Мария Свешникова - Небо № 7
Машины в правом ряду мигали поворотниками, как цветомузыка. Меня прельщал тот ряд.
От асфальта бил жар. Каблуки тонули в раскаленном асфальте. Неужели привести с собой дождь — это такой немыслимый перевес багажа?
И тут, в очередной раз выдернув себя из недр земли асфальтной, я решилась.
Решилась хоть раз в жизни ответить за собственные слова. Обычно мне удавалось отмазываться.
Сначала после принятия этого решения было безумно душно, в горле образовался комок нервов, по рту — сушь. В голове царил кавардак. А по ощущениям грядущий обморок.
Я решила не рисковать своей вегетососудистой дистонией и двинулась в сторону пешеходного перехода.
…как вдруг из соседней машины заиграл Патрик Вульф.
It’s you
Who puts me in the magic position, darling now
Yo u put me in the magic position
To live, to learn, to love in the major key[3]
Неужели кто-то в Москве слушает брит-поп? Если он еще и читает Стивена Фрая, то я готова не бросаться под поезд в ближайшие полчаса.
А какого черта и не наломать дров? Если верить отцу, то живем мы только один раз и терять, собственно говоря, нечего. С другой стороны, если верить матери и мы живем много жизней, то тем более, почему бы не рискнуть?
Гулять так гулять!
Трясущейся рукой я постучала в окно пассажирской двери первой попавшейся машины — той, из которой доносился Мистер Вульф со своей песней «Magic position».
Водитель опустил окно.
Диск заело.
Кто бы сомневался — с моей-то претензией на везение.
— Можно я у вас здесь посижу? — Я пыталась не смотреть на мужчину, управляющего данным транспортным средством.
— Зачем?
Не могу сказать, чтобы мужчина испугался, скорее он был приветливо насторожен.
— Откройте, пожалуйста, быстрее, а то сяду в соседнюю.
В России угроза — всегда самый верный метод манипуляции.
Он снял блокировку с дверей и пустил меня в свой вечер.
Зазвонил телефон.
Его.
Он звонил так настойчиво и так проворно, но ни я, ни водитель не обращали на этот звук никакого внимания. Мы сидели в пробке и молчали.
Нам было все равно.
Мы оба не понимали, что делаем, но, в отличие от меня, мускулы моего спутника были расслаблены. А дыхание ровное.
— Что у вас случилось с музыкой? Диск заело? Может, протрем диск и поставим снова?
— Да проще другой диск поставить. Или радио включить. — Для него не было проблем в мелочах — это плюс.
Видимо, он тоже от чего-то бежал. Его грустный взгляд делил дорогу на дополнительные полосы движения. По радио играла заунывная песня на иврите. Это минус.
— Он поет о том, что если девушка согласится и пойдет вместе с ним, то он непременно сделает ее счастливой. Только ей надо поверить, — решила я хоть как-то начать разговор о цене, не получилось, конечно, но хоть попыталась.
— Ты знаешь арабский? — спросил меня водитель.
— Это иврит.
— Хорошо, поставлю вопрос иначе, ты знаешь тот язык, на котором исполняется эта песня?
— Нет, но если бы я вдруг решила спеть такую песню, то непременно вложила бы такой смысл. Такой тональностью только липовые обещания раздавать.
Водитель рассмеялся.
— Куда тебе? — спросил он.
— А какие варианты? Из двух: к тебе или к тебе? — Я сказала это с такой уверенностью, как будто каждый день зарабатываю на жизнь проституцией.
Я улыбнулась. Потому что Станиславский точно только что перевернулся в гробу и истошно прошептал: «Верю».
Мужчине, простите, моему первому клиенту было чуть за тридцать. Или под тридцать. Около того.
Седины ни в волосе, ни в голосе пока не намечалось.
Поскольку он сидел, точный рост я определить не смогла — но в нем было нечто умиротворенное. Как в рекламе «Пусть весь мир подождет». И он ждал. Не мужчина, а мир.
Мне нравилось, как холодный воздух смешивается с его ароматом. Последнее, что я привезла отцу, — сейчас так противно вспоминать, — это купленный в duty-free одеколон Dior. От моего первого клиента доносился этот запах.
Я была уже готова начать набивать sms Зигмунду Фрейду, но тут вспомнила, что не знаю его номера и что свой Blackberry оставила в машине мамы. И к тому же я хоть и дома, но в роуминге, и потому, скорее всего, заблокирована.
Из левого глаза покатилась предательски одна слеза.
— Что-то случилось?
— Нет, просто жарко.
— Хотите воды? — Он потянулся за бутылкой с минералкой.
— Нет, спасибо. Мне бы закурить.
