Мэри Шеффер - Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков
На улицах проложили поверх руин дороги из плотной металлической сетки. Люди разбирают завалы и увозят камни, кирпичи на тачках и тележках. За пределами городов поля и рощи изрыты воронками взрывов.
Смотреть на деревья невозможно, разрывается сердце. Ни одного высокого тополя, вяза, каштана — лишь обугленные пни, не дающие тени.
М-р Пьяже, хозяин местной гостиницы, рассказал, что немецкие инженеры приказали солдатам рубить деревья — целыми лесами и рощами. Они обрубали ветви, обмазывали стволы креозотом и вставляли в специально вырытые на полях ямы. Такие «посадки» назывались «спаржей Роммеля» и должны были помешать приземлению самолетов союзников и высадке парашютистов.
Амелия сразу после ужина пошла спать, а я гулял по Лувье. Городок, точнее, то, что от него осталось, очень милый, но многое пострадало от бомбёжек, а еще немцы устроили пожар при отступлении. Трудно представить, что тут опять можно будет жить.
Я вернулся и сидел на террасе до полной темноты, думал о завтрашнем дне.
Обними от меня Кит.
Твой Доуси
Амелия — Джулиет
23 июня 1946 года
Дорогая Джулиет!
Вчера побывали у Реми. Я непонятно почему очень нервничала. А вот Доуси — нет. Он невозмутимо расставил садовые стулья, усадил нас деревом в тени и попросил медсестру принести нам чаю.
Я очень хотела, чтобы мы понравились Реми, чтобы она почувствовала себя с нами спокойно. Хотелось расспросить ее про Элизабет, но из-за предостережений сестры Тувье относительно хрупкого здоровья было страшно. Реми очень маленькая и невероятно худая. Темные кудри коротко острижены, глаза огромные, испуганные. Видно, что в лучшие времена была красавица, но сейчас — прозрачная. У нее сильно дрожат руки, и она старается держать их на коленях. Она встретила нас приветливо, но очень сдержанно и оживилась, лишь спросив про Кит — отправили ее в Лондон к сэру Эмброузу?
Доуси сообщил о смерти сэра Эмброуза и о том, как мы воспитываем Кит. Показал ее фотографию с Вами, которая у него с собой. Реми улыбнулась: «Да, это ребенок Элизабет. Она сильная девочка?» Я так отчетливо вспомнил нашу дорогую Элизабет, что не могла говорить, а Доуси ответил — да, очень сильная, и рассказал о страсти Кит к хорькам. Это тоже вызвало у Реми улыбку.
Реми одна на свете. Отец умер задолго до войны; мать в 1943-м отправили в Дренси за укрывание врагов государства, позже она умерла в Аушвице. Оба брата Реми пропали без вести. Она считает, что по пути в Равенсбрюк видела одного из них на платформе немецкой железнодорожной станции, но тот не обернулся, когда она выкрикнула его имя. Второго Реми не видела с 1941 года. Ей кажется, что они оба погибли. Хорошо, что у Доуси хватило смелости задавать ей вопросы — Реми, похоже, было приятно поговорить о своей семье.
Наконец я завела речь о том, что она могла бы на какое-то время приехать на Гернси и остановиться у меня. Реми ушла в себя, а потом объяснила, что скоро выписывается из хосписа. Французское правительство назначило пенсии бывшим узникам концлагерей — за время, проведенное там, за неизлечимые увечья и перенесенные страдания. Также небольшая стипендия полагается желающим продолжить учебу. В дополнение к правительственной стипендии Национальная ассоциация бывших узников концлагерей и интернированных участников Сопротивления поможет ей оплачивать комнату или часть квартиры, если она будет снимать ее с другими бывшими заключенными, поэтому Реми решила ехать в Париж и устроиться ученицей в хлебопекарню.
Она непоколебима, и я не решилась настаивать, но Доуси вряд ли успокоится. Считает, что позаботиться о Реми — наш моральный долг перед Элизабет. Возможно, он прав, а возможно, так кажется из-за жуткого ощущения собственного бессилия. Но благодаря его уговорам завтра мы опять идем к Реми. Поведем гулять вдоль канала и зайдем в какую-то особую кондитерскую, которую Доуси приглядел в Лувье. Удивительно, куда подевался наш застенчивый скромняга?
Я чувствую себя хорошо, однако невероятно, непривычно устала. Наверное, от картин разорения моей любимой Нормандии. Дорогая Джулиет, я очень хочу домой.
Целую Вас и Кит, Амелия
Джулиет — Сидни
28 июня 1946 года
Дорогой Сидни!
Какой гениальный подарок ты прислал Кит — красные танцевальные туфельки, атласные, с блестками! Где ты их нашел? И почему мне не прислал?
