Олег Рой - Украденное счастье
Через несколько дней Софи почувствовала, что у нее наливается и побаливает грудь и тянет поясницу. «Возможно, это ничего не значит, — уговаривала она себя, боясь поверить и потом жестоко разочароваться. — Такое иногда бывает перед менструацией». Потом вдруг открылась острая, несвойственная ей ранее чувствительность к запахам и стало тошнить по утрам.
— Что с тобой? — спросил за завтраком Анрэ, заметив ее состояние.
— Ничего-ничего, — спешно ответила она. — Видимо, паштет, который я ела вчера на ужин, оказался несвежим.
Взгляд Анрэ потух, и он, потеряв к ней всякий интерес, снова углубился в газету.
Каждый день Софи с тревогой и надеждой всматривалась в календарик, в котором, подобно миллионам женщин на земле, раз в месяц обводила числа. Послезавтра… Завтра… Сегодня… Должно было быть вчера, но один день ничего не значит, у нее и раньше случались задержки… Позавчера… Три дня назад… Неделю… Десять дней…
— Поздравляю, фрау Орелли, вы беременны! — сказал, наконец, врач, снимая резиновые перчатки. — Насколько я могу судить, срок еще небольшой, недель, может быть, пять. Но этого уже достаточно, чтобы точно диагностировать беременность. Что с вами? Вам плохо? Сестра, сестра, скорее сюда!
К счастью, обморок был кратковременным и, как ее заверили, неопасным.
— Такое иногда бывает с дамами в вашем положении, — успокоил доктор. — Старайтесь не носить тесного белья и как можно чаще бывайте на воздухе.
Весь день она не находила себе места, не зная, как сообщить такую новость Анрэ. Звонить в банк она не решилась, а он, как назло, в тот вечер очень задержался и приехал, когда большие часы в столовой уже пробили девять.
Он пришел хмурый, чем-то озабоченный, отказался от ужина — видимо, уже поел в городе с кем-то из нужных людей. Анрэ хотел сразу подняться наверх, но она его остановила.
— Дорогой, нам надо поговорить.
— Ну что еще? — недовольно пробурчал он. Не иначе, ожидал, что она сейчас снова попросит денег. Но сегодня его реакция ничуть не обижала Софи. Ее всю переполняло радостное возбуждение и предвкушение.
— Присядь, пожалуйста! Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да нормально я себя чувствую! В чем дело? — Он уже начал раздражаться.
— Мне надо тебе кое-что сообщить… Ты только не волнуйся…
— Да что случилось, черт возьми?…
— Дорогой… Я беременна.
Что тут началось! Анрэ сначала встал, потом снова сел, обхватив руками голову, потом вскочил, схватил Софи в охапку и закружил с ней по комнате:
— Софи… Софи-и… Любимая, дорогая, обожаемая моя!
— Осторожно! — счастливо смеялась она. — Ты меня уронишь.
— Да-да, конечно. — Он бережно опустил ее, стал на колени, обнял ее ноги и зарылся лицом в юбку. — Сколько, сколько ей?
— Кому — ей? — не поняла Софи.
— Моей девочке.
— Но, Анрэ! Ребенок еще не родился, откуда ты знаешь…
— Да-да, — перебил ее Анрэ, блаженно улыбаясь. — Я помню — девять месяцев. А сколько она уже там сидит?
— Около пяти недель.
— Пять недель… Боже, какое счастье! Уже пять недель у тебя в животе моя крошка, а я ничего не знал… Постой, так что же это получается? Она родится… Сейчас-сейчас… В июле!
— Да, по моим подсчетам тоже получилась середина июля.
Анрэ вдруг взял хрустальную рюмку, стоявшую на комоде, и с размаху швырнул ее на пол.
— Ты что делаешь?! — Софи с изумлением взирала на чудачества мужа.
— Есть такой обычай в России. Надо бить посуду на счастье, чтобы оно, счастье, не отвернулось.
— Чушь какая-то!
— Ничего не чушь. В приметах заключена народная мудрость.
С этими словами он подошел к антикварной вазе, которой очень дорожил и — Софи даже охнуть не успела — с явным наслаждением обрушил на пол и ее.
