Николай Прокудин - Второе азиатское нашествие
Матюхин судорожно теребил мочку уха и нервно ковырял в носу, и не знал, что ему сделать, чтобы успокоить организм. Нос расковырял до крови, а ухо уже заболело. Тогда он налил полстакана водки, выпил, не закусывая, и вроде бы полегчало. Жаль, но в последнее время алкоголь плохо помогал.
Нынче ночью опять с докладом явился нервный геофизик Грохольский и срываясь на крик известил, что операция прошла в целом успешно, хотя её побочные эффекты вышли из–под контроля.
- Господин Президент! Взрывы создали разлом земной коры, который вызвал глобальную и непоправимую катастрофу планетарного масштаба! Многочисленные землетрясения, оползни, сели, наводнения принесли масштабные разрушения и многотысячные жертвы среди населения!
- По какой реке прошёл разлом? По Енисею или по Лене?
Матюхина больше волновало не количество жертв, а сколько территории удастся удержать за собой.
- По Енисею и Ангаре, — с горечью доложил ученый.
- Вот черт! Эх, значит, Якутия тоже отвалит от нас со своими алмазами и прочими ископаемыми…
Грохольский с презрением и недоумением смотрел на это бездушное ничтожество. Пожилой учёный буквально лишился дара речи от ужаса, осознав, кому доверено управление страной, и ничего не мог произнести в ответ. Наконец, он нашёл в себе силы вновь повторить свой вопрос:
- А как же жертвы? Что Вы собираетесь предпринять для спасения населения?
Президент ничего не ответил геофизику, брезгливо скривил рот и дал рукой знак помощнику, чтобы они удалились.
Итак, дело сделано! Жертвы — это мелочи, людишки и так каждый день мрут. Главное власть сохранить! Ну, а этот катаклизм будет списан на происки азиатов. Едва Грохольский в сопровождении охраны покинул кабинет, Матюхин сразу вызвал начальника службы безопасности и отдал приказ: слишком много знающего ученого, и тем самым чрезвычайно опасного свидетеля, немедленно расстрелять! Казнить как заговорщика и диверсанта без суда и следствия, а заодно с ним всех участников проекта. Пора было проводить операцию прикрытия и заметать следы. Теперь дело за прессой и телевидением, идеологическим бойцам не привыкать чёрное превращать в белое и наоборот…
Бурная и мутная вода прибывала три дня. Казалось, что река больше вообще не двигалась в сторону Байкала, а напротив, потекла к Монголии. Постепенно образовалось широкое водохранилище. Со стороны выглядело, что Селенга встала, но на самом деле вода прибывала и прибывала. К вечеру на позиции батальона отступили два десятка оставшихся в живых казаков, тех, что держали оборону у разрушенного моста. Раненный в руку есаул Бунчук долго матерился и, пока его не напоили самогоном, всё не мог унять свою ярость. Он поведал комбату, что севернее обороны более не существует, её полностью смыло волной, сотни две китайцев попытались преследовать отступающих, но казаки успели заминировать дорогу, противник задержался, они сумели оторваться и запутать следы…
Передышка была не долгой, на исходе дня с далекого противоположного берега показались лодки и плоты, плотно набитые вражескими солдатами, которые быстро плыли по водной глади. Часовые вовремя заметили перемещение плавсредств, забили тревогу, и командиры рот тотчас оповестили Озоруева.
- Вывести танки и бронемашины на прямую наводку и утопить!
Огонь–огонь! — скомандовал Максим бронегруппе, и сам, забравшись в танк, начал наводить орудие на ближайшую лодку.
- Заряжай! — скомандовал комбат тщедушному танкисту и когда тот дослал осколочный снаряд, нажал на электроспуск орудия.
Бум–м–м! — громко бухнуло 125–милиметровое орудие, и выпущенная тяжёлая болванка чуть- чуть не долетела до большого баркаса. Прямого попадания не вышло, однако всплеск от разрыва поднял воду фонтаном и перевернул лодку вверх кормой. Озоруев вошел в азарт. Снаряд за снарядом, пулеметная очередь за очередью летели по направлению к реке, сея неминуемую смерть.
Бой был жестоким, но скоротечным. Последние защитники прибайкальских рубежей многострадальной России стреляли почти наверняка дольше часа, пока не утопили последнюю вражескую лодку. Азиаты гибли сотнями: убитые сразу шли на дно, а раненые и невредимые верещали и барахтались в воде, хотя тоже вскоре отправлялись на корм рыбам и ракам. Ни один плот не повернул назад, но и не доплыл до цели. Это была победа! Около полусотни ополченцев всё же выбрались на берег, но и этим не удалось закрепиться и захватить даже крошечный плацдарм, их перестреляли в упор из пулемётов, автоматов, забросали минами. Очередное наступление захлебнулось, десантная операция противника вновь полностью провалилась.
