Дональд Крик - Мартин-Плейс
Когда Томми ушел, он развернул завтрак и открыл «Войну и мир». Сражение под Бородином было в полном разгаре: рев пушек, треск ружей, гром копыт, слава, смерть, поражение… Кончив главу, Дэнни закрыл книгу и сперва начал просто так вспоминать свои сегодняшние беседы со Слоуном и Салливеном, а потом потянулся за блокнотом. Бесенок иронии сидел на ручке, которой он писал.
АКЦИОНЕРНАЯ КОМПАНИЯ «САЛЛИВЕН И СЛОУН, ДЕЛЯГИ»
Я жить без денег не могу, тра-ла,
Я буду зашибать деньгу, тра-ла!
Очки мне не вотрут!
Я комбинацию найду, тра-ла,
Будь только дельце на ходу, тра-ла,
А я уж тут как тут!
Идейку миру я продам, тра-ла,
Себя абстрактно я подам, тра-ла,
Мильончик зашибу!
Калибром я обзаведусь, тра-ла,
А надо — мигом испарюсь, тра-ла,
Не вылечу в трубу!
Он сложил листок и сунул его в карман. Затем заказал по телефону билеты на субботу. Когда к концу перерыва вернулась Пола, он подошел к ней.
— Где мы встретимся завтра вечером?
Она небрежно листала журнал.
— Где хочешь.
— Без четверти восемь у букинистического магазина? Белый автомобиль с крестиками и ноликами на дверцах.
— Свинья! — Она показала ему язык. — Что ты сейчас читаешь?
— «Войну и мир». А ты?
— «Восстание ангелов».
Они рассмеялись. Теперь, когда Пола сбросила покрывало равнодушия, Дэнни рассказал ей про Слоуна и Салливена и показал свои стихи. Она прочла, и ее глаза засияли. Сейчас она перепечатает их, преподнесет по экземпляру Слоуну и Салливену, а еще один повесит на доске объявлений. Когда Дэнни запротестовал, Пола с сожалением кивнула.
— А какая возможность чуть-чуть оживить этот морг! Один экземпляр я все-таки захвачу домой и покажу отцу. Ему понравится.
Ее слова болезненно напомнили ему глухую стену непонимания в его собственной семье. Однако утренняя бесцельная злость рассеялась без следа, и позже, когда Арт Слоун с насмешливым сочувствием покачал головой, Дэнни в ответ только ухмыльнулся.
К концу дня, когда последний агент сдал деньги, к столу, за которым сидели Дэнни и Джадж, подошла Пола. Она окинула пачки денег алчным взглядом.
— Будь это все мое! Вот бы я посмотрела мир!
Лори Джадж вздохнул. Он был местной знаменитостью — в свое время участвовал в играх на Кубок Дэвиса, и его имя все еще иногда попадалось на страницах газет. Он поглядел на Полу с покровительственной улыбкой.
— Ну и что бы вы сделали с этими деньгами?
— Удрала бы из этой страны, — ответила она. — Села бы на первый пароход, отходящий в Европу, на Восток, в Америку. Уж я бы выбралась из этого склепа, предупредив об уходе ровно за одну минуту.
Казалось бы, банальные слова, золотая мечта подростка новой эры, но у Полы они прозвучали по-настоящему искренне, выражая живую и страстную потребность.
Когда она отошла, Джадж сказал:
— Эта девица думает, что она неотразима.
Он закрыл сумку с деньгами и отнес ее в хранилище.
Дэнни смотрел, как Пола надевает чехол на машинку. Томление в её голосе и глазах добавили Европу, Восток и Америку к тому длинному списку возможностей, в котором сам он фигурировал в качестве примечания, набранного самым мелким, почти неудобочитаемым шрифтом.
Когда он проходил мимо Риджби, тот поднял голову и спросил:
— Большие поступления сегодня, Дэнни?
— Обычные, мистер Риджби.
— Деньги — это большая ответственность, — сказал Риджби, — и то, что они проходят теперь через ваши руки, вам очень полезно.
Это было одно из тех произвольных утверждений, которые приподымают краешек правды, словно краешек театрального занавеса, открывая ноги актеров.
— Ну, мою работу нельзя назвать ответственной, — сказал Дэнни, — нужно только уметь считать.
— Вас по-прежнему не удовлетворяет ваша работа, не так ли? — спросил старший клерк.
— Да, по-прежнему.
— Возможно, это чувство у вас никогда не исчезнет.
Дэнни нахмурился. До сих пор Риджби всегда старался его ободрить.
— Но почему? — спросил он. — Ведь существует же достаточно ответственная работа.
