Фиона Хиггинс - Коллекционер стеклянных глаз
Его речь была прервана громовым «Ура!» и звоном кубков, так что прошло несколько минут, прежде чем лорд смог продолжить.
— А теперь, — воскликнул он с сияющими глазами, — я объявляю Зимний праздник открытым!
Все опять накинулись на еду, словно голодали несколько месяцев. Вепрь был нарезан, и зал наполнился звуками разрываемого мяса, хрустом костей и чавканьем. Средняя часть туши осталась чуть недожаренной, поскольку вепрь поступил на кухню в последний момент, но гости этого не замечали. Вносили все новые и новые кушанья. После экзотических рыбных блюд появились груды пирожных и медовых коврижек, грозившие обвалиться и измазать медом и кремом всех находившихся вблизи. К тому времени, когда лорд Мандибл вновь поднялся и постучал по своему кубку, чтобы привлечь внимание, уже не стол стонал от обилия яств, а люди, сидевшие за ним. Перегруженные едой, оставившей следы на их подбородках, и лоснившиеся от пота, они откинулись на спинки стульев, стараясь сфокусировать взгляд налитых кровью глаз, ковыряя серебряными зубочистками в зубах и высасывая из них остатки пищи. На лице леди Лисандры промелькнуло нечто вроде любезной улыбки, которая, впрочем, вполне могла быть нервной гримасой. Гектор чувствовал, что ему вот-вот станет дурно от всего этого.
Уголком глаза он заметил, как двое слуг отодвигают в конце зала ширму, за которой был спрятан клавесин. А под ним, возле педалей, он увидел какой-то предмет. Слуги были заняты установкой инструмента и больше ни на что не обращали внимания. Гектор медленно и незаметно приблизился к клавесину. Форма и цвет предмета показались ему знакомыми. «О боже!» — пробормотал он, ощущая слабость в ногах, ибо это был не кто иной, как единственный оставшийся у лорда Мандибла кот, Перси.
И жизни в нем было не больше, чем в косматом вепре.
— Tartri flammis! — прошипел Гектор сквозь зубы и, быстро нагнувшись, подобрал кота.
В этот момент сквозь накаленную и удушливую атмосферу столовой до него долетели слова лорда Мандибла:
— А теперь в честь леди Лисандры я сыграю на клавесине песенку, которую сочинил сам. Это тот самый инструмент, на котором когда-то играл мой отец. Слова я придумал только сегодня, так что прошу прощения, если стихи кое-где недостаточно отшлифованы.
Гектор похолодел. Нельзя было допустить, чтобы лорд Мандибл увидел, что Перси тоже погиб. Он узнает это в свое время, но не здесь и не сейчас. Гектор быстро спрятал еще теплое тело кота на груди под жилетом и потуже затянул пояс, чтобы тот не вывалился. Однако от этого груза надо было избавиться. Гектор прижался к портьере, а Мандибл, хромая и шурша панталонами, прошел мимо него к инструменту. В медвежьей шкуре и в съехавшем набок рогатом шлеме лорд представлял собой довольно забавное зрелище, но публика была уже не в том состоянии, чтобы замечать подобные мелочи. Мандибл начал играть и петь — если можно так сказать.
Достал с утра я свой мушкет,
Дробь и патроны взял.
«Куда, милорд?» — спросил слуга.
«За вепрем!» — я сказал.
«Седлай лихого мне коня,
Зови свирепых псов.
Долг чести в лес зовет меня,
К охоте я готов».
Скакал я день, скакал всю ночь
И снова я скакал,
И звук, как вепря рев точь-в-точь,
В лесу я услыхал.
Вепрь разодрать меня грозил,
Сверкая желтыми глазами,
Но тут же я его сразил
Двумя всего лишь выстрелами.
И вот пред вами мой трофей,
У всех вас на виду.
Он груда мяса и костей,
Душа его в аду!
Мандибл завершил выступление нестройным, но победным трезвучием и неловким поклоном. Гектор только головой помотал в удивлении, когда слушатели разразились бурными аплодисментами и криками «Браво!», не смолкавшими несколько минут. Его светлость снова занял свое место за столом, и тут встала леди Мандибл. В зале наступила тишина.
— Дорогой супруг, я тоже приготовила для тебя сюрприз. Сейчас я вернусь, — произнесла она, загадочно улыбнувшись, и вышла.
ГЛАВА 30
Сюрприз леди Мандибл
В отсутствие Лисандры пир в Большой столовой с ее тремя колоссальными пылавшими каминами продолжался. Внесли новые блюда. Шум, гвалт и раскаты смеха сотрясали стены.