Озоруев спрыгнул с башни и попытался вытереть ладонью липкий пот с лица, однако только размазал по нему грязь и пороховую гарь. Откуда–то со стороны подскочил Шмуклер, который трясся как в лихорадке, мычал и плакал, но ничего не мог толком произнести.
- Что с тобой? Контузило?
Шмуклер отрицательно замотал головой и что–то попытался сказать, но у него не вышло, и он замычал и громко зарыдал. Пощёчина, щедро отвешенная Максимом, немного привела в чувство чересчур эмоционального начальника штаба.
- Там, там, там…
- Что там? Говори толком, Изя, не зли меня!
Шмуклер, всхлипывая, схватил Озоруева за руку и потянул к окопам. Они почти бегом преодолели метров сто и остановились возле большой воронки, образовавшейся в результате взрыва крупнокалиберного снаряда.
- Тут!
- Что тут? Ну? Кто здесь был, говори!
Изя, наконец, прекратил всхлипы и тихо вымолвил:
- Дормидонтенко и оба братика… Одним снарядом накрыло их пулемётный расчет. Разорвало в клочья. Всего–то десяток снарядов упал на позиции, и лишь один точно в яблочко. И именно в них! Такая нелепость…
- Млин! Дьявол! — прорычал комбат и сорвал с головы кепи. Слезы выкатились из глаз, он крепко зажмурился, но быстро взял себя в руки. — Найдите то, что от них осталось, и похороните с почестями! Хотя нет, пожалуй, лучше воронку превратить в братскую могилу: присыпать землёй, холмик соорудить и крест поставить. Организовывай захоронение, а я пойду дальше командовать…
Едва схватка стихла, только–только солдаты успели перезарядить орудия и пулеметы и приготовиться к новому бою, как на противоположном берегу, действительно, опять показались тысячи темных точек. Они быстро вошли в воду и так же быстро плыли. Новая волна пехоты форсировала реку без плавсредств, держась за доски, за брёвна, за надутые автомобильные шины. Китайцы упорно и настойчиво продвигались к району обороны.
-Достали! — взвыл комбат и крепко матюгнулся. — Сколько же вас! Прут и прут, как муравьи!
Теперь перед батальоном стояла задача более сложная: приходилось вести огонь по большому количеству малых целей. Снайперы, автоматчики и пулемётчики выбирали каждый себе приглянувшегося пловца и стреляли, пока тот не исчезал в пучине. Азиаты пытались оказать огневое сопротивление, но очень слабое. Редкие выстрелы из автоматов и карабинов почти не причиняли вреда обороняющимся.
Этот бой длился дольше предыдущего, почти три часа. Но, в конце концов, десантная операция вновь захлебнулась, и немногие, оставшиеся в живых, отступили. Озоруев в принципе не питал особых иллюзий на то, что это была последняя схватка, он ожидал, что основной удар противника придётся на ночь. А если интервенты бросят в наступление дивизию или даже две, то, обороняющимся, конечно же, не хватит стволов, чтобы расстрелять тысячи и десятки тысяч ополченцев, плывущих одновременно.
Едва бой стих, как вновь ожил спутниковый телефон и знакомый начальственный голос осведомился у Озоруева:
- Комбат! Ты там что творишь? Белены объелся!?
- Никак нет, мой генерал! Веду бои местного значения, отражаю атаки противника…
На том конце связи раздался громогласный рык:
- А кто тебе велел сражаться? Какого хрена?
- А мне не надо велеть! Раз уж не дали эмигрировать на чужбину, а затем против воли загнали к черту на рога, то я теперь сам решаю, как мне жить и воевать…
- Ну–ну! А знаешь ли ты, полковник, что тебя уже списали со счетов? И тебя, и твоё потешное войско. По всем раскладам в Кремле и Генштабе, ты давно покойник. Своим активным сопротивлением ты мешаешь мирному переговорному процессу. Устроил третью мировую войну, понимаешь ли. Мать твою! Через два часа по твоим позициям нанесут ракетно–ядерный удар и тактические ракеты сметут с лица земли даже воспоминания о батальоне, не говоря о ваших телах и следах. Повторяю, у тебя на спасение почти не осталось времени. Уноси ноги, комбат! Конец связи!
В трубке что–то щёлкнуло и затрещало, связь прервалась. Озоруев в оцепенении простоял пару минут, а в голове пронесся рой сумбурных мыслей: что делать, куда бежать, успеем ли? Затем комбат вышел из забытья и развернул бурную деятельность.
- Шмуклер! — рявкнул Максим. — Дорога каждая минута! Приказываю: срочно сниматься с позиций и грузиться на технику! Готовность к началу марша — через полчаса!
