Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах
Своего рода параллель к отношениям между Бендер-шахом и его внуком Марьюдом составляют в романе взаимоотношения Михаймида с его дедом. Они тоже очень привязаны друг к другу. Дед не жаловал отца Михаймида потому, что тот решил идти своим собственным путем, зато всю свою любовь отдал внуку. Однако у самого Михаймида к деду противоречивое чувство — любовь, смешанная с неприязнью. Испытывая привязанность к деду, он в то же время тяготился его деспотичной непреклонностью. Впоследствии Михаймид много страдал от того, что дед запретил ему жениться на любимой девушке — Марьям и заставил его уехать в город, хотя внук мечтал жить и трудиться в родной деревне.
По словам самого автора, дед, отец и внук в романе символизируют прошлое, настоящее и будущее: «Дед и внук находятся в постоянном заговоре против отца так же, как прошлое и будущее состоят в постоянном заговоре против настоящего».
События, происходящие на глазах Михаймида или в его воображении, чередуются в романе с рассказами старожилов о прошлом Вад Хамида. В этих историях фигурирует еще один загадочный персонаж — Дауль-Бейт («Свет Дома»), по имени которого названа первая часть «Бендер-шаха». Так же, как и герой «Сезона паломничества на Север» Мустафа Саид, Дауль-Бейт был чужаком, случайно попавшим в Вад Хамид. Однако, в отличие от Мустафы Саида, он принес жителям селения не несчастья, а лишь благодеяния. Судя по его белой коже, Дауль-Бейт был, вероятно, европейцем, служившим в турецко-египетской армии, которая в прошлом веке вела завоевательные войны против суданских племен. Но в памяти вадхамидцев он остался как сказочное существо, что-то среднее между человеком и джинном. Дауль-Бейт, по их словам, работал за десятерых. Он научил жителей Вад Хамида строить глинобитные дома вместо соломенных хижин, сеять табак, возделывать апельсины. Свершив все свои благодеяния, Дауль-Бейт исчез в водах Нила, откуда он, раненый, явился когда-то к жителям селения. За период своей жизни среди вадхамидцев Дауль-Бейт успел жениться на местной девушке, от которой у него родился сын Пса, прозванный потом Бендер-шахом. Излагая версии о происхождении Бендер-шаха, Салих знакомит нас со многими событиями, действительно имевшими место в истории Судана.
Во второй части «Бендер-шаха» Михаймид, уже старик, вспоминает свое детство и юность, трогательную и грустную историю своей любви к Марьям — сестре своего друга Махджуба. (Марьям называла Михаймида Марьюдом, что на суданском диалекте означает «любимый». Отсюда название второй части романа.) Здесь же рассказывается о праведнике Биляле — внебрачном сыне Бендер-шаха от черной невольницы, бывшем рабе.
В целом вторая книга романа — «Марьюд» — слабее первой. Она пронизана настроением обреченности, образы ее и язык беднее, но тем не менее и в ней немало талантливо написанных, прекрасных страниц.
Давая общую характеристику творчеству Ат-Тайиба Салиха, нельзя не отметить высокое писательское мастерство и талант автора, умелое и оригинальное построение композиции его произведений. Читателя, несомненно, привлекут величественные, словно сошедшие со страниц древнего эпоса, и в то же время очень жизненные образы его героев: Зейна, Мустафы Саида, Бендер-шаха, Дауль-Бейта, Михаймида, его деда, Махджуба, Марьям. Восхищение вызывают нарисованные писателем поэтичные картины суданской деревни, величавого Нила, пустыни, тихих лунных ночей.
Произведения Салиха написаны сочным, образным языком. Для описаний он использует высокопоэтичный, прозрачно-чистый литературный язык, речь же своих героев дает на северосуданском арабском разговорном диалекте, точнее, на диалекте племени шайгия, распространенном к югу от города Мерове, на котором эти герои говорят в реальной жизни. При этом писатель старается употреблять по мере возможности слова, которые будут понятны любому арабу.
Арабские исследователи справедливо отмечают наличие глубокого социального и философского подтекста в произведениях Салиха. Если главная проблема, которую писатель ставит в романе «Сезон паломничества на Север», — это борьба между европейской и арабо-африканской культурами, между Севером и Югом, то в «Бендер-шахе» основная коллизия — это борьба между новым и старым в самих арабских и африканских странах, их отношение к современной цивилизации. Писатель считает, что культура должна соответствовать характеру и состоянию того общества, которому ее стараются прививать. «Приспосабливаясь к современной цивилизации, — говорит он, — мы приобретаем много полезного, но в то же время лишаемся многих прекрасных вещей». По его словам, в «Бендер-шахе» рассматривается в основном проблема цены, которую суданцам приходится платить за приобщение к новой культуре.
