть заодно и земную модель небесной власти – божественную обязательность самодержавия? Вот почему Сеченов знал, на что идет, и сполна получил ожидаемое.
Но остановить такой процесс уже нельзя. Книга Сеченова определила жизнь сына одного рязанского священника. Однако сначала, окончив Петербургский университет, этот сын священника занялся изучением физиологии пищеварения. В 1903 году имя лауреата Нобелевской премии Ивана Петровича Павлова стало известным всему миру. Точные, тонкие, необычайно талантливые опыты, умение добыть факты и организовать их в теорию справедливо принесли ему известность. Так и работать дальше в этом направлении! Мир открывает тайны, чего еще надо? Но среди наблюдений был небольшой факт, лежащий в стороне от столбовой дороги тогдашних интересов молодого Павлова: у собак появлялась слюна не только от вкуса и запаха пищи, но и при звуке шагов экспериментатора. Так и говорили: появляется «психическая слюна». Говорили еще так: животное привыкло, отвыкло, вспомнило, позабыло, решило, научилось. Но что это такое в практическом исполнении? Как увязать это с работой миллиардов клеток мозга? В непроходимой чаще неприступных явлений психики просветов не было. Надо было иметь мужество не только первым врубиться в эту девственную чащу (да еще и с грубым, по тогдашним понятиям, оружием физиолога), но и найти смелость отказаться от дороги, на которой уже стоял твердо и мог планировать будущие успехи.
Если бы этой смелости не нашлось, имя Павлова ничем не выделялось бы к нашему времени из длинного ряда исследователей. А теперь существует непреходящее для истории науки понятие об условном рефлексе. Выработка условного рефлекса – одна из основных методик исследования мозга.
Нервная система любого живого существа от рождения оснащена инстинктами – программами поведения, без которых обладатель не выжил бы в борьбе за существование. Названия инстинктов исчерпывающе говорят об их предназначении: оборонительный, пищевой, родительский, продления рода. Любое событие во внешнем мире вызывает у живого существа реакцию, определяемую одним из этих инстинктов: нападение или бегство, заботу о потомстве, любопытство, половое стремление. Реакций десятки: события в мире многообразны. Но если с событием, вызывающим вполне определенную реакцию (основанную на инстинкте), несколько раз совпадает по времени какое-нибудь другое, порой незначительное, лежащее в стороне от главных интересов существования, то уже теперь и это малозначащее событие может само вызвать такую же реакцию.
Примеров тому тысячи. Спасая глаз от струйки воздуха, мы на мгновение закрываем его – инстинкт безопасности, сохранения важнейшего органа чувств работает безотказно. Если вдуванию воздуха несколько раз будет предшествовать какой-нибудь звук, наш мозг довольно быстро свяжет два эти события, и теперь уже только при звуке мы будем привычно закрывать глаза. Установилась временная связь – условный рефлекс. Павлов работал с собаками. Дают мясо – у собаки выделяется слюна. Перед кормлением несколько раз вспыхивает лампочка. Теперь только вспыхивает лампочка – у собаки уже течет слюна. Из цепочек (порой очень сложных) таких временных связей и состоит значительная часть взаимоотношений мозга с окружающим миром. Значительная, но не вся. И притом самая элементарная.
Павлов и его ученики говорили: жизнь любого живого существа – постоянное уравновешивание со средой, ответы и реакции на ее запросы и требования. Меняющийся мир непрерывно воздействует на органы чувств живого существа, а информация о событиях, пробуждая многочисленные, ранее возникшие временные связи, определяет поступки и действия животного или человека. Это и в самом деле объясняло очень многие проявления деятельности мозга. Было положено фундаментальное начало экспериментальных исследований.
В эти же годы работал другой великий исследователь – гордость русской науки Бехтерев. Его недаром называли Нестором мировой неврологии: он наметил первые пути исследований почти во всех областях и видах знания о мозге. С его именем неразрывно связана история анатомии мозга (проводящие пути и центры головного и спинного мозга до сих пор изучают во всем мире по Бехтереву), такое же влияние оказал он на развитие электрофизиологии мозга, психологии и психиатрии, нейрохирургии и социальной психологии. После большого перерыва это он возобновил в России лечение гипнозом, сделав его достоянием науки. Многие его идеи и наблюдения явились стартовой площадкой современных экспериментов и теоретических построений. Его талант и энергия оправдывали и утоляли многообразие и разбросанность интересов.
Однако – что не менее важно – наукой не исчерпывалась эта высокая личность.
Естествознанию в России вообще повезло. Талантливейшие люди обращались к нему как к системе идей и мировоззрению, с необходимостью ведущим страну к просветлению и социальным переменам. И психологию, психиатрию как специальность молодой Бехтерев выбирал вполне сознательно, ибо тоже видел, чувствовал их «наибольшую связь с общественной жизнью страны» (фраза из его автобиографии).
В двадцать девять лет профессор, в тридцать шесть – директор крупнейшей в стране клиники душевных болезней в Петербурге, вскоре академик, автор двухсот научных трудов (всего их было свыше шестисот), опытнейший диагност, знаменитый врач. На таком уровне за отсутствием крупных внешних событий жизнеописание ученого как человека обычно прекращается, уступая место календарному перечню работ и калейдоскопу дискуссирующих, чисто научных идей его времени.
Бехтерев явил редчайшую разновидность мужества – смелость оставаться подлинным гражданином своей страны в годы, когда в науку прятались, заслоняясь от происходившего вокруг. Конец девятнадцатого – начало двадцатого века. Гниющее самодержавие яростно сопротивлялось неумолимому движению времени. Любая разновидность протеста засекалась, каралась, преследовалась. Бехтерев спокойно мог бы заниматься чистой наукой, усмиряя гражданскую совесть удобными соображениями о том, что и это – работа на прогресс. И, возможно, более перспективная.
Но тогда он не был бы Бехтеревым.
Он выступает с просветительскими докладами, стержень которых – многократно повторяемая мысль: «Главное условие культурной жизни народа – его свобода: умственная, экономическая и политическая; только при этих условиях народ может развить свои силы и свой национальный гений». Он спасает жизнь революционеру Кропоткину, предупредив его о готовящемся покушении. Он отказывается подавать списки студентов, бросающих лекции для сходок. Он выступает на научном съезде с такой речью об условиях полноценного развития личности, что в зал вводится полиция и съезд закрывают. На другом съезде, отлично зная, что в зале специально присутствует полицейский наблюдатель, он анализирует причины самоубийств, открыто обвиняя в них государственную систему. Когда правительство в целях раздувания национальной розни (если обозначен внутренний враг, управлять легче) устраивает позорно знаменитый процесс Бейлиса, Бехтерев тончайшей научной экспертизой проваливает сфабрикованное обвинение, зная наперед, что этим безнадежно ломает свою карьеру. И получает ожидаемое: его принуждают к отставке, не утверждают президентом созданного им же Психоневрологического института. А потом и вовсе закрывают институт. Сразу после Октября Бехтерев первым (!) среди русских ученых начинает безоговорочное сотрудничество с молодой Советской властью.
![Эльза Моранте - Андалузская шаль и другие рассказы [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/122567/122567.jpg)
