Назия просит обойтись без поминок - Кехар Таха

– Как именно отличается?

– У нее есть скрытое достоинство: спокойная мудрость, которая меня к ней притягивает. Она проницательна и может без малейшей неловкости адаптироваться к любым обстоятельствам, отчего дади начинает еще больше ценить ее. На прикроватном столике Наурин держит огромную стопку книг, которые читает взахлеб с огромным удовольствием. В общем-то, благодаря книгам между нами устанавливается особая связь. Она одалживает мне скверно сделанные томики, выпущенные пиратскими издательствами, и говорит, что я непременно должен их прочесть вместе с ней. Большинство ее книг – глупые бульварные романчики, которые я нахожу унылыми и безвкусными. Но ей все равно. Нури – как я ее теперь называю – этими книгами пытается создать некое подобие любви между нами.

Асфанд сделал паузу, чтобы прочистить горло, а затем широко улыбнулся, возвращаясь к воспоминаниям.

– По пятницам она ездит в жилищный кооператив Синдхи Муслим к своему двоюродному брату Митху, который снимает фильмы, и возвращается с его видеомагнитофоном и индийскими фильмами на кассетах. По выходным мы смотрим, как влюбленные резвятся среди деревьев и шепчут друг другу на ушко милую чепуху на горчичном поле. Но однажды она предлагает посмотреть кое-что другое – фильм, в котором две сестры сражаются за одного мужчину. Мне это кажется странным, потому что сильно напоминает нашу ситуацию, хотя Назия и Нури за меня все же не сражаются.

– Интересный выбор… – прошептал озадаченный Салман. – Почему Наурин предложила именно этот фильм? Вы чем-то невольно навели ее на подозрения?

– Не знаю! – резко бросил Асфанд, заставляя гипнотизера усомниться в искренности его слов.

– Асфанд, – настаивает тот, – вы сделали что-то, что вызвало у Наурин подозрения?

– Не намеренно. Но есть вещи, которые я не могу контролировать.

– Что вы имеете в виду?

– Хотя в нашем браке постепенно устанавливается комфортная рутина, мне не удается до конца избавиться от нечестивых мыслей о Назии. И чувства время от времени дают о себе знать. Когда Нури говорит, что ее родители собираются продать дом в ЖСКПТ и переехать к нам, я говорю, что это отличная идея, потому что тогда Назия с дочкой смогут нас чаще навещать. Когда Нури говорит, что ее зять стал часто куда-то пропадать, я прошу ее пригласить Назию пожить у нас, чтобы она хотя бы немного проветрилась.

– И Назия приезжает? – спросил Салман, неодобрительно хмуря брови.

– Не сразу. Она приезжает, только когда ее муж исчезает насовсем, и объявляет нам, что их браку пришел конец. Амма Назии и Нури умирает за несколько месяцев до этого, и Нури решает, что сестре будет лучше пожить у нас. Дом, где они выросли, – который амма все же решила не продавать, когда поняла, что брак Назии вот-вот развалится, – хранит в себе слишком много воспоминаний, чтобы Назия чувствовала себя там спокойно. Но мы с Нури оба понимаем истинную причину, по которой попросили Назию переехать к нам.

– Какую же?

– Выкидыш Нури, – сказал Асфанд с тяжким печальным вздохом. – Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как мы потеряли наших близнецов. Мы даже разговаривать друг с другом перестали, потому что слишком больно вспоминать, как еще совсем недавно мы с нетерпением ждали появления на свет наших малышей. После этой трагедии мы перестаем смотреть вместе болливудские фильмы и читать книги. Когда моя бабушка была еще жива, у нас обоих был человек, к которому мы могли обратиться с любыми тревогами, который напоминал нам, что мы не одни. Но дади отошла в мир иной за пару недель до смерти аммы, и теперь нам приходится бороться с еще одной зияющей дырой в нашей жизни. В доме наступает жуткая тишина, и мы становимся еще уязвимее. Когда Нури просит сестру переехать к нам, она пытается нарушить эту тишину, помочь набраться сил и себе, и мне. Наурин не говорит этого вслух, но она пытается вытянуть нас из меланхолии.

– Это помогает? – поинтересовался Салман, хотя ему было гораздо любопытнее, каким образом Асфанд собирался заводить с Наурин детей, раз был влюблен в Назию. Если бы Салман сделал подобное с Азифой, это было бы самым настоящим предательством, грехом, который нельзя искупить. Как Асфанд мог быть так жесток к женщинам в своей жизни?

– В конце концов, да. Когда Назия и Сабин становятся частью нашей семьи, тишина забывается и мы учимся отвлекаться от боли. Ну, по крайней мере я.

