Валерий Митрохин - Афорист
Ешь гранатовые зёрна и помни о смерти. Хакхан.
Был ещё вариант названия: «Сад воды»
Пиза — Рэн:
— Самый солнечный сад — это сад воды. В нем живут радуги.
— Сад воды, что это такое?
— А ты подумай, вообрази!
— Подводное царство?
— Это много фонтанов и фонтанчиков. От крошечных струек — до мощных, ветвистых. От тяжёлых снопов до лёгких стеблей. Стволы и ветви, трава и цветы льющейся, изливающейся через край, пульсирующей воды. Лианы, лозы. Плети… Гроздья, бутоны. Кусты, заросли. Клумбы, вазоны, полные листвы. Чаши, кувшины, полные сверкающей, брызжущей капели…
Вот что такое сад воды.
— Где, где такой сад?!
— В моих мечтах. В душе у меня. Когда–нибудь я построю себе этот сад.
— Как странно звучит: построю сад.
Из подслушанного:
— Как рынок? Гранаты есть?
— Полно. И очень дёшево. Ну, просто как никогда. Мешками берут.
Случайные созвучия:
Буран — бурьян.
Не жмурь глаза — придёт слеза (из полезных советов).
Хмурим брови до первой крови (о поджигателях войны).
Кровь зела — чадо зла.
Советы стрелку:
Хочешь попасть, умри в момент прицеливания.
Чтобы сразить наповал, умри на миг.
Парафраз на эту тему:
Хочешь убить — умри сам!
— Как время бежит! — Терентий почесал левую бровь. — Ещё недавно — я же хорошо помню — было мне тридцать… Вся эта жизнь так быстро случилась, что я даже состариться не успел.
О том, что пришло плохое время, мало кто подозревает. Только самые чуткие вдруг испытали дискомфорт, стали беспокоиться о своём здоровье. Задумались о несвойственных себе вещах.
И я ощутил в себе что–то этакое. Помимо меня самого, т. е. без моего участия, тело, организм приняли решение действовать не так, как всегда. Я стал жить настороженно. Втелющев (телеинтервью, «Черномурка»)
Из подслушанного:
— Я бросил курить. Сигареты стали мне не по карману. Окурки же подбирать — пасти бычков — стыдоба. А самокрутки делать вульгарно.
— Для самокруток табак тоже нужен.
— Табак не так дорого стоит, как эти импортные сигареты.
— У моего дядьки Тери в огороде — лучший табак юга, трапезунд называется.
— Много?
— Несколько грядок на берегу моря в деревне Анчоус.
— Давай сделаем на этом табаке бизнес!
— Ты думаешь?
— Табак сейчас в хорошей цене. Давай!
УбИвАть — убАвИть.
Ибо не царствует Бог в этом мире. Иисус.
Смертельно убитый.
Ладони — зеркало судьбы. Ничто так не открыто в человеке, как ладони. Ладони самая рискованная зона человеческой поверхности. Ничто так не ранимо в нас, как ладони. Но и ничто так быстро не заживает, как раны ладони.
В кафе «Чал»:
На девушках были прозрачные салатного цвета шаровары и такие же, но только оранжевые фуфайки.
Лето — Лена.
Субмарина в объятиях Колировки, вспоминая, как Пур отверг её:
— Им не понять, как невыносимо, когда тебя отвергают.
— Всё дело в том, что ты не встретила мужчину своего калибра.
— Он как раз, может быть, и есть пуля, но я не патронная гильза! Я — тело. Я — сердце!
— Очень! Очень красивое тело. Очень большое сердце!
— Все думают, глядя на меня: она такая, значит, ей так и надо. А мне ведь много не надо. Всего лишь несколько миллиграммов мужской нежности.
— Ну, а сама–то ты видишь достойного рядом или в окрестностях?
— Всякого–якова много около меня трётся. Я вижу их насквозь. Выбрала я себе подстать, но он бандит. К тому же, любит жену.
А тут как раз началась небесная война. Это Михаил и его Ангелы вышли против дракона. А дракон со своими ангелами против них. Но не устояли чёрные силы и низвергнуты были наземь вместе с их предводителем — древним змием, называющимся диаволом и сатаною, обольщавшим всю вселенную.
И послышался громкий глас, идущий с неба: «Отныне пришли спасение и сила и Царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвергнут клеветник и обвинитель братьев наших. Они победили его кровью Агнца и словом Истины. Они не дорожили собой даже под угрозой смерти.
Так ликуйте же, небеса и обитающие в них! Но горе оставшимся на земле и на море, потому что к вам сошёл полный злобы диавол. Он знает, потому и ярится, как немного времени у него осталось».
