У смерти два лица - Фрик Кит
• Предлагаешь прогуляться в город? Что сегодня идет?
Я видела маленький кинотеатр в Херрон-Миллс, но внутри пока не была. Наверняка скоро наступит невыносимая жара, и тогда мы с Пейсли пойдем туда, чтобы посмотреть, чем порадуют нас этим летом «Дисней» и «Пиксар».
• Я предлагаю никуда не ходить.
Мои пальцы зависли над экраном телефона. Уверена, Кейден считает, что у меня есть ноутбук, но это не так. Компьютер для учебы в колледже — первый в списке вешей, на которые я коплю этим летом. Я пытаюсь решить, что ответить, когда приходит новое сообщение.
• В Уиндермере внизу есть домашний кинотеатр. Приходи тем же путем, что и в прошлый раз. Я встречу тебя за домом.
Десять минут спустя я уже одета и снова топаю через деревья. Сегодня никаких таинственных видений девушек в белом и никаких цепких пальцев паники. Еще даже не стемнело; под деревьями уже сгустились сумерки, но сквозь них еще пробиваются последние лучи солнца. Мои мысли заняты куда более прозаичными вещами. Уж не свидание ли это? И не хочется ли мне, чтобы это было именно оно?
Кейден встречает меня у самой кромки деревьев с робкой улыбкой.
— Прости, что не предложил ничего более интересного, — говорит он. — Понимаю — это совсем не то, что в городе, но у меня большой выбор ужастиков и классических мюзиклов на «блю-рей».
— Ужастики и старые мюзиклы? — спрашиваю я, следуя за ним через высокую траву, окружающую Уиндермер, к большой каменной террасе.
Лужайка недавно была прополота, а мебель на террасе выглядит недавно почищенной и довольно новой, в отличие от скопища кресел-качалок и приставных столиков, собирающих паутину на переднем крыльце. Для меня до сих пор оставалось практически полной загадкой, чем Кейден занят здесь целыми днями, но теперь заметила, что он занимается работами в поместье — наверное, теми, которые может выполнять, не привлекая внимания миссис Толбот.
— Мне нравятся фильмы, отражающие экстремальные проявления человеческой натуры. Есть что-то в равной степени завораживающее и в прекрасных песенных и танцевальных номерах, и в морях кровищи.
— Звучит очень странно, — говорю я.
— Добро пожаловать в мой мозг.
Кейден открывает заднюю дверь и широко ее распахивает. Я задерживаю дыхание, готовясь снова столкнуться с птицами и продуктами их жизнедеятельности, но комната оказывается на удивление воздушной и чистой. Не то приемная, не то какая-то гостиная, обставленная довольно скудно: диван, кофейный столик и книжные полки — не совсем новые, но и не тот антиквариат, которым уставлен парадный холл. Слева через проем в стене я вижу что-то похожее на кухню.
— Комнаты прислуги, — говорит Кейден, словно читая мои мысли. — Вернее, когда-то были. Этим крылом дома почти не пользовались последние пару поколений.
На кофейном столике я замечаю стопку библиотечных книг и пустую банку из-под колы. «От рабства к свободе», «Народная история Соединенных Штатов», «Женщины, расы и классы», «Серый альбом». Похоже, этим летом Кейден решил устроить в заброшенном крыле библиотеку.
— А где Джек?
Кейден пожимает плечами:
— Спит наверху, наверное. Нам сюда.
Он показывает на дверцу высотой по пояс, отделяющую узкую спиральную лестницу в задней части комнаты прислуги, превращенной в читальню, потом наклоняется и открывает защелку. Кейден придерживает дверцу, и я смотрю вниз. На лестнице есть перила, но ступеньки кажутся довольно опасными. Я выпрямляюсь и упираюсь ладонью в стену, пол вокруг лестницы ходит волнами у меня под ногами.
— Ты первый, — говорю я.
— Не любишь высоту?
— Не очень.
— Извини. Было бы неплохо, если бы здесь был лифт или что-нибудь в этом роде, но нет, — Кейден начинает спускаться по лестнице, даже не держась за перила.
— Все будет в порядке, — цежу я сквозь стиснутые зубы.
Я спускаюсь, одной рукой опираясь на стену, а другой крепко держась за перила и глядя прямо перед собой.
