Рубен Гальего - Я сижу на берегу
– Зачем?
– Глупый вопрос.
Я раскрываю книгу на нужной странице. Книга толстая и почти не читанная. Странная книга. Год издания – старый, а страницы почти склеенные. Похоже, ее на самом деле никто не читал. В детстве я привык к старым книгам. Мне нравилось перелистывать страницы, думать о тех, кто читал эту книгу до меня. Иногда попадались книги с заметками на полях, иногда – очень ветхие, почти рассыпающиеся, некоторые страницы в таких книгах выпадали, и я любил вкладывать выпадающие страницы на место. Чем интереснее была книга, тем больше людей ее читали. «Три мушкетера» была рассыпана на отдельные листы. Я аккуратно перекладывал листки правой стопки в левую и радовался, что мне в руки попала такая интересная книга. Все книги в детстве были более или менее потрепанные. Иногда попадались и новые, новые книги мне тоже нравились, они пахли типографской краской и не хотели раскрываться. Страницы новых книг часто были склеены, некоторые приходилось разрывать. В старых книгах я читал, что раньше перед прочтением книги приходилось разрезать страницу за страницей специальным ножиком. Ножика у меня не было, и я научился разделять страницы линейкой.
– Миша, я пятьдесят рублей нашел! Здорово. Это твои?
– Я же сказал.
– А почему они в книге лежат?
– Где им еще лежать? Нянечки книг не читают.
– Так ты деньги специально спрятал?
– Догадливый.
– А кто их сюда положил?
– Я.
– Ты не смог бы поднять книгу. Ты даже раскрыть ее бы не смог.
– Не смог бы.
– Но откуда здесь деньги? Кто–то конкретно их должен был сюда положить?
– Кто–то должен, но кто именно – не твое дело. Деньги мои, положил их туда я.
Я разглядываю купюру. Никогда в жизни я не видел таких больших денег. Купюра красивая, красивее, чем пятирублевка.
– Что ты делаешь?
– Разглядываю.
– Спрячь. Денег никогда раньше не видел?
– Не видел.
– Тогда быстро посмотри и спрячь.
– Зачем? Это ж деньги, на них купить можно что–нибудь.
– Что конкретно?
– Конфет, например, шоколадных.
– Можно, – тихо говорит Миша, потом набирает в грудь воздуха и медленно выдыхает.
Миша всегда старается глубоко дышать, когда нервничает. Я не понимаю, почему он нервничает.
– Тогда я сейчас. Передвину тебе ноги и поеду.
Я подъезжаю к Мишиной коляске, передвигаю его ноги, сдвигаю чуть в сторону его правую руку. Мне уже не надо объяснять, что нужно двигать и куда тянуть. Я слежу за Мишиными глазами и делаю все, как он хочет.
– Ты зачем деньги на столе оставил?
– Чтобы тебе ноги поправить.
– Надо было спрятать в книгу.
– Я ж только на пять минут.
– Никогда не оставляй деньги на видном месте. Понял?
– Понял.
Я беру купюру за угол в правую руку и толкаю коляску к двери. Деньги в руке не мешают мне ехать, все равно я могу толкать колеса только кулаками.
– Ты куда?
– За конфетами.
– Совсем с ума сошел?
– Ты же разрешил, сказал, что можно.
– Я сказал, что на пятьдесят рублей можно купить конфет, но я не говорил, что конфеты нужно покупать прямо сейчас.
– Так бы и сказал, что жалко денег, я бы понял.
Миша не нервничает. Первая волна раздражения у него уже прошла, и он разговаривает со мной совершенно спокойно.
– Посмотри на меня. Я похож на человека, которому жалко денег?
– Нет. Но я все равно ничего не понял. Я могу купить конфет или нет?
– Не можешь.
– Почему?
– Дурак потому что. Почему ты дурак, я тебе уже объяснял.
– Меня не волнует, почему я дурак, мне нужно знать, почему я не могу купить конфет или чего–нибудь другого, если ты не хочешь покупать конфеты.
– Что ты собирался сейчас делать?
– Конфет купить.
– Подробнее.
– Открыть дверь, выехать из комнаты, подъехать к лифту, подождать лифт, спуститься на первый этаж, выехать из корпуса, подъехать к воротам. Там всегда дедушки околачиваются. Попросить кого–нибудь из них сходить в магазин.
– Кого–нибудь, – повторяет Миша тихо, и я догадываюсь, что сказал очередную глупость. – Если даже предположить, что тебе удалось бы добраться до ворот интерната без происшествий, то план замечательный. Еще с деньгами в руке. При этом, наверное, ты собирался громко кричать: «Посмотрите на идиота, у которого есть деньги»?
– Нет. А что тут такого? Подумаешь, деньги в руке. Это же заведение для взрослых, здесь деньги не запрещены.
– Да уж точно не детский сад. И что бы ты стал делать, если бы кто–нибудь подошел к тебе и вытащил деньги из твоей руки? Ты же так любишь эти слова: «Когда–нибудь, где–нибудь, кто–нибудь, что–нибудь».
– Не знаю, кричать, наверное. Да зачем ему отнимать у меня деньги?
– Чтобы они были у него и их не было у тебя.
– Но это же нечестно.
– Тогда у тебя был бы шанс не только кричать, но и прочитать лекцию о честности. Начинай.
– Что начинать?
– Читать лекцию о том, как нечестно отнимать деньги у инвалида. Заодно можешь покричать. Только погромче кричи.
– Смысла нет. Зачем мне кричать на тебя и читать лекцию тебе?
– Смысл есть. Во всяком случае, я думаю, гораздо логичнее кричать с деньгами в руке, чем без денег. И лекцию гораздо логичнее читать мне, чем бывшему зэку или психохронику. Только не забудь еще про свободу, равенство и братство добавить. Я давно не слышал этой ерунды. И про справедливость не забудь.
– Я могу деньги в карман спрятать.
– Можешь. Ты же умный, почти гений. Спрятать деньги в карман – это ты сам догадался?
– Не сам. Но если деньги спрятать, то их никто не отберет, правда?
– Правда.
Я прячу деньги в карман трико.
– Правильно, – говорит Миша. – Деньги всегда лучше прятать в штаны.
– Все. Я все понял. Теперь можно ехать?
– Куда?
– К воротам.
– Можно. Куда хочешь можно ехать, только деньги на место положи.
– А конфеты?
– Да не нужна нам эта водка в таком количестве. Когда понадобится, я куплю, но одну бутылку, а не пять.
– Ты с ума сошел? При чем тут водка? Я же не за водкой еду.
Миша делает вид, что не слушает меня. Миша говорит спокойно, и я знаю, что когда он говорит, его лучше не перебивать. Если Мишу перебить, он также спокойно начнет монолог с самого начала.
– Бутылка водки стоит девять рублей десять копеек, – тихо продолжает Миша, – на пятьдесят рублей можно купить пять бутылок водки. Сдачу с водки продавщицы обычно не дают. Никто не станет ссориться с продавщицей из–за девяноста копеек. Тем более, что она в любой момент может позвонить директору интерната. Продавать водку обеспечиваемым запрещено распорядком заведения. Но тут случай особый. Сдача составит четыре рубля пятьдесят копеек. За такую сумму можно и поспорить. Это ж полбутылки водки. Четыре рубля она, конечно, не отдаст, но на рубль может и расщедриться. Так что при хорошем стечении обстоятельств ты получишь пакетик карамели. Горсть конфет за пятьдесят рублей – это круто. Сделка века.