– Почему вы так говорите?

– Я возвращаюсь к обычной жизни быстрее, чем Нури. Меняюсь у нее на глазах. Она озадачена моим внезапным интересом к жизни ее сестры. Когда Назия устраивается в газету, я жалуюсь Нури на поздние возвращения и новых друзей Назии. «Почему это тебя беспокоит? – спрашивает меня Нури, настроенная слегка скептически. – Она способна сама за себя постоять». Но я продолжаю выговаривать Назии за то, как она одевается, когда выходит из дома, за ее дружбу с женой начальника и за то, как мало внимания она уделяет Сабин. Нури смеется над моими тревогами за племянницу, потому что, по ее словам, я никоим образом не облегчаю бедной девочке жизнь. Но я не обращаю внимания на ее насмешки и продолжаю критиковать ее сестру. Полагаю, Нури первая понимает, что я придираюсь к Назии оттого, что та мне нравится.

– Да? Откуда вы знаете? Наурин вам сама говорит об этом?

– В этом нет необходимости, – Асфанд прочистил горло. – Я просто знаю.

– Вы рассказываете Ну… Наурин о дружбе ее сестры с Долли? – Салман надеялся получить более внятный ответ, сколь бы ни был деликатен вопрос.

– Нет! – твердо заявил тот, впиваясь ногтями в простыни. – Я не хочу ее расстраивать. Но зато рассказываю ей, что я ездил к начальнику ее сестры: поговорить о неприемлемом рабочем графике Назии.

– Как она реагирует на ваше вмешательство?

– Нури продолжает бранить меня за то, что я слишком интересуюсь Назией. «Ты одержим моей сестрой! – кричит она на меня в тот вечер. – Почему бы тебе не заняться собственными делами? Дай ей спокойно строить свою жизнь дальше». Я заверяю ее, что руководствуюсь исключительно интересами нашей семьи, но ее это не убеждает. С этого дня я решаю больше не жаловаться жене. И поэтому она так и не узнает о том, что Назия крутит интрижку с Фаридом.

Салман беспокойно кивал, слушая рассказ Асфанда. В гипнотическом трансе каждый из гостей Назии открыл ему кусок своего прошлого. Хотя Наранг сперва и не понимал этого, перед ним, складываясь из осколков их воспоминаний, постепенно разворачивалась уже знакомая ему история презираемой многими женщины. Эту же историю он уже слышал от Назии, вот только тогда виноватой всегда выглядела она сама. Назия так корила себя, что Салману казалось, будто на ее совести множество разрушенных судеб. Но теперь, когда он порылся в головах ее случайных жертв, он задумался: а была ли Назия на самом деле виновата во всех их несчастьях? Демоны, что преследовали ее гостей, были практически не связаны с ее поступками. Эти люди с головой тонули в собственных слабостях, над которыми Назия была не властна.

– Вы что-то говорите Назии, когда узнаете об ее отношениях с Фаридом? – спросил Салман, невольно косясь на часы.

– Только что я знаю о них с Фаридом.

Услышав это малоубедительное утверждение, гипнотизер нахмурился.

– Она спрашивает вас, как вы узнали об их романе?

– Она и так это знает. Следующие несколько дней она активно меня избегает. Полагаю, боится, что я начну расспрашивать о ее отношениях с Долли и Фаридом. Но у меня нет к ней вопросов. Более того, я даже не осуждаю ее за принятые решения. К сожалению, чтобы понять это, ей требуется некоторое время.

– Давайте вернемся в тот момент, когда Назия понимает, что неверно истолковала ваши намерения. Что вы можете мне рассказать об этом дне?

Брови Асфанда дернулись, ноздри раздулись – он тихонько вздохнул. Его разум рисовал портрет Назии в белом шальвар-камиз, с волосами, заплетенными в косу. Она сидела на диване в гостиной второго этажа, потягивая зеленый чай и листая то ли газету, то ли какой-то журнал, как делала каждый вечер после того, как Сабин засыпала. Дверь в ее комнату стояла нараспашку, чтобы она могла приглядывать за дочкой. На завтра был намечен запуск ее книги, и Асфанд чувствовал, что Назия нервничает. Тем утром ее новую книгу, «Стыд Сатаны», в пух и прах разнесли в прессе: критик-мужчина писал, что она изображает женщин святыми, а мужчин жестоко распинает за то, что те якобы отбирают у женщин даже самые маленькие радости. Назия кривила лицо, пока читала эту рецензию. Асфанд понял, что она злится и, если он подойдет к ней, станет на него ворчать.