Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом
Бредовый сон, бредовая жизнь, дурдом в голове, дурдом вокруг. Еще немного, еще чуть-чуть – и начнет казаться, что здесь, в дурдоме, он, Вовка Данилов, родился и вырос, и жил до сих пор, и продолжает жить. Если, конечно, это убогое беспросветное существование на грани сна и реальности можно назвать жизнью. А чем его еще назвать? Не смертью же? О, как же все это тягостно, муторно и несправедливо. За что такое наказание? Говорят, что наказания без вины не бывает? Бывает, еще как бывает! Если не без вины, какую-нибудь вину всегда можно найти, то хотя бы несоразмерно вине. Натворишь дел, образно говоря, на копейку, а получишь от судьбы тумаков на целый рубль.
Поистине – не умеешь вешаться, так и нечего начинать! Не умеешь вовремя останавливаться – не пей! Пить, кстати, не хотелось совершенно – от таблеток и без того голова дурная, ватная. Не до водки сейчас, совершенно не до нее. Хоть какая-то, а польза от лечения.
Есть и еще польза – головная боль с каждым днем все больше меняла свой характер, превращаясь из боли в тяжесть. Тоже неприятно, но переносить гораздо легче. Жаловаться Тамаре Александровне на головную боль и просить чего-нибудь обезболивающего не хотелось. Все равно толку не будет, если и назначит что-нибудь, так явно не то, что надо.
Вчера лечащий врач удивила. Сильно удивила. Данилов ожидал, что после всех высказанных им претензий Тамара Александровна вернется и с глазу на глаз предъявит ему какой-нибудь ультиматум. Или начнет угрожать. Или передаст его скорее всего вместе со всей палатой другому врачу – Маргарите Леонидовне, флегматичной особе предпенсионного возраста.
Вышло совсем наоборот. Безменцева вернулась в палату, устроила всем полный терапевтический осмотр – даже искала отеки на ногах и пыталась пропальпировать селезенку. Затем подсела к Данилову, словно невзначай накрыла его руку своей, и долго ворковала о доверии, взаимопонимании и присущем всем врачам гуманизме.
— А насчет нейролептиков вы, Владимир Александрович, право, зря, — упрекнула она. — В каждой специальности свои основные препараты. В кардиологии – бета-блокаторы и антагонисты кальция, у инфекционистов – антибиотики, а у нас – нейролептики.
— Насчет кардиологов и инфекционистов я бы с вами не согласился… — завредничал Данилов.
— Но насчет психиатрии – примите к сведению, — улыбнулась Безменцева.
Взгляд ее из колючего стал доверительно-проникновенным, в голосе появилась несвойственная ему мягкость, и вообще она была такая милая, такая понимающая, такая уступчивая… «Умеет же, сволочь, гасить скандалы! — восхитился Данилов. — Прямо на все готова, лишь бы доказать мне, какая она хорошая!»
Чтобы поскорее отвязаться от Безменцевой, Данилову пришлось сделать вид, что он ей поверил. Расстались внешне довольные друг другом, словно два одноклассника после двадцатилетней разлуки.
— Я немного изменила схему лечения… — уже на выходе «вспомнила» Безменцева.
И дураку было ясно, что ничего она не вспоминала – намеренно затронула этот скользкий вопрос сейчас, чтобы не вдаваться в подробности.
— Хорошо, Тамара Александровна. — Данилов уже решил, что больше никаких таблеток пить не станет, а воспользуется Юриным «методом». Хватит, поразвлекались, и будет!
— До свидания.
Безменцева ушла.
Вечером Данилов опробовал «метод» – спрятал таблетки за щекой, затем незаметно для соседей по палате выплюнул их в руку и направился в туалет. Медсестра ничего не заподозрила – на тех, кто глотал таблетки с готовностью, она не обращала внимания, подвергая досмотру лишь сопротивляющихся и нуждавшихся в уговорах. Как и во всех прочих ситуациях сработало правило: «Чем увереннее и естественнее держишься – тем меньше подозрений».
Кстати, сам Юра таблетки принимал исправно. Именно принимал, а не выплевывал, потому что к концу прошлой недели стал апатичным. Предположить, что он симулирует, Данилов не мог – это ж какой талант и какую выдержку надо иметь, чтобы не расслабляться ни на минуту в течение всего дня! Однако для себя самого Данилов сделал вывод – хотя бы на глазах у персонала надо вести себя так же, как и все прочие постояльцы отделения. Ходить медленно, можно даже – пошатываясь, на вопросы отвечать не сразу, а подумав, взгляд иметь равнодушный, голос – негромкий и зевать время от времени. Тогда ни у кого не возникнет подозрений, что больной Данилов игнорирует назначенное ему лечение. Надо сказать, что «доктор Данилов» звучит куда лучше, чем «больной Данилов», впрочем, доктор всегда остается доктором, даже во время болезни…
— Добрый день, Владимир Александрович, я к вам!
— Добрый день. — Данилов открыл глаза.
Знакомое лицо – девица из профессорской свиты.
Единственная, кого без натяжки можно назвать красивой. Тонкие черты лица, высокий лоб, красивый разрез глаз, уголки полных губ слегка приподняты – то ли улыбается, то ли просто от природы так. В каштановых волосах, собранных на затылке в узел, искрится рыжинка. В других обстоятельствах внимание такой особы непременно порадовало бы Данилова.
— Меня зовут Екатерина Романовна, можно просто Екатерина. Я – аспирант кафедры.
Слова «я – аспирант кафедры» Екатерина произнесла с заметной гордостью, даже голос зазвенел. Явно – первый год аспирантуры. И вид такой деловитый.
— Очень приятно. — Данилов отодвинулся к стене и указал рукой на край койки. — Садитесь, пожалуйста.
Если бы не регулярные походы в столовую (о, парадокс – больничная еде день ото дня казалась все вкуснее, или так и должно было быть?), то можно было бы забыть о том, что на свете существуют стулья.
— Спасибо. — Екатерина достала из кармана халата блокнот и ручку и села.
Открыла блокнот, поморщила лоб, словно решая какую-то проблему, и сказала:
— Мне бы хотелось провести с вами несколько бесед в научных целях…
— Мы не мешаем? — поинтересовался Юра, не сводивший глаз с Екатерины.
— Если вы не станете меня перебивать, то совершенно не помешаете, — с улыбкой заверила его Екатерина.
Юра отвернулся к стене, демонстрируя полное отсутствие интереса к беседе, но Данилов мог бы смело побиться об заклад, что сосед навострил уши и не намерен пропустить хотя бы одно слово. Славик дремал, лежа на спине, а Николай сидел на своей койке, не то погрузившись в думы, не то слушая «свои» голоса. Короче говоря – в палате создалась обстановка, располагающая к откровенному разговору.
— Я бы хотела поговорить с вами о вас, — сказала Екатерина. — Ваш случай, разумеется, интересует меня с научной точки зрения…
— Я не против поговорить, — ответил Данилов. — Но только если это не превратится в ежедневное паломничество студентов и ординаторов.