С того дня Анрэ полностью переключился на ожидание дочки. Странное дело, у него не было ни малейшего сомнения в том, что родится именно дочка.
— Непременно будет девочка, это факт, — говорил Анрэ. — И не спорь со мной!
— Ну а если все-таки мальчик?… — спрашивала Софи.
— Нет, девочка, — стоял на своем Анрэ.
— Странно. Все мужчины хотят сыновей, наследников. Представляешь, такой же, как ты: твои глаза, твой ум, твое нахальство…
— Нахальство?…
— Ну да, твое нахальство. Ты ведь бываешь такой… такой напористый, такой бесшабашный…
— Нет, мальчик мне не нужен, — решительно заявил он. — Я хочу только девочку.
— Анрэ, милый, это ж не от нас зависит… — она даже растерялась.
— Софи, я очень прошу тебя, пусть это будет дочь! Или…
— Или — что?
Ей очень хотелось бы обернуть этот становящийся неприятным разговор в шутку. Но выражение лица Анрэ не оставляло никаких сомнений в его абсолютной серьезности.
— Или мы расстанемся.
— Ты что, ненормальный? — Софи повысила голос почти до крика.
— Может быть, ты права, и я ненормальный… Но пойми ты, мне нужна, мне необходима именно девочка…
Что это с ним? Нос морщится, голос дрожит… Такое чувство, что Анрэ сейчас заплачет.
— Успокойся! — Софи торопливо обняла мужа. — Я очень постараюсь и рожу для тебя девочку.
— Маленькую такую. — На глазах Анрэ все-таки заблестели слезы. Он уткнулся лицом в ее грудь, продолжая бормотать: — Беленькую-беленькую, с золотистыми волосиками и карими глазками… Обязательно чтобы с карими глазками…
Софи гладила его по затылку, по шее, по спине… Но нежности в ее сердце не было — туда впервые заглянула ревнивая обида. Эти слезы, эти трогательные интонации относились не к ней, а к их еще не родившемуся ребенку, перед которым она уже сейчас должна была отойти на второй план…
Теперь вечерами Анрэ снова торопился домой, много времени проводил с женой, часто разговаривал с ней. Но тема у этих бесед была лишь одна — их ребенок, которого он упорно считал девочкой. Анрэ никогда не спрашивал у жены: «Как ты, как твое здоровье?» — всегда только: «Как там она, как чувствует себя моя малышка, моя крошка, моя доченька?» Он строил грандиозные планы, часами мог рассказывать, как будет воспитывать девочку, во что одевать, чему учить, что запрещать и что разрешать. Софи эти разговоры сначала забавляли, потом начали раздражать, а к концу срока и вовсе стали выводить из себя.
Беременность протекала довольно легко, большую часть времени молодая женщина чувствовала себя неплохо и готова была вести прежний образ жизни, но муж категорически запретил ей это. «Теперь для тебя в целом мире существует только одно — материнство, — заявил он. — И ты всегда должна помнить об этом!»
Режим дня будущей мамы был расписан чуть не по минутам, и Анрэ внимательно следил за тем, чтобы график соблюдался неукоснительно. Она должна была питаться строго по часам, есть и пить все только самое свежее и полезное, причем в точно определенных количествах, совершенно независимо оттого, какой у нее аппетит. Случались дни, когда Софи вообще не хотелось есть, тошно было даже смотреть на пищу, а иногда она, напротив, умирала от голода и готова была слопать целого быка — но, что бы она ни чувствовала, на столе перед ней была всегда одинаковая порция салата, или каши, или рыбы, или отварного мяса, или пресных овощей. Даже фрукты, которые выбирал для нее Анрэ, — и те, казалось, были всегда одного и того же размера. Ни оставить еду на тарелке, ни попросить добавки, ни пожелать чего-нибудь «вредного» было нельзя. Об остром, соленом, сладком — всем том, чего обычно так хочется беременным, Софи вынуждена была забыть. Ее робкие возражения тут же пресекались неопровержимым аргументом: «Ты что, хочешь вреда нашей девочке?» Разумеется, она не хотела вреда будущему ребенку и, смирившись, делала все, что говорил муж.