Очутившись на земле, сатана первым же делом кинулся преследовать женщину, родившую мальчика. Но даны были той жене два больших орлиных крыла, чтобы она улетела в пустыню подальше от змия. В то место, что назначил ей Бог, и где о ней должны были заботиться в продолжение времени времён и полвремени (три с половиной года). И пустил змей вослед ей высокий поток воды, чтобы утопить женщину ту. Но земля разверзлась и поглотила реку воды, пущенной драконом.
Рассвирепевший диавол оставил женщину. Он отправился к людям, чтобы вступить в битву с ними — прочими от семени женщины той — с теми, кто сохраняет заповеди Божьи и придерживается учения Иисуса Христа.
Но почему так бывает — ищешь одно, а находишь другое?
Вино казалось легким. Чуть кисловатое и в меру охлаждённое, оно и по виду было красивым. Я любовался и пил. Бокалы были тонкие и звонкие. Золотисто–зеленоватое вино искрилось и легко вливалось, услаждая рот и желудок. Хмель обволок сознание вдруг: властно и враз. Я перестал быть. И вспомнил (нашёл) себя лишь на утро.
Бывали со мной подобные казусы. Признаюсь, несколько раз напивался до потери памяти. Но в этот раз не память мне отшибло на какое–то время. На сей раз я сам себя отшиб. Себя потерял. Было такое ощущение, когда я проснулся, что меня всё это время не было ни в баре, ни в номере. Нигде. Как будто я куда–то улетал на ночь и под утро, вернувшись на землю, всё ещё беспамятный, улёгся, не раздеваясь, на этот диван.
О, нет! Я не был пьян. От шикарного вина не пьянеют до такой степени. Я не был пьян. Потому что проснулся свежим, полным сил. А в те разы, с перепоя, я просыпался от головной боли.
На одной земле живём. А какая меж нами разница! Да что там — в одном городе, говоря ещё точнее, на одной улице. Более того, в одном квартале. А если ещё точнее, в одном доме, то есть через стену — тонкую, железобетонную — живём. С одной стороны льётся шампанское. Паюсная икра пожирается из большой посуды ложками. Женщины визжат от пресыщения, покрытые, словно потом, драгоценными каменьями.
А с другой стороны с голоду умирает старуха. От простуды. От обыкновенной ангины, потому что у неё нет денег на аспирин.
Штрихи к портрету:
— Сколько материала на ней!
— Ты имеешь в виду одежду?
— Действительно, в эту ткань можно было бы завернуть трёх девушек их аборигенского «Чала». Но я имею в виду иной материал. Такого количества плоти хватило, чтобы выкроить и Субмарину, и Рэн, и наверняка осталось бы.
Подменять, подминать.
Мах, мох, мех, маг, миг.
Бух, бег, Бах, Бог.
— Скоро пойдёт листопад. Успеть бы!
— Куда успеть?
— Грехи отмолить.
— Но причём тут осень?
— Осень — это конец.
— Понятно. Весна — начало. Лето — разгар. А зима что?
— Это и есть то, что бывает после того, как…
Психома
И он вспомнил, как до отчаяния взывал старец Иоаким: «Скорее, стройте храмы! Побольше стройте, повместительнее. В Домах Божиих найдёте укрытие себе!»
Как прав был монах. Как жаль, что никто не обращал внимания на его призывы. Так думал он, стоя на паперти деревенской церковки, глядя на то, как наполняется земля окрест белым, холодно мерцающим огнём.
И слышал вопли и стоны тех, кто захвачен был этой пеленой–плазмой. Они ползли и подползали к ступеням храма. Тянули руки, пытаясь вскарабкаться наверх, добраться до порога — горящие, зловонные, и стекающие кровью, похожей на грязь…
Два пути видел перед собой он. Войти в храм и спастись от муки. И сойти в этот разлагающий плоть пламень.
Так почему же медлил? Ведь шаг ступи — и ты за порогом церкви, ты спасён. Ибо окажешься под куполом благостыни.
Почему?
Он думал, и его трясло откровением, открывшемся ему. Уйти в церковь, значит не сомневаться в себе: в том, что чист и достоин; значит сохранить тело своё таким, каково оно есть; значит уйти в новую жизнь в этой плоти… А с плотью унести туда позор и мерзость этой жизни. О нет! Так ошибаться может лишь тот, кто думает о себе: я чист, аки младенец. Не было в нём уверенности такой. Ибо помнил он за собой и пороки, и грехи. Пусть казались они до сих пор и прощёнными, и замоленными. Он знал. Он помнил о них. Коль были они однажды, значит остались, есть они, пусть даже не в нём, но около него: на этих невинных деревьях, на тех немых камнях… И чтобы избавить мир от них, надо изъять их из души своей, которая не только ты, но и часть мира сего. Но самое главное, не допустить их туда, в новый мир бессмертных.