Когда я добираюсь до низа, дыхание просто застревает в горле. Насчет домашнего кинотеатра Кейден не шутил. Вместо ожидаемого обычного телевизора я вижу настоящий экран, как в кинотеатре. Кейден нажимает на кнопку на стене, и из потолка медленно выдвигается цифровой проектор. К полу привинчены шесть рядов старинного вида театральных кресел, обтянутых красным бархатом, а вдоль стены расположилась самая большая коллекция дисков «блю-рей», которую я только видела. В дальнем углу — наполовину использованный рулон бумажных полотенец и ведерко со средствами для чистки. В воздухе слабо пахнет антисептиком. Кейден устроил уборку к моему приходу.
— Ого! Это просто фантастика!
— Это мой папа устроил, — говорит Кейден. — Там целая кладовка забита кинолентами, только проектор накрылся. Он был настоящим киноманом. Родители устраивали здесь киносеансы, приглашали всех друзей.
Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе другой Уиндермер. Роскошный, шумный, полный людей.
— Наверное, здорово было…
Кейден пожимает плечами:
— В Уиндермере раньше было полно разных развлечений. И не только киносеансы. Мои родители устраивали просто легендарные вечеринки. Собирался весь город, плюс друзья из Нью-Йорка. Но я это уже едва помню.
— Почему? — спрашиваю я, подходя поближе, чтобы рассмотреть коллекцию дисков, занимающую целую стену.
Кроме обещанного изобилия мюзиклов и фильмов ужасов здесь есть все от свежих комедий и фильмов «Марвел» до широкого выбора биографических картин и коробки с ограниченным коллекционным изданием «Властелина колец».
— Папа умер, когда мне было пять. Наверное, маме после этого было не до развлечений.
— Верно, — я не помню, говорил ли мне Кейден, что его отец умер от рака желудка или я слышала это в одном из подкастов Мартины, поэтому прикусываю губы, стараясь припомнить источник информации до того, как скажу что-нибудь, чего не имею права знать. — Да, это логично.
Я вспоминаю стопку библиотечных книг на кофейном столике наверху.
— Странно, наверное, было? — говорю я, не успев сдержаться. — Ну, расти здесь с белыми родителями?
— А… — Кейден плюхается в кресло в заднем ряду и закидывает ноги на спинку кресла перед собой. — С чего это ты вдруг решила спросить?
— Просто тут с расовым разнообразием не очень, — я обвожу рукой кинотеатр, но имею в виду весь Херрон-Миллс. — Ты сам тогда говорил.
Дома, в Бруклине, мы с друзьями часто говорили о расовых и классовых проблемах. В нашей школе больше половины учеников были цветными, а богатых среди нас и близко не было. Но говорить об этом здесь и сейчас — совсем не то, что разговаривать с друзьями. То ли потому, что мы с Кейденом едва знакомы, то ли из-за того, что он рассказал мне тогда в конюшне. То ли дело в том, что он — парень, а я, вместо того чтобы флиртовать, разводить его на выпивку и убеждать себя, что мне все равно, что он касается моей кожи ладонями так, будто они затянуты в неудобные перчатки, на самом деле стараюсь узнать его поближе.
— Ну… — протянул он. — Если подумать, то да.
Я не могу забывать о том, что здесь преобладает белое и привилегированное население. Даже до исчезновения Зоуи атмосфера тут могла быть просто удушающей. Но маленьким я почти не понимал, что значит быть ребенком смешанной расы…
Я отрываюсь от стены с фильмами и устраиваюсь в кресло через два ряда спиной к экрану, чтобы видеть лицо Кейдена.
— Моя биологическая мать — белая. Ей было всего семнадцать, когда я родился. Биологический отец — черный, но они не жили вместе. И он в моей жизни так и не появился. А мама не могла научить меня черной культуре. Пойми меня правильно, она отличная мать. Здоровье у нее не всегда было такое, как сейчас. Но, да, это было странно. Пока я рос, я многого не понимал о расовых проблемах что с личной, что с культурной точки зрения. Многие вещи мне по-прежнему трудно уложить в голове.
— В Йеле все по-другому?
— Да, по-другому. Но Йель — это странное место. В Нью-Хейвене всего тридцать процентов белого населения и больше шестидесяти процентов афро-американцев и латиноамериканцев. Но в Йеле всего шесть процентов черных студентов. Когда ты черный, чувствуется это напряжение.