Зоя Туманова - Розы в ноябре
А может, он и вправду «с приветом»?
Не успел я придумать, как быть, снова — буря! Лязгнула отброшенная к стене лопата, раскатилась груда паркетной клепки. И раздался милый голос Златы:
— Так я и знала! Сам!.. Вместо того, чтоб заставить… носом ткнуть… этого… этого!..
Нашла бы она словечко для «этого», но бригадир успел и свое вставить:
— Ошибка ученика — ошибка учителя.
— Да разве я ему не объясняла? — кричит Златочка. — Шимпанзе бы понял! А этот? Полнормы — в пользу датского короля!..
— Навык приобретается не сразу, — сказал бригадир. — Вспомни себя… Карасарай — помнишь?
Тихо, спокойно сказал. А она вдруг замолчала, точно звук вырубили. Подошла и тоже давай плиточки обдирать. Скверный вид после этого открывается — стена в неровных лепешках раствора. Тут еще Грицко подошел, молча включился. А мне-то чего топтаться? С другого конца пошел им навстречу. Работаем, как немые, невесело. И мысли у меня невеселые.
Не сладить им со мной! Эта, пыхалка, пых-пых — и сникла. Бригадира, действительно, хоть на хлеб мажь. Меня же, чтоб я человеком был, в ежовых рукавичках надо держать. Не удержат — и Максим на месте не удержится. А надоело уже мотаться…
* * *Прошли деньки-денечки, немало воды в фонтанах городских утекло, в столовке солонку соли я съел, как минимум. Во Дворец культуры дорожку протоптал, хотя в ансамбль еще не пристроился, вакансий нет. С девицей одной, долговязой, как башня, удалось завести взаимные отношения.
На работе тоже терпимо. Только к камню меня не допускают. А мне охота. Люблю одолевать сопротивление материала…
К тому времени все, кто в первую неделю надо мной наставничать пытались, уже отступились, остался один наставник, многотерпеливый Андрей Васильевич Штоколов. С ним я надеялся вскорости сладить — добиться, чтоб камень доверил. А он и не возражает, только, говорит, присматривайся…
— Да я уж дырку проглядел на вашей панели.
— А что увидел?
— То и увидел, что вертикаль ваша малость с наклоном. И на старуху бывает проруха!
— Верно увидел, — он и бровью не повел, — только вывод неправильный. Хоть и немного в здешних местах осадков, а наклон нужен, для стока воды. Сам ведь видал, наверно: постоит облицовка год-два, и «зацвел» мрамор, забелели на нем солевые разводы. Или потускнел, блеск потерял… Вода — наш враг номер один…
— А вот и враг номер два, — в тон подхватил уверенный басок, — рад приветствовать, Андрей Васильевич!
— С приездом, Игорь Ефимович! Как съездили?
Я смекаю: начальство пожаловало. Копылов, видимо. Заметный персонаж: костюм-тройка — последний возглас моды, портфельчик-«дипломат», кожаная шляпа.
— Съездил отлично, управление, как говорится, на виду и на слуху, а вот почему вы так пристально оглядываете фасад? Опять что-нибудь «не соответствует»?
Словцо вроде бы с усмешечкой, а бригадир отвечает на полном серьезе:
— Здесь все соответствует… А внутри — это после всех наших споров — вы, Игорь Ефимович, распорядились укладывать плиты прямо на раствор, без креплений. Наша бригада этого делать не будет.
— Ну, зачем же так категорично? — сморщился Копылов, — На стройке не первый год, будто не знаете, что такое дефицит. Приспосабливаться приходится, приноравливаться, не так ли?
Штоколов молчит. Тот — уже с досадой:
— Внутри — не снаружи, товарищ Штоколов! Ни дождя, ни ветра, потерпит ваша облицовка, без закреп продержится, как миленькая!
— Она не миленькая. Она мраморная. У нее вес есть. Года через два придут люди в наше образцовое кафе, увидят что плиты полетели, и скажут: «Кто халтурил? А, бригада Штоколова!»
— Вот я вас и поймал, — Копылов поднял руку и пальцем покачал, — за престиж опасаетесь? Ну, не дай бог иметь дело с престижной бригадой! Все требуют и требуют, все — на престиж, а стройка хоть огнем гори!
Похоже было, что дядя осердился уже всерьез, полы плаща своего затеребил и дышать начал слышнее, а бригадир словно бы еще замедлился и затвердил. Говорит аккуратно, будто и слова, как плитки, выбирает.
— Бригада потому и престижная: требует — то, что положено. А выполнение всех требований и инструкций, безусловно, в интересах стройки в целом, и в ваших тоже, Игорь Ефимович!
Главный что-то мыкнул, завертел головой и наткнулся взглядом на меня. Бровью дернул и говорит:
— Ну, ладно, что это вы с ходу в дискуссию, да еще при посторонних?