— У меня в машине не курят.
— Не курят — так не курят! — Я посмотрела на часы. Было начало девятого.
Знаете, бывает такой сканирующий взгляд, как детектор, счетчик или металлоискатель? Вот именно таким взглядом он окинул мои часы. Мне их мать отдала перед отъездом. Ей часто дарят, как ей кажется, ненужный хлам. А я донашиваю. Часы за несколько тысяч долларов. Я опять же повторяю, что я не богатая и даже не сильно обеспеченная, просто мама моя небожительница, а я с сачком по лужайке жизни бегаю.
Мне кажется, мой первый клиент сопоставлял факторы и прикидывал, во сколько я ему обойдусь. За час.
Мы снова намертво встали в пробку, на этот раз уже на Страстном бульваре. Я решила, что это повод или хотя бы причина, чтобы выйти покурить — все равно он далеко не уедет.
— Ну рассказывай, почему ты села именно в мою машину? Ты же чем-то руководствовалась, совершая этот выбор? — Он резко перешел на «ты».
— Мне показалось, что ты бы заплатил больше всех.
— А как же дорогой «Рэндж-ровер», что стоял рядом? Мне кажется, правильнее было бы сесть туда.
— И нарваться на брюзгу и неврастеника? Ну уж нет!
Все — я собралась с духом и вышла в духоту поддаваться пагубной привычке.
— Куда ты? — Он схватил меня за руку, не давая уйти.
— Покурить. Не волнуйся — не убегу.
— Как тебя звать-то?
— Света! — пусть будет так.
Да будет свет, то есть Света. Звезда… Нет, сегодня просто звезда.
Я вышла из машины и закурила сигарету. Так странно, я не додумалась взять с собой сумку, телефон или ключи от дома, но схватила мамины сигареты и зажигалку.
Мой первый клиент включил аварийку. Это было так галантно и трогательно, что я решила сделать ему скидку, окончательно вжившись в роль.
Солнце било по глазам, а мозгов опустить очки мне не хватило. Мне было грустно и больно, мне хотелось отомстить всему миру. Мне хотелось страдать, чтобы потом предъявить эти страдания и найти виноватых, не догадываясь, что это будет только моя боль, моя сначала, может, но далеко не факт, потом она отголосками вознесется к ней и снова вернется, и в конце будет тоже моя боль. Проще говоря, полное правообладание чувством. Ничтожным таким чувством.
Он вышел из машины в вечернее пекло. Такая она, эта Москва, один шаг — и ты на обочине ада.
Все-таки высокий.
— Меня, кстати, Макс зовут. Давай я с тобой покурю.
— Тебя угостить сигаретой?
— Угости.
Я протянула ему пачку и зажигалку. Последний предмет он очень тщательно осмотрел, как будто делал свои выводы.
— Так куда поедем? К тебе или к тебе? — Макс, теперь уже можно называть его по имени, смотрел на меня, с четким ожиданием, что сейчас я назову ему адрес. А еще я чувствовала, что он понимает мой блеф.
— Давай лучше к тебе.
— Не боишься?
— А должна?
Он не ответил. В конце концов, всем бы умирать от рук (и не только рук) таких красивых маньяков.
— Мы поедем за город смотреть мой дом.
— Ты меня изнасилуешь и закопаешь?
— Первое вряд ли, второе — только по желанию.
Мы стояли и молчали.
— Обычно в такие моменты девушка спрашивает точный адрес и сообщает его по телефону вышестоящим.
— А я сама по себе. И телефона у меня нет.
— У тебя верхняя пуговица оторвалась. Резко расстегивала?
Да, с театральным выходом из машины на глазах матери я перегнула пуговицу.
Он посмотрел на мою рубашку. Я чувствовала кожей, как он анализирует происходящее и прекрасно понимает, как я в спешке ее расстегивала.
Только не сдаваться.
Как меня отец в детстве учил — сила воина в его безупречности. Думаю, данная теория применима и ко лжи.
Я вздрогнула от прикосновения Макса. Он с силой выдрал нить, на которой висела пуговица.
— На, — он протянул мне ее, потом положил пуговицу в центр моей ладони, заботливо прикрыв пальцами, — в карман убери, приедем, пришьем!
Предугадывая его вопросы, я начала отвечать:
— Рубашка подделка. Стоит копейки — выкину и все.
— Врешь.
— Почему ты так думаешь?
— Иначе бы ты выкинула пуговицу, но ты убрала ее в карман. Хорошее тебе воспитание дали — научили ценить вещи.
Я промолчала.
Он так пристально и заботливо на меня смотрел. Так пристально, что мне хотелось провалиться в канализационный люк или даже в саму канализацию.
