Бриттани Сонненберг - Дорога домой
Когда они только переехали в Китай, Крис заверил их, что Шанхай – это всего на два с половиной года, а затем они вернутся в Штаты. Больше никаких поездок домой, просто домой.
Затем Крису делают предложение, от которого он не может отказаться, – перевод в Сингапур.
Согласие девочек на переезд в Сингапур покупают обещанием завести собаку. Элиз подкупить не так-то легко. По какой-то причине, которую Элиз не может сформулировать даже для себя, она категорически не хочет покидать Китай, несмотря на загрязнение воздуха и яблоки, которые приходится чистить, и переживания из-за веса, вызванные окружением из тоненьких китаянок.
Как нигде прежде, если не считать, пожалуй, Лондона, Элиз чувствует себя очарованной Шанхаем. Этот город словно эффектный бойфренд, который плохо с тобой обращается, но всегда оставляет желающей большего, а когда хочет быть милым, ты просто таешь. На самом деле у Элиз никогда не было такого бойфренда, но она всегда о нем мечтала. А может, ей просто надоело говорить Крису «да». «Конечно, дорогой, почему бы и нет?» – как жеманная домохозяйка из комедийного телесериала пятидесятых. Как Ада.
Крис потрясен сопротивлением Элиз переезду. Он просит и умоляет, обращает ее внимание на то, что дома больше нет работы. Элиз спокойно объясняет, что не хочет ехать «домой», она хочет остаться в Китае.
– Я не хочу ехать, – говорит она Крису по-китайски (уже в течение двух лет она берет уроки этого языка), что нисколько его не забавляет.
– Давай спросим у девочек, что они думают? – пожимает плечами Крис, вежливый дипломат. (Вот почему он столь успешно ведет деловые переговоры и даже превосходит своих китайских коллег в их же собственной игре.) Уверенная в победе Элиз даже не задумывается, что Крис никогда прежде не предлагал столь демократической процедуры. В последующие годы, при каждом воспоминании об этом «референдуме» Элиз будет сожалеть, что согласилась на него. Она не сталкивается с подобным сговором с девятого класса, когда девочки из десятого распустили слух, будто она участвовала в выступлении университетской группы поддержки как первокурсница, поскольку позволила футбольному тренеру поцеловать ее. Это больно ранит еще и потому, что, как полагала Элиз, она знает своих дочерей гораздо лучше Криса. «Софи и Ли ни в коем случает не отдадут предпочтение новой азиатской стране по сравнению с жизнью в Шанхае», – думала она. Но недооценила их желание получить щенка, американские фильмы и нормальные чизбургеры, которые свободно можно купить в Сингапуре. Элиз забаллотировали тремя голосами против одного.
В течение двух месяцев до переезда в Сингапур Элиз передвигается как во сне, отправляется после работы на длительные прогулки, не приходит домой на ужин. Крис пораньше уходит с работы, водит девочек в рестораны, и часто они втроем заговорщицки хихикают на диване, когда Элиз возвращается, и это отнюдь не помогает ей справиться с чувством, что она изгой внутри собственной семьи.
Затем, в начале августа, наступает день отъезда из Шанхая. Элиз, как Мехтильда, плачет на протяжении всего путешествия. Софи и Ли больше не хихикают, обнимая ее с двух сторон, а Крис обеспечивает непрерывным потоком белого вина и антидепрессантов. Элиз не спрашивает, как он раздобыл эти таблетки. Она с благодарностью их глотает и отводит взгляд от иллюминатора, когда самолет взлетает, и снова закрывает глаза во время посадки в аэропорту Чанги.
Жара
Снова в кабинете терапевта, месяц спустя, в самом конце пятидесятиминутного сеанса. Семья сидит на тех же местах, что и в прошлый раз. В воздухе заметна напряженность. Только Софи кажется невозмутимой.
Элиз: Я знала это, у меня с самого начала было плохое предчувствие в отношении этого переезда…
Врач: Но наверняка вы осознаёте, Элиз, что причина смерти Софи, порок сердца, была хроническим заболеванием, врожденным. К Сингапуру она не имела никакого отношения…
Элиз: Жара!
Крис: Врачи снова и снова говорили нам, что это никак не связано с температурой в тот день…
Элиз: Само собой, они нам это говорили. Со своими сингапурскими улыбочками, нервно хихикая, в точности так, как они смеются над печальными сценами в кино. Помню, я смотрела «Филадельфию» в Сингапуре – аудитория взорвалась смехом, когда Том Хэнкс умер…
Крис: Элиз. Ты сама не знаешь, что говоришь.
Элиз: Нам надо было остаться в Шанхае.
Врач: Крис?
Крис: Это неразумно. Это жестоко. Она винит в этом меня, понимаете? Не вслух, но кто виноват в том, что мы переехали? Я. А следовательно… делайте вывод сами.
Софи: Я неизбежно должна была умереть.