Восторженная реакция публики на его выступление, одобрительные крики и аплодисменты вызвали слезы на глазах лорда Мандибла. Душевный подъем, который он переживал, учетверил его аппетит. Он с жадностью набросился на еду, слизывая жир, капавший с пальцев.
Однако в зале было ужасно жарко! На лбу его выступил пот, он утерся рукавом. Его вдруг стало подташнивать. В желудке появилось неприятное ощущение. Вепрь, точнее, то, что от него осталось, мрачно взирал на него с противоположного конца стола. Неожиданно лорд почувствовал, что не может больше проглотить ни кусочка. Он сделал глубокий вдох. Наверняка это сейчас пройдет. Очевидно, он переволновался. «У меня же артистическая натура, — подумал Мандибл, — я легко возбудим».
В этот миг церемониймейстер, стукнув жезлом о мраморный пол, объявил:
— Ее светлость леди Лисандра Мандибл!
Все глаза обратились к дверям, створки которых плавно и беззвучно раскрывались. Лишь когда они распахнулись полностью, появилась леди Мандибл. На первый взгляд в ее внешности ничто не изменилось. На ней было то же самое платье, в руках она ничего не держала. Лорд Мандибл недоумевал.
Он неловко поерзал на своем троне. Уж скорее бы все это закончилось. Больше всего в данный момент ему хотелось прилечь. Он смотрел на жену, медленно приближавшуюся к нему, и только тут одновременно со всеми гостями заметил, что она накинула мантию.
Мантия из кремового бархата была окаймлена белоснежным горностаевым мехом и прострочена серебряными нитями; две большие серебряные застежки удерживали ее на плечах леди Мандибл. Мантия ниспадала вдоль ее спины и образовывала длинный шлейф, волнами плывущий за ней. Однако не серебряные застежки, не бархат и не горностаевый мех привлекли всеобщее внимание. «Прямо чудо какое-то!» «Почему она так мерцает и дрожит, как живая?» — послышались возгласы.
И правда мантия переливалась всеми цветами радуги и казалась живой, а сама леди Мандибл была словно окутана сверкающим многоцветным облаком. Зрители были ошеломлены и зачарованы этой красотой. И постепенно, как накатывающая на берег волна, в их головах стало расти понимание. У Гектора, все еще прятавшего кота за пазухой, вдруг мучительно защемило сердце.
— Не может быть! — прошептал он. — Не может быть!
Ибо мантия мерцала и играла красками потому, что действительно была живой и шевелилась. Но это шевеление было предсмертными судорогами. Лисандра простерла руки вверх и медленно повернулась, демонстрируя потрясенной публике всю уникальность своего замысла. Лицо ее, излучавшее торжество, было воплощением жестокой красоты. Теперь все ясно видели, что она сделала. Боврик остолбенел в изумлении перед этим видением.
— О нет! — в ужасе простонал Гектор.
По всей мантии, от плеч и до краев шлейфа, к ткани были прикреплены с помощью тончайших незаметных булавок огромные умирающие бабочки, бившие крыльями в бессильной попытке вырваться на свободу. А многоцветное облако вокруг головы Лисандры, оседавшее как блестящая пудра на ее коже, состояло из мириад перламутровых чешуек, которые слетали с трепещущих в агонии крыльев.
ГЛАВА 31
«С волками жить —…»
Гектор оторвал взгляд от жуткой картины, не в силах больше выносить ее, и снова посмотрел на Боврика. Тот застыл наподобие статуй, украшавших Большую столовую, зачарованный видом колышущейся мантии.
Неожиданно лорд Мандибл, отодвинув свой трон, поднялся на ноги. Он был бледен и заметно дрожал. Лицо его исказилось от боли, по нему струился пот, который Мандибл утирал промокшим носовым платком. Двое слуг поспешили к нему на помощь, но Мандибл отстранил их. Пошатываясь и хватаясь за спинки резных стульев, он вышел из-за стола. Леди Мандибл, не трогаясь с места, смотрела на приближавшегося к ней мужа, глаза ее блестели, как два острых клинка. Гектор, потрясенный, как и все остальные, лишь молча наблюдал эту сцену. Мандибл волочил уже обе ноги, но упорно двигался вперед. Он не сводил глаз с жены.
— Лисандра, — прохрипел он, добравшись наконец до нее, — мне что-то нехорошо. Помоги мне.
Внезапно он схватился за сведенное судорогой горло, издал стон и рухнул на пол. Его тело было таким же безжизненным, как мраморные плитки, на которых оно лежало.
Наступила мертвая тишина, прерываемая лишь икотой, раздававшейся за одним из столов. Лисандра, взглянув на тело своего мужа, довольно театрально повалилась на руки стоявшего рядом с ней Герульфа.