— Это мой ученик, — говорит Штоколов. — Пусть учится…
— Ученики, наставничество, да, да, веяние времени, — торопливо закивал Копылов, — а скажите по совести, не сбивает это с темпов?
— Судите по результатам, Игорь Ефимович, объект сдадим в срок.
— В срок, да, вот именно, — Копылов вдруг сдвинул на затылок кожаную шляпу: — А ведь могли бы и досрочно! — возложил лапу на плечо бригадиру. — Представляете, к празднику рапортуем: «Открыто новое молодежное кафе!» Эффектно?
— Эффектно, — согласился Штоколов.
— И достижимо?
— Достижимо.
— Так что же, за вами дело?
— За вами, Игорь Ефимович!
— Не шути, бригадир!
— Не умею шутить, оттого и девушки не любят… Дело именно за вами: «нержавейку» для креплений дадите, решите вопрос с малой механизацией, обещаю еще в начале квартала…
— Ну, Штоколов! Ну, бригадир! Как будто не знаете! Мазуров уволился, Усманов проболел, я к конференции готовился!
И руками машет, как мельница — крыльями.
Бригадир подождал, пока отмашется, и замечает:
— Назначали меня, говорили: «Хороший бригадир ищет причины недостатков, чтобы их устранить, плохой — чтобы ими оправдаться…»
— Ладно, ладно! Память у вас слишком хорошая! Дайте хоть опомниться с дороги. Поищем возможности. А вы в свою очередь — темпы! Доверяем ведь вам. На ответственные участки бросаем…
— А у вас есть и безответственные, Игорь Ефимович?..
Тот только крякнул.
* * *Вот так, мягко подстеливши, чтоб жестко было спать, взялся опять за дело мой наставник: учит меня, как плиты укладывать, чтоб зазор между ними был тоньше миллиметра…
— Куда мне на пять с плюсом? Мне бы на три с минусом, — говорю.
Он глазами метнул:
— Что ж ты за троечкой так далеко ехал?
— Знаю, зачем ехал! — озлился я. — За крайними условиями жизни! Думал, город в пустыне — простор, размах! А тут «Лепи без зазоров!»
— Размах, — говорит, — не от слова «размахаться». Размах, как я понимаю, это — дерзнуть на совершенство…
— Так ведь это понять, — бурчу я, — для меня, например, целая ломка характера! А вы, между прочим, ломать не умеете…
— Дерево сломаешь, и то не срастется, а ведь ты человек, — плечами пожал. И вдруг просиял весь, как гость после третьей рюмки — Здравствуйте, Ася Михайловна! Хорошо, что зашли…
Оглядываюсь — заведующая библиотекой. Я ее во Дворце видел, драмкружком она заправляет. Строгая такая дамочка, в очках. Голосок приятный.
— Я у вас объявление повесила, Андрей Васильевич. Лекция будет, не пропустите — об искусстве древних зодчих. И еще просьба — потолкуйте с нашим Гришей! Иду и слышу: опять поет на воздухе!
— Есть! Будет сделано, Ася Михайловна! Скажу ему: «Гриц, горло не пластмассовое, береги народное достояние!»
Улыбнувшись, стала эта деловая пигалица неожиданно хороша — и ямочки на щеки взбежали, и взоры засветились, а глазенки у нее — с милой заячьей косиной. «Ай да Андрей Васильевич, — думаю, — ишь, куда метит…»
Метит или не метит, а проводить ринулся.
Потом пошла работа своим чередом, однако, чувствую: не тот человек, умягченный и умиротворенный. Сами знаем: поговоришь с хорошей девчонкой, так хоть на помост выходи, с Василием Алексеевым соперничать…
Надо ловить момент. Вытер я мраморную плиту рукавом и бормочу:
— Быть иль не быть, вот в чем загвоздка, как говорил один мой знакомый принц…
Расхохотался наставник. За что я его люблю — быстро до человека доходит, разжевывать не надо, — говорит:
— Так и быть, попробуй-ка ты, Максим, отполировать плиту. Иди к Таджигани, он тебе даст, что нужно…
* * *…И что же это за камень — мрамор? Нарочно не придумаешь, чтоб вот так врезалась в темный его цвет светлая полоска, разбежалась тонкими прожилками. Дохнуть страшно, кажется, улетит узор, как паутина…
Захотелось мне сделать раз в жизни как следует. Чтобы вроде зеркала плита сияла. Позову Женечку, пусть смотрится…
Разок прошел, со всем старанием, — мало. Еще раз, еще. «Да, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота». Вроде бы и блеска не прибавляется, еще тусклей делается…
Поднажал я. Думаю, не буду смотреть ежеминутно, не буду отвлекаться.
А когда посмотрел — что за черт? Не зеркальная у меня плита, а мутная, словно в пыли. Я платок послюнявил, начал протирать — никакого впечатления.
