Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества
Он говорит мне множество прекрасных слов, которые теплыми капельками летнего дождика орошают мое истерзанное сердце.
– Я могу говорить бесконечно о нашей с тобой любви, – подытожил Эдуард, улыбаясь.
– Я знаю, – вторю я ему.
Мы молчим и смотрим друг другу в глаза. Я представляю нашу совместную жизнь: красивую свадьбу с белым платьем и лимузином, рождение первенца… Я бы чуть не умерла во время родов, чтобы мой муж понервничал и понял, что не может жить без меня… У нас бы родился мальчик! Прекрасный здоровый мальчик по имени Сашка. Александр Эдуардович – по-моему, звучит замечательно. Я готовила бы вкусные завтраки-обеды-ужины, и мы были бы самой счастливой на свете семьей.
– Не грусти, все было бы именно так! – ласково подбадривает меня Эдик. Он будто видит мой секретный материал об идеальной жизни.
– Все было бы именно так, – всхлипываю я, стараясь улыбнуться. – Я прощаю тебя за то, что твое сердце принадлежало другой. Ты был со мной в моих мечтах. Ты заставил меня поверить, что любовь есть… Я любила тебя… И люблю! – прошептала я тихо.
И вдруг играет красивейшая музыка. Мой принц протягивает мне руку, и мы кружимся по облакам под аплодисменты сияющих улыбками зрителей… Счастливый финал, написанный красной пастой в потрепанном дневнике!
Главные персонажи моей пьесы-жизни… Я придумала им монологи, чтобы порадовать себя… и вас… Сказка о доброй Аленушке закончилась… Девочка с широкораспахнутыми глазами цвета неба растворяется в холодной бездне одиночества. Трансформация закончена… теперь я КС от кончиков ногтей до кончиков волос.
Я пропитана ядом нелюбви, и я стою у обрыва…
Глава 24
Моя невзрачная реальность
– Алена! – Резкий мужской голос меня напугал. Я медленно подняла веки. Напротив меня на кровати сидел незнакомец, он смотрел на меня очень внимательно. Я испуганно оглядывалась по с т ор он а м, не пон и м а я, где н а хож усь. Похоже, э т о бы л а б о л ьн и ч на я палата.
– Кто вы? – спросила я заинтересованно.
Доктор улыбнулся. На вид ему было лет шестьдесят. Худощавое привлекательное лицо было немного бледным. «Наверное, от усталости», – подумала я.
– Как вы себя чувствуйте? – спросил он участливо.
Я пожала плечами. Он смотрел заинтересованно, ожидая ответа.
– Я не знаю. Думаю хорошо, – ответила я робко.
– Мы можем поговорить? Или, если хотите, я могу прийти завра.
– Я ч у в с т ву ю себя норма л ьно… хорошо… Тол ько г олов а нем ног о кружится.
– Это от лекарств, – произнес он спокойно.
– Я больна?
– Нет, что вы! Назовем это: сбой нервной системы. Иван Павлович – ваш отец – сказал, что вы пережили страшную трагедию – смерть мамы. Это большое испытание и стресс.
Я мучительно вспоминала, как попала в это помещение, но в памяти были пробелы. Чтобы не выдать своего беспокойства, я решила перевести тему.
– К а к в ас з ову т? – Я стара лась к а з ать ся без забот ной и абсол ют но здоровой. Перспектива пожизненного пребывания в психушке меня не прельщала.
– Павел Иванович. Я захохотала.
– Что смешного, дорогая?
– Моего папу зовут почти так же, только наоборот – Иван Павлович.
Я весело и громко смеялась, но быстро успокоилась – я боялась переиграть. Доктор тоже похихикал неправдоподобно и дежурно, наблюдая за мной при этом слишком внимательно.
– Нам нужно с вами выбрать правильный курс лечения, Алена, – осторожничал Павел Иванович, но заметив беспокойство на моем лице, быстро добавил: – Не надо переживать! Мы просто будем разговаривать. Вы попьете цветные пилюльки, посмотрим на ваше с а моч у в с т вие, и к а к вы бу де т е г о т овы, я ра з р еш у п ри ход и т ь посетителям. И думаю, через месяцок вы будете новее прежней!
– Целый месяц лечения? – взволновано переспросила я.
– Может меньше. Зависит от вас. Если вы готовы пойти мне навстречу…
Я торопливо закивала. Мне не хотелось задерживаться в клинике, я была готова как можно быстрее умчаться домой.
– Алена, когда тебя привезли, в твоей руке был зажат кусок бумаги, на котором было кое-что написано, – очень серьезно и доверительно произнес человек в белом халате.
Развернув бумажку, он прочитал:
Мои демоны…
Они разрушают мое сознание и разбивают зеркала-иллюзии
на маленькие осколочки…
Я собираю огрызки моей мечты, словно мозаику…
Я вижу собранную мной картину…
Это портрет…
Уродливый портрет…
Так безобразно выглядит моя душа…
КС.
– Кто это написал?
– Я…
– Зачем ты это написала?
Я кусала губы. Сомнения терзали меня. Доктор терпеливо ждал, пока я приму решение: делиться ли с ним своей страшной тайной.
– Не бойся, ты можешь мне доверять. – Голос Павла Ивановича звучал успокаивающе. Он участливо взял меня за руку. Его тепло, как бальзам, входило в мое тело. Я почувствовала, что это единственный в мире человек, способный по-настоящему понять меня.
