Ядвига Войцеховская - Крестики-Нолики
Я могла поспорить, что на горизонте снова нарисовалась какая-то проблема — теперь с тем, чтобы взять меня под руку. Может быть, это было против правил, чёрт его знает. Я опять почувствовала себя дурой, как тогда, когда случился тот поход "в гости", и я всё боялась лажануться. Ядрёный помидор, проклятых правил имелся вагон и маленькая тележка. По-моему, мозги должны были растягиваться, как резиновые, чтобы вместить все эти премудрости, и уж мне-то точно не светило быть образцом для подражания.
Чёрт подери, я не могла, словно по волшебству, превратиться из себя нынешней в себя-такую-как-она-хотела-видеть. Да и не особо горела желанием, честно говоря. Потому что это была бы уже не я, а Я-С-Которой-Не-Стыдно-Показаться-Рядом. Ну, или как-то так. И это было бы полным фуфлом, вызывающим рвотный рефлекс. Я не могла в одночасье стать олицетворением этой фразы-монстра, где было так много заглавных букв. Даже если бы захотела.
— Извини, — ещё раз сказала она.
У неё с такой лёгкостью выскакивало это слово, что нечто внутри меня всякий раз дёргалось, словно я садилась голой задницей на кнопку. Должно было случиться что-то по-настоящему феноменальное, чтобы у меня получилось сказать это "извини" — просто так, в разговоре, а не в виде длинного "извините-госпожа-Берц-больше-не-повторится", которое уже намертво приросло к уставу.
"Ладно, хрен с тобой, док", — подумала я, сжав зубы, и зашлёпала по лужам к разбухшей двери, из-за которой тянуло теплом и вкусностями.
Дверь открылась без единого звука, словно её обили толстым слоем войлока. Она была немного скользкая, и оставила на моих пальцах влагу и запах верфи, над которой пронёсся шторм.
Я на секунду застыла на пороге, но тут же мне пришло в голову, что я похожа на деревенского простака, который не выходил дальше околицы, и теперь стоит, разинув рот, и глядит на чудеса большого города. Я посторонилась и пропустила докторшу вперёд. В лицо пахнуло теплом, рябь на лужах и дрожащие отражения фонарей остались позади, а здесь была туча запахов — молотого кофе, пирожных с заварным кремом, шарлотки, маленьких хрустящих булочек, посыпанных сверху кунжутом. Здесь был шорох накрахмаленных скатертей и салфеток, свёрнутых в серебряных кольцах, и еле слышное гудение газа в светильниках, которые свешивались с потолка над каждым столом — зеленоватый кружок света скользил по скатерти, когда светильник слегка покачивался на своей цепи.
— Так в чём же было дело? Похоже, я не ошибусь, если предположу, что во всём виноват спирт? — вдруг спросила докторша.
— Пополам с промедолом, док, — я знала, что она не будет трепать языком направо и налево.
— Адель. Ты не забыла, это не больно? — поддела она. Ну конечно, ей снова приспичило, чтоб я звала её по имени.
— Да, — сказала я. — Извини.
Жаль, я не могла посмотреть в зеркало, так как, похоже, у меня уже начинал светиться нимб.
Впрочем, мне понравилось звать её по имени. И нравилось, когда она произносила это своё: "Здравствуйте, Ева…", и в конце её голос становился на полтона выше. Будто она ставила знак вопроса, словно была не уверена, не слиняю ли я от греха подальше сразу после этого "здравствуйте".
— Я подозревала что-то в этом роде. Опасная смесь, — сказала она. Да уж. На меня сию секунду накатил приступ тошноты.
— Не пробовали? — я нервно сглотнула.
— Зачем? — удивилась она.
— Не знаю, — я пожала плечами. — Брякнула просто так. Надо же было о чём-то спросить.
— Ну, уж нет, — она наставительно подняла вверх палец. — Ничего не бывает просто так.
— Ладно-ладно, может быть, ради интереса. Я ведь понятия не имею, что вы… что ты отмачивала пять или десять лет назад, — в шутку предположила я.
— Я не настолько… неосторожна, — ей понадобилось всего пара секунд, чтобы подобрать слово помягче.
— Скажи лучше "я не настолько мудак", — поправила я.
— Вроде того, — согласилась она. — Наверное. Не обижайся.
— Я не обижаюсь, — заверила я — и мне стало смешно и жарко.
— На самом деле я всегда знала, сколько и чего надо, чтобы не проснуться, — вдруг сказала Адель.
— На кой чёрт? — удивилась я.
— Просто так. Тайны жизни, или что-то вроде того, — нерешительно ответила она.
— Ты сама только что сказала, что ничего не бывает от потолка. Я же, например, этого не знала — пока меня просто-таки пинками не заставили узнать, — сказала я.
— Ты — практик, — серьёзно объяснила она.
