Марчин Вроньский - Нецензурное убийство
Младший комиссар усмехнулся себе под нос. Старший сержант Анинская не походила на человека, у которого вообще есть имя. А уж тем более — Наталька! Во время налетов на подпольные бордели она не боялась входить ни в одну берлогу. Вроде бы в ходе одной такой акции лично обезвредила типа, который бросился на нее с ножом.
— Есть еще кое-что … — начал Зыга, когда они вышли в маленький дворик у парадного входа. Огороженный сзади главным зданием комиссариата, а с боков его крыльями, с газоном и клумбой, он был бы вполне приятным уголком, где можно посидеть и почитать газету. Был бы — если б не то, что даже типографская краска здесь пахла криминалом. И человек, открывая «Голос» в поисках кинорецензий, невольно натыкался, например, на такие откровения: «…Евреи являются рассадниками порчи. Торговля живым товаром, содержание тайных лупанариев и сводничество и т. п. болячки — в огромной степени дело рук евреев. А при этом — и прежде всего — эти практики, в которых специализируются евреи, значительно растлевают окружение, в котором они находятся…»
— Да, кстати: ты когда-нибудь видел еврея в борделе? — спросил Зыга, чьи мысли устремились за этой неожиданной ассоциацией. Возможно, у него уже была зацепка, которую он искал…
— Бордель — это как рай земной, пан начальник. Поляк и еврей, коммунист и националист, порой, случается, и ксендз… А вы кого-то конкретного имеете в виду?
Они перешли улицу и свернули направо, в сторону Литовской площади.
— А вот, например… председателя Гольдера?
— Председателя Липовского? Где ему, пан начальник. Жена, дети, дом, благотворительность и прогулки на свежем воздухе… К тому же выкрест, а значит, можно сказать: поляк, католик. А что за наводка? — вспомнил агент.
— Давай по очереди. Сначала завтрашний вечер, и даже не говори мне, что условился с какой-то барышней в кино. Мы идем в «Европу».
— У вас что, именины? — заржал Зельный.
— На попойку не рассчитывай. Скромное угощение за счет фирмы. Будешь следить за профессором Ахейцем и адвокатом Леннертом.
— Это же вроде… ваш друг? — Удивленный агент приподнял шляпу и тут же на всякий случай поправил прическу.
— У полицейского друзей не бывает… — начал Зыга и мысленно закончил: «…только знакомые и подозреваемые». — Я хочу знать, о чем они будут говорить. Ты парень симпатичный, а значит посидишь в зале. Фалневича пошлю в холл, а сам подожду внизу. Ага! — обрадовался он, заметив на стоянке такси. — Вот и пан Флорчак! Наконец-то что-то идет как надо. Он нам тоже может пригодиться.
* * *Флорчак редко когда соблюдал ограничение до сорока в час, но во время быстрой езды на Фоксаль — а он был из числа тех, которым как кость в горле становилось новое название улицы «1 Мая» — они с Мачеевским успели договориться на следующий вечер. Таксист должен был ждать на углу Краковского и Костюшки, чтобы не бросаться в глаза посетителям ресторана и постояльцам отеля.
— Рассчитаемся как обычно, да, пан Флорчак? — спросил Зыга, высаживаясь из машины.
— А я разве жалуюсь, пан комиссар? — Шофер отпустил тормоз и поехал к вокзалу.
Два следователя вошли в комиссариат. За столом, огражденным барьерчиком, сидел молодой участковый и что-то писал чудовищно скрипящим пером. Перед ним раскачивалась, как еврей в синагоге, толстая женщина под пятьдесят и без конца твердила:
— Матерь Божия, Матерь Божия…
Полицейский поднял глаза на входящих, бегло оценил их взглядом, после чего указал на лавку под окном.
— Ждать здесь. Сейчас закончу.
Зыга осознал, что комендант Собочинский, однако, кое в чем относительно его внешности был прав. Он вздохнул и вытащил из кармана металлический служебный значок.
— Но у нас назначено, — язвительно пробурчал он.
— Извините. — Участковый отложил ручку. Баба удивленно смотрела на стоящего рядом с ней мужчину с угловатым небритым лицом и сломанным носом. Беззвучно повторив еще раз: «Матерь Божия», она умолкла.
Участковый отворил калитку и кивнул прибывшим на дверь. Узкий коридор вел к следующей, которую заслонял собой высокий статный полицейский. Зыга подошел к нему, не убирая своей бляхи.
— Пан комиссар Мачеевский? — удостоверился полицейский.
— А что, не похож? — буркнул Зыга.
В небольшом кабинете, развалившись на стуле, сидел за столом полицейский с нашивками прапорщика, начальник комиссариата Шевчик. Посреди комнаты Фалневич поднимал только что опрокинутый стул. Рядом вставал на четвереньки паренек в клетчатом пиджаке и рваном свитере в елочку. Его расстегнутая рубашка-апаш живописно мела выкрашенные коричневой краской доски пола.