Я рассказала доктору о голосах в моей голове. Он внимательно слушал и кивал. Я смело делилась своими страхами, самыми острыми, самыми болезненными. Естественно, рассказала только то, что позвол я ла моя светлая сторона. У т емной части бы л и сек реты, которые раскрыть я не могла.
– А кто КС? – участливо спросил доктор.
– КС – это я.
Павел Иванович больше не задавал вопросов. Он предположил, что это инициалы моего второго «я», будто у меня раздвоение личности. Я заверила доктора, что в своей оболочке существую в одиночестве, но, судя по лукавому блеску в его прищуренных глазах, он мне не поверил. Мы поговорили о моем детстве. Мне не хотелось вдаваться в подробности моих трагедий, и я ограничилась несколькими фразами. Врач подвел итог беседы: я ему ви дел ась а дек ват ной, но немног о з атеря вшейся в г ран я х меж д у сном и реальностью. Слава Богу, он не обвинил меня в сумасшествии. Мне стало спокойней от осознания, что я просто запутавшийся человек.
В клинике мне было достаточно комфортно: приятный улыбчивый персонал; еда, как во всех госучреждениях, – безвкусная, но будто бы полезная. Первое время я много спала. Думаю, от таблеток. Мне снились цветные, красивые сны, которые мы обсуждали с Павлом Ивановичем.
– В твоих снах нет тревоги? Угрозы? – спрашивал он серьезно.
– Нет. Я улыбаюсь. Много улыбаюсь. И часто вижу себя ребенком.
– Ребенком в семье?
– Да. Ря дом папа и мама. Мы в моих сна х много времен и провод им на море.
– Ты купаешься?
– Я плохо плаваю. Видимо, во сне страх воды передается. Я опасаюсь заходить в воду.
Через несколько дней мне приснился прекрасный сон: я плыла размеренно и спокойно, не боясь утонуть. О своем морском подвиге я решила рассказать доктору. Я увидела его в коридоре.
– Это очень хорошо, А лена. Замечательно, что страхи уходят и ты ощущаешь свободу в своих снах, – улыбался Павел Иванович.
– Когда ко мне будут пускать посетителей? – спросила я еле слышно.
Доктор на несколько секунд опустил глаза и сказал очень осторожно:
– Я говорил твоему папе еще две недели назад, что тебя можно навещать. Да, иногда звонит мужчина, представляется твоим работодателем… Он просто спрашивает, как твое состояние и все!
– Да, это Макс. Он мой любовник, – задумчиво произнесла я, но, увидев вопрос в глазах доктора, быстро добавила: – Бывший… любовник. Мы встречались до… моего срыва. Но в наших отношениях точка. Мы больше никогда не увидимся. Я так думаю. Я уверена.
Врач пообещал еще раз позвонить моему отцу и быстро зашагал прочь по коридору.
Я открыла глаза, возле моей кровати стоял старичок. Я испугалась, не сразу узнав в ссутулившемся человеке собственного отца.
– Папа? – Я хотела убедиться, что это он.
– Привет дочь. – Голос был родной, отеческий.
– Ты… какой-то другой… Почему тебя так давно не было?
– Я… приболел. Реш и л под держат ь т ебя и т оже за лег в бол ьн и ц у. – Отец засмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли.
– Как Марина?
– Марина? Не знаю, – устало выдохнул папа. – Наверное, хорошо. Я уверен, что у нее все хорошо. Прости меня, Аленка.
Папа вернулся. Я радовалась. Он оставил фальшивую Голубеву и выбрал меня! Я победила. Теперь смело можно было выздоравливать и возвращаться домой!
Голоса в моей голове замолчали. Видения еще терзали мое сознание, но я смирилась с этими параллелями. Я относилась к ним как к части моей жизни, как ко сну! Я переговорила с моим врачом.
Он поздравил меня:
– Я всегда говорил, что спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Выглядишь хорошо! И глазки ясные. Думаю, некоторые лекарства мы можем уже и отменить. Но домой пока не отпущу!
– Как скажете, Павел Иванович. Я вам доверяю.
Мне удалось уговорить доктора разрешить писать. Видимо процесс выздоровления открыл во мне творческий поток. В моей голове рож да лись сти хотворн ые строк и. Павел Иванови ч постави л условие, что все свои записи я буду показывать медсестрам. Я согласилась. Мне выдали карандаш и блокнот. Стихи о весне, о любви, о нежности… о маме… Я творила и читала медсестрам. Они улыбались и благодарно кивали и даже аплодировали. Я так была увлечена своим творчеством, что практически не смотрела на моих зрительниц. Я смущалась и радовалась овациям. Но однажды, читая очередное сочиненное мною стихосложение, я увидела, как две мои зрительницы перешептывались. А потом как ни в чем не бывало аплодировали. Я больше не смущалась, поэтому внимательно следила за ними во время чтения своих творческих изысков. Проскальзывало в их взгляде что-то неправдивое. Я реш и ла ус т рои т ь и м п роверк у. На п исав сов ершен но нелеп ые ст и х и, я по уже сложившейся традиции вышла в коридор и объявила медработницам, что закончила новое произведенье. Три кулемы в белых халатах послушно сели на кушетку и с улыбкой смотрели на меня в ожидании моей декламации. Я изысканно поклонилась. Они радушно похлопали в ладоши.
