Игорь Фролов - Летать так летать!
Быстро разгрузили борт, складывая имущество в кучу прямо на стоянке возле контейнера. Досмотровый взвод уже пылил к вертолету. Борттехник, увидев, что двое солдат-помощников с голодными глазами стоят возле кучи и уходить явно не собираются, прогнал их.
— Слушай, Феликс, — сказал он лейтенанту М. — Мы сейчас улетим, и ты провернешь полезную операцию. Возьмешь один тюк с постельным бельем и незаметно сунешь его в контейнер. Если пехотинцы при погрузке спросят тебя, что и где, все вали на меня — улетел, мол, не знаю, не ведаю. Потом отнесешь в комнату. Представляешь, теперь мы на весь год обеспечены чистыми простынями, а грязные будем на тряпки рвать.
Лейтенант М. молча выслушал и кивнул. Борттехник Ф. улетел на караван в хорошем настроении, предвкушая вечернюю баню и сон на свежей простыне.
Когда пара вернулась, вещей на стоянке уже не было, лейтенанта М., естественно, тоже. Борттехник Ф. заглянул в контейнер — тюк там не наблюдался. «Уже унес в модуль», — подумал лейтенант Ф. и, улыбаясь, пошел домой.
— Ну, где? — спросил он, входя в комнату, у лежащего на кровати лейтенанта М.
— В Караганде! — злобно ответил лейтенант М. — Ничего не получилось.
— Что, застукали, что ли?
— Да при чем тут это! — махнул рукой лейтенант М. — Ну не смог я, понимаешь, солдатиков ограбить!
ТЕРРИТОРИЯ АЛЛАХА…Тут в комнату вошел лейтенант Л., который вместе с лейтенантом Ф. летал на караван ведомым.
— Что такие грустные, дурики? — весело спросил он.
Лейтенант Ф. рассказал коротко и возмущенно о том, как они лишились новых простыней.
— Не могу я солдатиков ограбить! — передразнил лейтенант Ф. — Да уже завтра эти простыни в шиндандском дукане будут!
Лейтенант М. лежал на кровати и молча смотрел в потолок.
— Подумаешь, беда какая, — сказал лейтенант Л. — Я сегодня нашел и потерял намного больше. На этом драном караване, между прочим…
…На караван они вышли быстро — выпали из ущелья прямо на караванный хвост.
— Останови его, — сказал командир борттехнику Ф.
Борттехник положил длинную очередь вдоль каравана. Погонщики засуетились, верблюды, наталкиваясь друг на друга, останавливались.
Ведущий сел. Пока досмотровый взвод выгружался, караван снова колыхнулся и двинулся огромной гусеницей.
— Ну, что за непонятливые духи! — сказал командир. — Успокой ты их!
Борттехник Ф. снова дал очередь — так близко к каравану, что пыль от пулевых фонтанчиков брызнула на штаны погонщиков. Караван замер, переминаясь. На него накинулись солдаты — ощупывали людей, стоявших с задранными руками, били прикладами по тюкам.
Ведомый, барражирующий над ними, сказал:
— Там в ущелье мешочек валяется — что-то скинули бородатые. Присяду, посмотрю?
— Только осторожненько и быстро…
Ведомый присел недалеко от мешка, одиноко лежавшего в пыли. Борттехник лейтенант Л., прихватив автомат, побежал к мешку.
— Бегу и думаю, — рассказывает лейтенант Л., — а чего это я бегу, мало ли что там? А что, если в мешке мины? Не зря же скинули! Останавливаюсь, поднимаю автомат, прицеливаюсь метров с пяти, нажимаю на спуск. И вот, когда пули уже отправились в полет, до меня доходит, какой я идиот! Кранты! — пронеслось в голове. И, если б вы знали, как обидно мне стало — помереть вот так, от собственного идиотизма! Пули вошли, что-то звякнуло, жизнь перед глазами понеслась. Стою — даже упасть не догадался. Но время идет, мешок лежит, я жив. Подхожу, развязываю, а там — чайники! Пять маленьких металлических чайников, три пробиты моими пулями. Покопался еще, достаю сверток, раскрываю, а в нем — ох, до сих пор сердце екает! — толстая пачка долларов!!! Ну е… Я сразу вспомнил того бубнового туза в Чирчике — сбылось, думаю! Сунул сверток в карман — и назад. Доложил: так и так, одни чайники. Вы как раз караван шмонать закончили. Взлетели и домой. Летим, а я пачку в кармане щупаю, ликую — ну не меньше десяти тысяч! Начал думать: везти их в Союз контрабандой или на чеки менять? Всю дальнейшую жизнь распланировал. Правда, очко играть стало — сейчас, думаю, на гребне удачи и завалят — недаром же туз бубен выскочил на вопрос — собьют ли меня? А тут все сошлось. Вот я перепарашился, пока назад перли. Прилетели, еле дождался, когда летчики ушли. Достаю, разворачиваю трясущимися руками и вижу: стопка зеленых листков, в формате стодолларовых купюр — один к одному, но с арабскими письменами, да еще сшиты по одному торцу — молитвенник! Как я там проглядел? Уж лучше бы пару целых чайников взял — две тысячи афошек![11] А вы тут по каким-то простыням грустите…
— Значит, тебе сегодня досталось Слово Божие, — сказал лейтенант Ф. — Покажи хоть, как оно здесь выглядит.