Амелия после Франции чувствует себя неважно, и Кит пока лучше побыть со мной, особенно если Реми после хосписа решит-таки погостить у Амелии. Кит довольна — хвала небесам. Она уже знает, что ее мама умерла; Доуси ей сказал. Не совсем понимаю, что она сейчас чувствует. Она молчит, и я ни за что не стану расспрашивать. Стараюсь не носиться с ней и не делать особенных подарков. Когда мои родители погибли, кухарка мистера Симплесса носила мне огромные куски пирога и стояла надо мной с траурным видом, мешая толком поесть. Я ее ненавидела — неужели она думает, что какой-то пирог способен меня утешить? Правда, я тогда была злобным подростком, а Кит всего лишь четыре, она, может, и не возражала бы против пирога, — но ты понимаешь, о чем я.
Сидни, работа над книгой идет плохо. Я насобирала горы информации из государственных архивов и бесконечно беру интервью, но не могу свести это в единое целое. Меня все не устраивает. История оккупации в хронологическом порядке — скучно. Можно, я сложу бумаги в кучу и отправлю тебе? Нужен мудрый и беспристрастный взгляд. У тебя есть время? Или после Австралии слишком много работы?
Если да, не волнуйся — я тружусь, тружусь и, бог даст, еще сотворю что-нибудь выдающееся.
С любовью, Джулиет
P. S. Спасибо за очаровательную газетную вырезку, ту, где Марк танцует с Урсулой Фент. Но если ты надеялся вызвать у меня бешеную ревность, твой план провалился. Тем более что Марк позвонил и пожаловался, что Урсула носится с ним как гончая в течке. Видишь? У вас с ним есть кое-что общее: обоим нравится меня мучить. Вам стоит основать клуб.
Сидни — Джулиет
1 июля 1946 года
Дорогая Джулиет!
Не надо ничего присылать — я сам хочу приехать на Гернси. Тебе удобно в эти выходные?
Хочу увидеть тебя, Кит и Гернси в таком вот порядке. И я даже не подумаю читать твои заметки, пока ты надо мной висишь, я их заберу в Лондон.
Могу прилететь в пятницу на пятичасовом самолете и остаться до вечера понедельника. Забронируешь гостиницу? Организуешь небольшой ужин? Мечтаю познакомиться с Эбеном, Изолой, Доуси, Амелией. Вино привезу.
С любовью, Сидни
Джулиет — Сидни
Среда
Дорогой Сидни!
Как здорово! Изола слышать не пожелала о местной гостинице (туманно намекнула на клопов). Она готова приютить тебя у себя и интересуется, не обеспокоит ли тебя шум на заре. Именно тогда просыпается Ариэль, ее коза. Зенобия, попугаиха спит допоздна.
Мы с Доуси и его телега встретим тебя на летном поле. Пусть пятница поторопится и наступает быстрее.
С любовью, Джулиет
Изола — Джулиет (записка под дверью)
Пятница — перед рассветом
Милая, зайти не могу, спешу на рынок к своему прилавку. Рада, что твой друг остановится у меня. Переложила белье лавандой. Хочешь, подолью ему в кофе какой-нибудь эликсир? Выбор за тобой. Укажи глазами на рынке, и я сразу пойму, какой именно.
Целую-целую-целую, Изола
Сидни — Софи
6 июля 1946 года
Дорогая Софи!
Я наконец на Гернси у Джулиет и готов ответить на три-четыре из дюжины твоих вопросов.
Во первых строках: Кит обожает Джулиет так же, как мы с тобой. Она — создание живое, сдержанно-пылкое (что не так противоречиво, как кажется) и охотно улыбается в присутствии любого из своих приемных родителей из книжного клуба.
Девочка совершенно очаровательна: круглые щечки, круглые глазки, круглые завитушки на голове. Искушение погладить ее огромно, но мне, признаюсь, не хватает храбрости на столь явное унижение ее достоинства. Если ей кто-то не нравится, она смотрит так, что ее взгляд отпугнёт и Медею. По словам Изолы, этот взгляд Кит приберегает для жестокого мистера Смита, который бьет свою собаку, и злобной миссис Гилберт — той, что обозвала Джулиет, сказала, что та сует свой нос, и велела катиться назад в Лондон, где ей и место.
Вот тебе история про Кит и Джулиет. Доуси (о нем позже) приехал за Кит — они собрались смотреть, как рыбацкая лодка Эбена входит в гавань. Кит попрощалась, вылетела из дома, тут же влетела обратно, подбежала к Джулиет, подняла ее юбку на четверть дюйма, поцеловала коленку и снова выскочила за дверь. Джулиет была ошарашена — но потом расцвела той счастливой улыбкой, какой я никогда еще у неё не видел.
Когда вы встречались зимой, Джулиет показалась тебе усталой, замученной, бледной. Вряд ли ты представляешь, какими утомительными бывают интервью и чаепития, но сейчас она на вид здорова как лошадь и полна былой неукротимой энергии. Настолько, что, боюсь, ей не захочется возвращаться в Лондон — хотя она сама этого еще не понимает. Морской воздух, солнце, зеленеющие поля, цветы, небо и океан, а главное, люди — все это манит прочь от городской жизни.