Не все взгляды Ат-Тайиба Салиха можно принять, но это, несомненно, серьезный писатель, много размышляющий о прошлом и будущем своего народа, глубоко озабоченный его дальнейшей судьбой. Чтение его произведений, обогащая наши знания о далекой стране и доставляя эстетическое удовольствие, заставляет в то же время о многом задуматься, посмотреть на некоторые вещи по-иному.
Л. Степанов
СВАДЬБА ЗЕЙНА
— Слыхала новость? — спросила молочница Халима Амину. Та притащилась к ней, как обычно, до рассвета, а молока-то брала всего на кырш!
— Зен жениться собрался!
Кувшин чуть не выпал из рук Амины, а Халима улучила минутку — и не долила ей молока…
Двор средней школы опустел и затих в это раннее утро — все ученики уже разбежались по классам. И тут вдали показался мальчишка. Он бежал, запыхавшись, зажав под мышками подол своей рубашонки, но на пороге второго класса остановился как вкопанный: урок вел сам инспектор!
— Ах ты паршивец, осленок ушастый! Почему опоздал?
Лукавые искорки заиграли в глазах Ат-Турейфи:
— Эфенди! Слышали новость?
— Какую еще новость, телок нечесаный?
Гнев инспектора ничуть не уменьшился при виде нерастерявшегося мальчишки. А тот, давясь от смеха, выпалил:
— Послезавтра Зен женится!
У инспектора челюсть отвисла от изумления. А сорванец Ат-Турейфи на этот раз отделался выговором.
С налившимся кровью лицом подходил Абд ас-Самад к лавчонке шейха Али. По всему было видно — разгневан он чрезвычайно.
Шейх Али, торговец мебелью, затянул ему выплату долга на целый месяц. Сегодня Абд ас-Самад решил выбить из него эти деньги во что бы то ни стало.
— Али! Ты, стало быть, говоришь, что я не получил еще от тебя свои деньги… Или как?..
— A-а!.. Хаджи Абд ас-Самад! Как же, как же! Храни тебя аллах! Садись, мы тебе чашечку простокваши принесем.
— Э нет, брат, пропади она пропадом твоя простокваша! Вставай, открывай свой сундук, доставай мои деньги, а не то я с тобой по-другому заговорю. Понял?
Шейх Али сплюнул, по обычаю, перед крупным делом.
— Ты это… Садись. Я тебе новость расскажу.
— Э нет, брат! Некогда мне тут тебя да твои новостишки выслушивать. Знаю я тебя как облупленного, опять надуть хочешь. Выкладывай мои денежки.
— Клянусь тебе, вот они твои денежки, готовы. Ты только садись, послушай. Я тебе сейчас всю историю про женитьбу Зена расскажу.
— Женитьбу кого?
— Зена.
Абд ас-Самад так и рухнул на лавку, руками за голову схватился и застыл в молчании, словно лишился языка. Глядя на него, шейх Али весь расцвел, упиваясь плодами содеянного. Наконец Абд ас-Самад обрел дар речи:
— О господи! Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед — пророк его! Да вразумит тебя пророк, шейх Али! Что это ты такое говоришь?..
В этот день Абд ас-Самад так и не получил своих денег.
К полудню новость была у всех на устах. Зен стоял у колодца посреди деревни, наполняя водой кувшины женщинам, и смешил их, как обычно.
Детишки толпились вокруг и время от времени принимались напевать:
— Зен-жених! Зен-жених!..
А он то камешком в них бросит, то девушку за подол дернет, а то женщину в бок пальцем ткнет или за грудь ухватит… Детишки смеются, женщины визжат от удовольствия, и весь этот гомон перекрывает громкий веселый смех, что стал привычным для всех в этом местечке — с тех пор как появился на свет Зейн.
Или — Зен, по-простому, по-деревенскому.
Рождаются дети и встречают жизнь криком — известное дело. Но вот говорят, что Зен — и порукой тому его мать и женщины, принимавшие роды, — едва кос-нулся земли, залился звонким смехом. Да так и смеется по сей день. Вон какой вымахал, а во рту у него всего два зуба: один сверху торчит, другой снизу выглядывает. Мать его уверяет, что рот этот когда-то был полон ровных и белых, как жемчуг, зубов. Ему шесть лет было, когда отправилась она с ним однажды навестить своих родственников. На закате солнца проходили они мимо каких-то развалин — по слухам, вроде бы обитаемых. Вдруг Зен остановился, словно в землю врос, задрожал весь в лихорадке да как закричит…