— Да выкинул я это слово, — махнул рукой лейтенант Л. — В окоп с гильзами.
— Ну и зря! — вдруг вскочил лейтенант М. — Как мусульманин должен заявить, что здесь мы находимся на территории Аллаха. И если он посылает тебе свое Слово, а ты его выкидываешь, то тебе, — переходя на крик, закончил Феликс, — действительно кранты!
— А туз бубен — не обязательно деньги, — добавил лейтенант Ф. — Это — ценные бумаги вообще…
Лейтенант Л. растерянно перевел взгляд с одного на другого, хлопнул себя по лбу и, пробормотав: «Вот, блин!», выбежал из комнаты.
ПЕРЕМИРИЕ15 января 1987 года. На утреннем построении до личного состава было доведено, что в ДРА объявлена политика национального примирения.
— С сегодняшнего дня война окончена, — сказал замполит (в строю прокатился смешок). — И нечего смеяться — устанавливается перемирие, а это означает, что мы зачехляем стволы. Плановые задания выполнять продолжаем, но первыми огня не открывать. (Строй возмущенно загудел.) И нечего возмущаться — это приказ командующего армией!
Борт № 10 был запланирован на ПСО.[12] По вчерашнему плану пара «свистков» должна была отработать бомбами по обнаруженному складу боеприпасов, но сегодня, в связи с внезапным перемирием, она была переориентирована на воздушную разведку.
Вылетели в район работы за полчаса до «свистков»,[13] добрались, заняли зону ожидания над куском пустыни между гор, пустились галсировать, не приближаясь к горам. (Эскадрилья Швецова, в отличие от предшественников, быстро «упала на предел» — летали в нескольких метрах над землей — «стингеры» не захватывали цель ниже 30 метров, опасность от стрелкового оружия возрастала, зато была скорость, маневренность и полная зарядка НУРСами четырех или даже шести блоков.)
Примчались «свистки», отщелкали и умчались, издевательски пожелав «вертикальным» доброго пути домой.
— Торопиться не будем, — сказал командир ведомому. — Местечко хорошее для коз — надеюсь, с ними у нас перемирия нет?
Пошли вдоль узкого речного русла, надеясь выгнать из прибрежных кустов джейрана. Увлекшись, приблизились к горам. Вдруг впереди, на выходе из ущелья, показалось облачко пыли.
— Командир, машины! — сказал правый. Он достал бинокль, высунулся из блистера, пересчитал. — Пять крытых грузовых. Что будем делать?
Командир поднял вертолет повыше, запросил «точку»:
— Пыль, я — 832-й. Наблюдаем пять бурбухаек.[14] Идут груженые. Азимут 60, удаление 90. Надо бы досмотровую группу прислать…
— 832-й, вас понял, — ответила Пыль и замолчала.
Молчание было долгим. В это время машины заметили вертолеты, повернули и пустились наутек, прикрываясь желтой завесой.
— Пыль, они нас заметили, уходят, — воззвал командир.
— Понял вас, 832-й, — проснулась Пыль. — Э-э, тут спрашивают, может, подлетите, посмотрите, что везут?
— Да вы что, перегрелись? — возмутился командир. — Кто еще там спрашивает? Я «свистков» обслуживал, у меня один доктор на борту — его, что ли, высадить с уколом? Пришлите группу или разрешите работу — бородатые едут на полных бурбухайках вне разрешенных дорог, да еще и убегают.
— 832-й, — строго сказал чужой голос, — ПЕ-РЕ-МИ-РИ-Е! Аккуратно надо. Без лишнего шума…
— Клали они на ваше перемирие! Так мне работать или нет?
— Ну, это, — неуверенно сказала Пыль, — на ваше усмотрение, 832-й. Но только если они первыми начнут…
— Вас понял, Пыль!.. — И, выдержав секундную паузу: — Да они уже начали!
ТОВАРИЩ ПУЛЕМЕТ1
Раннее, очень раннее утро. Опять ПСО. Пара пришла к месту работы, когда солнце только показалось над верхушками восточных гор. Борттехнику Ф. после подъема в полчетвертого и после плотного завтрака страшно хочется спать. Он сидит за пулеметом и клюет носом, Особенно тяжело, когда пара идет прямо на солнце. Летчики опускают светофильтры, а беззащитный борттехник остается один на один со светилом. Жарко. Он закрывает глаза и видит свой комбинезон, который он стирает в термосе. Горячий пар выедает глаза…