— Что с ним? — спросил Мачеевский.
— Ничего, пан начальник, — пожал плечами Фалневич. — Очень неудачно споткнулся и…
— Растяпа! — неодобрительно проворчал Зыга, придавив ногой апаш поднимающегося паренька. Хулиган снова чуть не зарылся носом в пол. — И что-то там пропел?
— К сожалению, пока ничего, — скривился агент. — Но время еще детское…
Бандит поднял взгляд от стоптанных ботинок младшего комиссара. Увидел здоровяка с несвежей физиономией и сломанным носом. Подумал, что уж этот-то круто перейдет к делу, однако мент тут же утратил к нему интерес. Пожал руку прапорщику и присел на подвинутый ему стул. Закурил.
— Мы обнаружили при нем вот это. — Шевчик насадил на карандаш застежку ремешка золотых часов. — «На десятую годовщину свадьбы — любящая Хелена», — прочитал он выгравированную надпись. — Ты женат? — обратился он к пареньку, которого Фалневич как раз усаживал на расшатанный стул. — И уже десять лет?! Даже цыган так рано не женится!
— Звать тебя как? — спросил Зыга.
— Игнаций Кисло alias[46] Мелкий, шестнадцать лет, три класса начальной школы, безработный.
— Безработный, — повторил младший комиссар. — А часы с пособия?
— Это не мой «косиор», — нехотя взвыл Мелкий. — Я нашел, шел вернуть…
— А от участкового сбежал, чтобы он часы не украл. — Фалневич поправил пальто, как будто случайно заехав парнишке локтем в ухо.
— Шел вернуть, — повторил Мачеевский то ли утвердительно, то ли вопросительно. — Так тебе, наверное, интересно узнать, кто часики потерял, а? Тебе не повезло, потому что это некий типчик, который получил пером в почку. А где нашел? Здесь поблизости?
Паренек кисло кивнул.
— Это тоже чрезвычайно любопытно, потому что того типа убили в другом месте. У него было еще что-нибудь? — повернулся Мачеевский к прапорщику.
Шевчик показал лежащие на столе две банкноты по десять злотых, немного мелочи и пружинный нож. Зыга кивнул прапорщику, и они отошли к подоконнику. В зарешеченное окно виднелся грязный двор с чахлым деревцем и переполненными помойными баками.
— На ваш взгляд, он? — спросил младший комиссар.
— Нет, кореша, — решительно заявил Шевчик. — Но ему прекрасно известно кто. Округа всегда все знает. Когда был взлом табачной лавки, несколько недель весь Косьминек вместо махорки курил египетские, высший сорт. «Нашел», «в магазине перепутали»…
Прапорщик хотел еще что-то добавить, но его прервал телефонный звонок.
— Это вас. — Он передал трубку Мачеевскому.
— Да? — спросил Зыга.
— Салют, Зыга, два вопроса, — услышал он голос Крафта. — Я послал Гжевича в ломбарды, и подтвердилось. Ежик оставил часы на Кармелитской в среду, забрал в понедельник. Ростовщик обратил внимание на его бумажник, бабло едва в нем помещалось.
— Ну-ну, делает успехи, — заметил Мачеевский.
— Гжевич? Да. Кроме того, вернулся Вилчек. Проверил тебе этого свидетеля… — Генек зашелестел бумагами. — Адама Гайеца. Расспрашивал о связях с Биндером и с Ежиком, но пока ничего конкретного. Хочешь подробности?
— Раз ничего конкретного, то нет. Что-то еще? Потому что я занят.
— Нет, до завтра.
Мачеевский положил трубку и снова пригляделся к задержанному. Фалневич и Зельный прохаживались за его стулом так, чтобы, не поворачивая головы, он мог видеть только одного. Хулиганский взгляд парня контрастировал с его по-детски пухлыми щечками. Зыга заметил, что он все с большим трудом изображает из себя взрослого бандита. Один верный ход — и расколется.
Младший комиссар развернул стул и уселся верхом.
— Можешь дальше косить под идиота, — сказал он. — Сейчас нам надоест, и мы вместе с каким-нибудь полицейским отвезем тебя в район. И ручки пожмем на прощание. Ты не особо красноречив, а значит, недолго продержишься, убеждая дружков, что никого не заложил.
— На коленях в комиссариат приползешь, как на Ясну Гуру[47] какую, — добавил прапорщик. — Если сумеешь…
Мелкий сначала буркнул, что часы выиграл в карты у друга соседа, а потом из него постепенно вытянули, что какой-то Усач задал шайке мокрую работу на Жмигруде, что в ней принимал участие Куцый, он же Сташек Бигай. Однако об убийстве Биндера на Краковском Предместье шпана не имела понятия, остальной Косьминек тоже нет, разве что по слухам. Мелкий раскололся полностью, говорил о взломах складов на железнодорожной ветке, об избиениях и кражах, но это были не те дела, которые интересовали Зыгу. Наконец они добрались до той точки, дальше которой тот уже действительно ничего не знал.