Зал уже совсем опустел, только Гарри Дент и Джим Лейкер еще надевали пальто. Но Риджби их не видел. Он словно искал ответ там, куда не мог проникнуть взгляд, за внешней оболочкой предметов, в глубинах гранита и кирпича. Он медленно произнес:
— Видите ли, учреждения вроде этого не всегда так велики, как кажется. На самом деле они вовсе невелики, если только значимость не будет привнесена в них со стороны.
Риджби умолк.
Да, это было так, это была правда. Тут все держалось на человеке, на мысли, на идее, скрытой за действиями, на вере — на всем том, что стремился постигнуть Дэнни.
Старший клерк продолжал:
— Мистер Рокуэлл производит впечатление человека, способного на это. И я бы не сказал, что он потерпел в этом неудачу. Но, пожалуй, жить он может, только оставаясь королем в своем замке.
Все та же его неприязнь к Рокуэллу! Дэнни вспомнил управляющего — таким, каким видел его раза три-четыре в вестибюле, — и сказал:
— Вы хотите сказать, что он считает себя своего рода помазанником божьим?
Риджби улыбнулся. Очень удачно сказано. Мальчик, возможно, далеко пойдет. А может быть, он обречен прозябать в безвестности. Слишком многого ждет, чтобы удовлетвориться мелкими триумфами, чтобы подлаживаться к мелким людишкам.
— Можно назвать это и так, — произнес он вслух. — Арнольд Рокуэлл превратил компанию в свою собственность. Он наложил на нее отпечаток своей личности и, пожалуй, своих идеалов. Мне часто доводилось его слушать, и, по-моему, он говорит искренне. Однако я все чаще склоняюсь к мысли, что он видит перед собой идеал, которого в действительности не существует.
— Но как же не существует, если им определяются его поступки?
— Возможно, он не существует только для меня, — не стал спорить Риджби. — Однако я твердо знаю одно: деловое предприятие способно подогнать человека под определенный стандарт. И во время этой обработки полностью поглотить его личность. А каким способом можно избежать такой судьбы, я не знаю.
Он откинулся на спинку стула, а Дэнни, повинуясь внезапному порыву, продекламировал:.
…Встану один — в своем собственном праве, —
Если найти не смогу, с кем рядом встать
И остаться собой.
Стихи показались ему невыносимо напыщенными, и он уставился на чернильницу, жалея, что не сумел удержаться.
— Кто это написал, Дэнни?
— Шекспир О’Рурк.
— Да неужели! Мне нетрудно представить себе, как эти слова произносит Арнольд Рокуэлл — если бы он чего-то добивался или если бы ему нечего было терять.
Дэнни молча ждал. Риджби сидел нахохлившись: руки бессильно лежат на коленях, взгляд обращен в себя, и глаза кажутся пустыми, словно стекляшки. В опустевшем зале стояла тишина. Выходящее на запад высокое окно горело оранжевым пламенем заходящего солнца, и чудилось, будто в тишину проникает что-то жуткое, и это что-то исходит от Риджби, который погрузился в непонятный транс, а может быть, даже и умер. Когда, наконец, он заговорил, его голос был глухим и беззвучным, словно далекое эхо мыслей.
— Я никогда не стоял один в своем собственном праве — ни разу за все эти годы. Говоришь и ведешь себя нормально, и вид у тебя нормальный. И все это время внутри одна черная тоска. — Он задумчиво кивнул. — Моя мать любила повторять: «По плодам их узнаешь их, Джо. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?»
Он не отрываясь смотрел на чернильницу, и его бормочущий голос подводил итоги ушедшего прошлого с той иррациональной логикой, которая свойственна нелепо здравым суждениям сумасшедших.
Дэнни нервно обернулся. Его взгляд скользнул по опустевшим письменным столам, по зачехленным машинкам, по картотекам, по папкам, по гранитным колоннам, по пятну света над дверью хранилища, по высокому окну, ставшему теперь серебристо-серым, и тишина захлестнула его тугой петлей. Он посмотрел на Риджби, на сухожилия и вены, вздувшиеся под полупрозрачной кожей его рук, и сказал негромко:
— Мистер Риджби, — и более настойчиво: — Мистер Риджби!
Риджби медленно поднял на него глаза. Уголки его рта дернулись в усталой, смущенной улыбке, и он провел ладонью по глазам.
— Я что-нибудь говорил, Дэнни?.. Впрочем, неважно. Запрем хранилище и пойдем домой.
В хранилище Дэнни увидел, что в малом сейфе торчит ключ. Он вынул его и передал Риджби.
— Лори Джадж забыл свой ключ, — сказал он.
— Сейф заперт, Дэнни?
— Да.
Риджби взвесил ключ на ладони. Несколько секунд он смотрел на него, а потом сунул его в карман.
— Не понимаю, как мог Лори допустить такую оплошность, — сказал он. — Лучше никому об этом не говорите. Ведь он отвечает за малый сейф.
