Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом
— Я бы хотела поговорить с вами о вас, — сказала Екатерина. — Ваш случай, разумеется, интересует меня с научной точки зрения…
— Я не против поговорить, — ответил Данилов. — Но только если это не превратится в ежедневное паломничество студентов и ординаторов.
Каждый врач знает, как тяжело порой приходится так называемым «тематическим» больным, активно используемым в учебном процессе.
— Нет-нет, что вы, никакого паломничества, только я, и то не чаще раза в неделю. И вы всегда можете прекратить наши встречи, если они станут вас раздражать.
— Тогда я готов, — улыбнулся Данилов. — Спрашивайте.
— Спасибо. — Екатерина улыбнулась в ответ. — Тогда первый вопрос – о ваших родителях и вообще о тех предках, которых вы помните или о которых вам что-то рассказывали. Что за люди, с каким характером…
— Скажите проще – что вас интересует моя наследственность.
— Ну да, конечно, Владимир Александрович, именно наследственность.
— Можно просто Владимир, без отчества… Что же касается наследственности, то кроме предрасположенности к гипертонии, пожалуй, ничего больше не назову.
— Я забыла вам сказать, что ваше имя и фамилия не будут фигурировать…
— Да я и так понимаю. «Больной Дэ» – вот мое имя.
— Примерно так. — Екатерина снова улыбнулась и что-то быстро записала в своем блокнотике. — А депрессии в роду не было?
— Я – первый, да и то только в последнее время.
— В анамнезе у вас травма черепа…
— Да, было такое.
— Как по-вашему, эта травма сильно повлияла на ваш характер?
— Да скорее всего никак не повлияла. Разве что головные боли сделали меня чуть больше раздражительным.
— Но в целом, глобально, никак?
— В целом – никак не повлияла.
— А вот ваша депрессия, она всегда вызвана какими-то посторонними факторами или же может возникать без видимых причин?
— Трудно сказать.
— Давайте иначе – беспричинной она бывает?
— Бывает.
Каждый ответ Данилова сопровождался пометкой в блокноте.
— Ваши мысли подчиняются вам?
— Да, конечно.
— Всегда?
— Всегда.
— Сила стрессового воздействия влияет на глубину депрессии?
— Конечно. Всегда влияет.
— Как вы чувствуете себя по вечерам? Лучше, чем утром?
— По-разному.
— А если подумать? Только не придумывайте, ладно?
— И если подумать, все равно по-разному. В зависимости от того, какой выдался день.
— Ну и самый любимый наш вопрос. — Еще одна улыбка. — Сами вы себя считаете больным?
— Я считаю себя нуждающимся в некоторой специальной помощи.
— А если точнее?
— Если точнее, то с точки зрения психиатров больными можно счесть все население планеты.
— Хорошо. А как вы себя чувствуете в периоды депрессии? Какие-либо соматические[7] явления бывают?
— Только головная боль.
— И все?
— И все.
— Вы часто вините себя в своих неудачах?
— Всегда. Глупо было бы обвинять кого-то другого. Глупо и бесперспективно.
— Вы склонны строить далеко идущие планы?
— Иногда. — Далеко идущих планов Данилов не любил хотя бы потому, что они никогда не сбываются – всегда что-нибудь да помешает.
— Вы часто плачете?
— Практически никогда.
«А сейчас она спросит, как я сплю, — подумал Данилов. — И поинтересуется, что меня больше мучает – невозможность заснуть или раннее пробуждение?»
Откуда пришла эта мысль, он не понял. Просто подумал – и все.
— Вас мучает бессонница. Владимир?
— Иногда.
«Надо же – угадал! Мысли, что ли, читать научился?»
— Вы плохо засыпаете или рано просыпаетесь и больше не можете заснуть?
— По-разному бывает. Иногда и всю ночь не сплю, но это редко.
— То есть вы не можете выделить…
— Не могу.
— Весной и осенью у вас не бывает спонтанного ухудшения состояния?
«Ну да, конечно! — озарила догадка. — Девушка проводит дифференциальную диагностику между шизофренией и психозом, вызванным какими-то объективными причинами! На фиг ей это надо? Или мой случай призван проиллюстрировать правильную постановку диагноза?»
— Вы – хороший врач?
Вопрос был неожиданным, и Данилов даже слегка смутился.
— Ну, не самый плохой, скажем так, — ответил он.
Наградой стала очередная улыбка. Улыбалась Екатерина искренне, душевно.
— А довольны ли вы своей карьерой?
— Нет, конечно, — признался Данилов. — Какая там карьера? Сплошное топтание на месте. Я не столько о должностях, сколько о профессиональном росте.
— С чем это «топтание» связано? С зависящими от вас факторами или не зависящими?
— И с теми, и с этими. Но то, что от меня зависит, я стараюсь менять.
— Удается?
— Не всегда.
— Спасибо, Владимир, мне так приятна ваша откровенность и доброжелательность.
— Взаимно, Екатерина. — Данилов не кривил душой – Екатерина и впрямь ему нравилась. Можно сказать – первый нормальный человек среди местного персонала.
Ну, не совсем местного – пусть кафедрального, но это, в сущности, одно и то же.
— Владимир, вы эмоциональный человек?
— Умеренно, без перегибов.
— С годами ваша эмоциональность меняется?
— Да, пожалуй. Эмоции немного притупляются.
— Наверное, это закономерно. А как у вас обстоят дела с утомляемостью? Не усилилась ли она в последние годы? Или вы с детства быстро устаете?
— Все зависит от режима. Начиная с осени днем учился, а вечером работа. Это, конечно, изнуряет.
— Спасибо, Владимир! — Екатерина захлопнула блокнот и встала. — Если вы разрешите, я загляну на следующей неделе.
— Всегда рад, — заверил Данилов. — Скажите, Екатерина, а можете ли вы прокомментировать мое лечение?
«Откажется? Или нет?»
— Это могут сделать только Тамара Александровна или Геннадий Анатольевич, — немного виновато улыбнулась Екатерина и упрекнула: – Вы же врач, Владимир, должны понимать.
— Я понимаю, — ответил Данилов. — Не берите в голову – это я так…
— Могу сказать только одно – здесь не самая плохая психиатрическая клиника в Москве. До свидания.
— До свидания, Екатерина.
Стоило только ей выйти из палаты, как Юра обернулся к Данилову и с завистью сказал:
— Ушлый ты мужик, Вова, все бабы только и липнут на твою херизму!
— Ты имеешь в виду «харизму» или что другое? — спросил Данилов.
— Все вместе, — ловко вывернулся Юра. — То Тамарка к тебе ластилась, то эта…
— Давай не станем развивать эту тему, — попросил Данилов.
— Давай, — охотно согласился Юра.