Вот уж точно, ничего не бывает просто так — и это слово "практик" полоснуло меня по ушам хлеще воя сирены или визга металла о стекло. Куда уж, ядрёный корень, серьёзнее! Серьёзнее меня мог быть только священник в воскресенье, да и тот показался бы комиком из эстрадного шоу.
— Да. Я практик, — жёстко сказала я.
Кем, чёрт подери, ещё я могла быть, получая своё золотишко за вполне конкретную работу? Только зачем снова было выволакивать на свет Божий эту тему, если, конечно, не предположить, что докторша обожала мозговой мазохизм?
— Просто я — всего только теоретик, — сказала она — так, будто извинялась.
— Ты про смерть? — всё-таки спросила я.
— Я про секреты вещества, — ответила Адель. — Но, на самом деле, и про смерть тоже. Раз уж ты сказала.
— Тебе приспичило обсудить именно это? — я хорошо помнила тот летний полдень в городском саду. Слишком хорошо. "Забить — не значит забыть"…
— Сама не знаю, — сказала она. — А "про это" ты не хочешь говорить?
— Я думала, ты не хочешь, — честно сказала я.
— Давай в следующий раз ты не будешь гадать, что я хочу или не хочу, а просто спросишь? И уж точно не станешь шарахаться от каждого второго вопроса? — предложила Адель.
— Кто сказал, что я шарахаюсь? — мрачно поинтересовалась я.
— Угадай с трёх раз, — ответила она. — Если ты не привела ещё пару невидимых друзей, то это сказала я.
— Хорошо, док. Как вам будет угодно, — я изобразила подобие книксена, не вставая из-за стола.
— Ещё раз: мне не неприятно говорить про смерть, — докторша глядела мне прямо в глаза.
— Здорово, — согласилась я. — Я же сказала — давай будем говорить про смерть.
— Если хочешь, — уточнила она. — Я вот о чём: не пытайся объехать эту тему на кривой козе. У тебя не очень-то получается — просто ты начинаешь с каменным лицом нести всякую чушь, и вид у тебя при этом такой, точно ты проглотила ложку касторки.
Она не была ни мазохистом, ни любителем выносить мозг.
Это я была человеком, которого взяло да и заклинило, как ржавую дверную защёлку.
— Или словно я того и гляди обделаюсь прямо в штаны, — добавила я, в красках представив себя со стороны.
Появилась официантка и стала составлять с большого подноса на столик чай в стаканах с серебряными подстаканниками, плетёную корзиночку с булочками и плоскую стеклянную вазу с пирожными. Мне захотелось, чтобы кто-нибудь взял этот поднос и со всей дури приложил меня по башке — может быть, хоть тогда там бы осталось поменьше всякой зауми, которая существовала только в моём воображении.
Всё оказалось гораздо проще: Адель не считала нужным накладывать негласное табу на всякое такое.
Я думала, что будет чем-то вроде дурного тона, если я быстренько не сверну эту тему. А она секунду назад дала понять, что не считает это дурным тоном.
Потому что, похоже, она была не из тех, кто прячет голову в песок и делает вид, что проблемы нет. Видать, она хотела говорить об этой проблеме. Даже если по ходу пьесы ей пришлось бы малость порассуждать на тему собственной кончины.
"О`кей, док, как скажешь", — снова подумала я. Если на то пошло, я могла обсудить что угодно, что касалось смерти.
Значит, одна проблема отпадала. Зато имелась другая.
— Почему ты не взяла меня под руку? — я снова спросила в лоб — и тут же чуть не обделалась, что случилось непоправимое, и сейчас она встанет и уйдёт, непринуждённо сказав это своё "извини". Или "не обижайся".
— Извини. Не обижайся, — конечно, тут же сказала Адель. Я замерла, но она и не думала ломиться прочь. — Не всё сразу.
Похоже, с ней надо было фильтровать базар почище, чем с особистами, потому что у неё в голове было тараканов больше, чем ночью на нашей кухне. "Ладно, хрен с тобой, док", — в очередной раз подумала я.
— Прикосновение — это нечто особенное, — глубокомысленно изрекла она.
— Да? — тупо спросила я.
— Похоже, у нас тут снова ложка касторки, — со вздохом констатировала Адель — видать, и впрямь я опять была похожа на героя комиксов, который только что упал с небоскрёба.
— Это не значит, что я хочу, чтобы ты думала так же, — пояснила она. — Просто давай, это будет правило.
— Ладно, док. Правило — стало быть, правило. Смотреть, но не касаться, да? — неожиданно для себя согласилась я.
Происходило нечто странное. Для начала выяснялось, что меня влёгкую подписывали на какие-то дурацкие правила, список которых гарантированно был длиннее рулона туалетной бумаги. Я хотела было тут же брякнуть про ту осеннюю ночь, когда мы с Берц ввалились в серебристо-зелёный дом, как вовремя сообразила, что смысла в этом ни на грош. Наверняка, как и в любом правиле, здесь было исключение, — например, под названием Особый Случай.
