Марчин Вроньский - Нецензурное убийство
— К делу: кто его заложил? — рявкнул Зыга.
— Баба, жидовка. То ли Шайман, то ли Шийман, не помню, но в рапорте все есть.
— А чего в нем нет? — Мачеевский неспешно двинулся в сторону писсуаров, тесня агента все ближе к луже у сливной решетки. — А то я вспомню, кто год назад продал писакам…
— Пан младший комиссар, тут дело совершенно ясное, — поспешно заверил его агент. — Я знаю, что пан младший комиссар запретил его слишком искать. И никто не искал, клянусь! Эта бабенка выдала его из ревности. Они с ней повздорили, а как он заснул, она бегом до комиссариата.
Каблуки Дудажа уже на полсантиметра погрузились в грязную воду. Мачеевский через его плечо глянул на Зельного. Тот поразмыслил. «Не врет», — произнес он одними губами.
— Я правду говорю, пану младшему комиссару Томашчику свезло, как слепой курице…
— Ладно, — оборвал агента Зыга. — Сходили в туалет, и за работу. И рот на замок, так?
Дудаж кивнул и щелкнул каблуками так, что аж вода с пола брызнула.
* * *— Имя, фамилия, имя отца! — орал Томашчик.
— Владимир Ульянов, Ильич, — ответил спокойно Закшевский.
— Имя, фамилия, имя отца!
— Вы меня сломали, пан начальник. Лев Бронштейн, Давыдович…
— Томашчик, можно тебя на минутку? — Мачеевский пошире открыл дверь.
— Не видишь, Зыга, я занят?! — рявкнул тот. — Если кто-то выпускает коммунистов, кто-то другой должен их хватать.
— Пан комиссар, это важно, — поторопил официальным тоном Зыга.
Томашчик нехотя встал из-за стола и, обойдя по широкой дуге сидящего перед ним на стуле подрывного редактора, подошел к Мачеевскому.
— Не зови конвоира, Зельный за ним присмотрит.
— Не сомневаюсь, — скривился Томашчик, одарив разодетого агента буравящим взглядом.
Они встали в коридоре рядом с внушительной плевательницей, которую весь отдел использовал как пепельницу.
— Закуришь? — примирительно спросил Мачеевский, вытаскивая свои «Сокол».
— Быстрее, Зыга, не трать время!
— Ладно… — Младший комиссар убрал папиросы. — Слушай, отпусти Закшевского.
— А с чего бы?! — буркнул Томашчик, поправляя очки. Зыга заметил, что они сами сползали у него по потной переносице.
— Потому что это мой информатор. Он нужен мне в городе, а не в кутузке.
— В таком случае — никаких проблем. — Томашчик пожал плечами. — Покажи мне его фамилию в списке сотрудников, и он тут же будет свободен.
Мачеевскому очень хотелось схватить этого охотника на коммунистов за лацканы пиджака и со всей силы шмякнуть о стену.
— Ты прекрасно знаешь, что не найдешь его ни в одном списке, — проговорил он, стараясь сохранять спокойствие. — И еще лучше знаешь, сколько пользы от таких неофициальных информаторов.
— Меня не касается, умеет ваш отдел использовать стукачей или нет. Однако имеются инструкции, директивы…
— Томашчик, ты откомандирован сюда и находишься у меня в служебном подчинении, — ледяным тоном напомнил Зыга.
— Не в служебном, только в оперативном, — с улыбкой уточнил тот.
— Холера ясная, о чем ты говоришь?! У тебя есть, за что его сажать? Хочешь выставить себя идиотом — твое дело. Но это заденет и мой отдел.
— А-а-а, так речь идет об отделе! — театрально выдохнул Томашчик. — Ну тогда не беспокойся. Я не упеку Закшевского.
— Ну и дальше? — Зыга закурил. Он должен был чем-нибудь занять руки до тех пор, пока здравый рассудок не возобладает над рефлексами боксера.
— Ну и дальше, Закшевский официально учится в университете, так? И пока он учится, он освобожден от военной службы. Однако когда ксендз-ректор ответил на мой звонок и выслушал, что у меня было ему сказать, то решил вычеркнуть его из списка студентов. Я сразу же известил об этом уездную комендатуру пополнения личного состава. В штрафных ротах пехоты всегда найдутся вакансии. Кто знает, может быть, там его научат уму-разуму быстрее, чем в Замке.
— Адольф, ты это по глупости творишь или по убеждению?
— А ты, Зыга, прикрываешь его как старого знакомого, — Томашчик поправил очки, — или, может, ты сам красный?
Он выждал с минуту, наслаждаясь зрелищем стиснувшего зубы Мачеевского. Однако поскольку тот ничего не ответил, вернулся в комнату. Он больше не спрашивал у Закшевского его имя, фамилию и имя отца. Зыга услышал только его злорадный смех, а потом Томашчик начал напевать кавалеристскую песню:
Если рядом нету милой
Унывать не стоит,
Ты вино с друзьями пей, пей,
Коммунистам морду бей, бей!