Ли: Она неизбежно должна была умереть.
Элиз: Откуда ты знаешь?
Софи: Я не знала, пока не настал тот день. Я странно себя почувствовала, когда проснулась. Я подумала: «Спорим, сегодня у меня придут месячные». (Печально смеется.) Но это оказалось кое-что посерьезней.
Ли: Я не знаю… не знаю. Я была с ней целый день, я ничего не ощутила. Жаль, что она не смогла дать мне какой-то знак, как-то сообщить…
Софи: Я растерялась. Я думала, не спросить ли у тебя, как пользоваться тампоном, но не смогла заговорить об этом. И у меня даже и крови-то не было. (Мягче.) Мы никогда этого не обсуждали.
Врач: Ли, как ты думаешь, что сказала бы тебе Софи в тот день? Или, погоди, я беру этот вопрос назад. Что она сказала бы тебе теперь? Представь, что она сидит на этом стуле.
(Указывает на стул, где действительно сидит Софи.)
Софи обращается к Ли на секретном детском языке: «Оверяй-дай воей-сай мерти-сай».
Ли отводит глаза, затем поворачивается к стулу, сосредоточивается, слушая. Медленно произносит: «Доверяй своей смерти».
Софи: Правильно! Да! Ты поняла, Ли!
(Бросается к Ли, чтобы хлопнуть ладонью по ее ладони, когда же Ли не реагирует, Софи вспоминает правила, ссутулившись возвращается на свой стул.)
Элиз: Что? Доверяй своей… это не похоже на Софи. Это звучит немного пугающе, милая. Что ты хочешь этим сказать?
Ли (глядя на стул): «Доверяй своей смерти», да, правильно. Кто ты теперь, какой-то дух, пришедший из мира мертвых? Спорим, это фраза из «Звездных войн».
Софи исчезает.
Ли (чувствуя прощание Софи, резко вздыхает): Софи!
Врач явно нервничает – его ролевое упражнение толкнуло Ли туда, куда он хотел.
Элиз (про себя): Доверяй своей смерти.
Крис: Видишь? Это случилось не из-за нашего переезда в Сингапур. Это случилось не из-за жары. Ли только что так сказала.
Элиз: Господи, Крис, она не об этом говорила! Ты всё так буквально воспринимаешь.
Ли (обращаясь к пустому стулу Софи): Видишь? Вот они начинают, а ты ушла. К черту. Я тоже ухожу. (Ли влезает на стул, раскидывает руки, как будто стоит на краю высокого здания, обдумывая роковой прыжок.)
Врач: Ли, займи, пожалуйста, свое место.
Ли повинуется со свойственным подростку возмущением. Крис и Элиз продолжают на заднем плане перебранку.
Врач: Друзья, боюсь, мы приближаемся к концу сеанса. Крис? Элиз? (Откашливается.) Крис! Элиз! Пора закругляться.
Молчание. Элиз подходит к сидящей на стуле Ли, обнимает ее. Ли вздрагивает. Крис подходит и обнимает жену за талию.
Крис: Пойдемте.
Врач: Ли, могу я переговорить с тобой наедине?
Крис и Элиз уходят.
Голоса всех четырех Кригстейнов, включая Софи, из-за сцены: Gute Nacht, Оясуми насай, Buenos Noches, Bon Nuit, Вань ань, Аньёнъ, Покойнойсай очинай!
(Ли явно слышит эти голоса, которые не слышит врач. Это «спокойной ночи» на семи языках – включая секретный детский – слова, которые Кригстейны всегда, до смерти Софи, говорили друг другу после вечерних молитв.)
Врач: Ли, ты делаешь успехи, поверь мне. Но я немного озабочен тем, как закончился сеанс. Как ты себя чувствуешь?
Ли кивает, не отвечая, натягивает толстовку, как во сне, медленно идет к двери, останавливается.
Ли: Почему вы попросили меня слушать ее, если хотели, чтобы я больше ее не видела?
Врач: Это гипотетически, Ли. Я попросил тебя представить, что она сказала бы.
Ли: Вы когда-нибудь теряли сестру?
Врач: Не думаю, что с моей стороны уместно входить в подробности моей личной…
Ли: Нет, вы не теряли. Поэтому не пытайтесь убить мою во второй раз.
Безопасность
По сравнению с сингапурскими проливными дождями грозы, которые Ли и Софи любили в Атланте, кажутся легким дождичком. В Сингапуре они приходят ниоткуда, тучи собираются внезапно, неожиданно, с яростью личности, страдающей пограничным расстройством. При ярко-голубом небе снаружи и палящем, неослабевающем солнце комната резко погружается в глубокую тень, и ливень обрушивается с бесповоротностью театрального занавеса; сердитая барабанная дробь дождя отвлекает Ли от урока китайского языка и, если сверкают молнии, быстро кладет конец футбольной тренировке Софи.