Настанет час, и эти гады
Будут навытяжку стоять,
Тогда ничья рука не дрогнет
Им морду красную надрать!
— Кавалерист, ядрена мать! — рявкнул в рифму Мачеевский.
* * *Телефон заливался как бешенный. Зыга с Крафтом переглянулись, отвечать или нет. В конце концов Мачеевский потянулся за трубкой.
— Что?! — воскликнул он почти тут же. — Нет, к нам его не вези! Сейчас сам приеду.
— Случилось что-то? — спросил заместитель.
— Фалневич звонил из Двойки. У них там паренек из Косьминека. С часами Ежика. А я не хочу, чтобы Томашчик о нем пронюхал.
— С тобой поехать?
— Спасибо, я лучше возьму Зельного. Это может оказаться не в полном согласии с буквой закона.
— Зато с духом — да? — скривился в кислой улыбке Крафт.
— С духом — как нельзя более.
Зельный был у старшего сержанта Анинской из «аморалки». Они на пару допрашивали очередную жмигрудскую проститутку. Агент менял лицо как хамелеон: только что кивал головой с пониманием: мол, да, в наше время трудно заработать пару грошей, и тут же грозился отобрать санитарно-бытовую книжку. Слышно было даже в коридоре.
Мачеевский на минуту задержался у двери. Не хотел прерывать: допрос как раз входил в решающую фазу.
— Не знаю я ничего, пан полицейский, — повторяла проститутка. — Я ничего…
— А знаешь, сколько лет получишь за пособничество в преступлении?! — прорычал Зельный.
— Ну и дура ж ты, курва! — поддержала его зычным голосом старший сержант Анинская. — Мы тебя домой отпустить хотим, а ты сама себя на нары толкаешь…
— Когда выйдешь из кутузки, может, тебя куда-нибудь прачкой и возьмут, — сладким голосом предсказал агент. — Потому что шить и кроить ты явно не сможешь.
Зыге не пришлось долго ждать. Она повернул ручку двери, услышав, что девица начинает припоминать цензора.
— Добрый день, пани старший сержант. — Мачеевский кивнул полицейской.
Крупная Анинская, вскакивая со стула, едва не опрокинула стол. Зыга знавал несколько таких женщин с характером и габаритами мужчин, которые рубят правду-матку без всяких словесных изысков. Большинство их успешно содержали третьеразрядные забегаловки, как, например, хотя бы одна из сестер, владелиц ресторации на Костюшко, рядом с редакцией «Экспресса» и «Голоса». Те посетители, что поспокойнее, называли это заведение «Под тринадцатью сиськами», но те, которые имели несчастье быть выставленными оттуда силой, скорее говорили «Под кулачищем».
Увидев в глазах проститутки тень надежды, младший комиссар понял, что несколько поспешил сюда зайти. Впрочем, Зельный выкрутился блестяще.
— Прошу прощения, пан комиссар, я знаю, что арестантская каретка из Замка уже должна ехать. — Он взглянул на часы. — Ладно, пишите расписку, пани старший сержант, и грузим туда эту шлюху!
Девка как будто увяла. Либо она имела весьма смутное представление о том, что не так-то просто на счет «раз» прямо из комиссариата упечь кого-то в камеру для уголовников. Либо же ей было известно, что существует задержание на 48 часов, обязательный протокол и прочие более мелкие фликовские штучки, но сейчас она узнала этих двоих. Альфонс и бандит, сыщики, которые приходили на Жмигруд сразу после обнаружения трупа. Может, они что-то знали?
— Ну, не так, чтобы совсем ничего… — начала она, стиснув пальцы на потертой сумочке. — Ну, вроде бы он был у меня… Да, этот, который на фото. Но, господа полицейские, — она томно посмотрела на Зельного, — вот вас я бы надолго запомнила, а тот какой-то такой… никакой. Пришел, спустил и все.
— Итак, давай все сначала! — Анинская обмакнула перо в чернильницу. — Он тебе что-нибудь говорил?
Мачеевский кивнул агенту, и они вышли. В коридоре Зыга похлопал Зельного по плечу.
— Пропадаешь ты в полиции попусту. Есть кое-что от Фалневича, — перешел он к делу. — Едем в Двойку. А как по-твоему, эта девка что-нибудь знает?
— Э-э-э, все они ничего не знают, пан начальник, — махнул рукой агент. — Клиент как клиент. Мне нюх говорит, что они с этим ничего общего не имели. Но Наталька ее прижмет, глядишь, что-нибудь да выжмет.
Младший комиссар усмехнулся себе под нос. Старший сержант Анинская не походила на человека, у которого вообще есть имя. А уж тем более — Наталька! Во время налетов на подпольные бордели она не боялась входить ни в одну берлогу. Вроде бы в ходе одной такой акции лично обезвредила типа, который бросился на нее с ножом.
