Татьяна Соломатина - От мужского лица (сборник)
Термин Public Relation, сохранившийся с незапамятных времен, на сегодняшний день утерял свой первоначальный смысл. Он не устарел, но был доведен до абсурда неумолимой логикой истории. Что это за корпорация, занимающаяся связями с общественностью, когда вся общественность так или иначе задействована в корпорации?! Однако аббревиатура сохранилась. И Шут с ней.
На шестьдесят второй верхний, где располагался наш отдел, Маша переехала со сто двадцать восьмого нижнего, то есть подземного этажа. Чему была несказанно рада. Ходили слухи, что чем ниже сидит сотрудник, тем выше его статус. Но кто верит слухам?… Так вот, Маша действительно была рада повышению… Даже не соображу, брать в кавычки слово «повышение» или нет? Если слухи верны — то надо. Но, если подумать, что важнее — удержать статус или выбраться из-под земли? Если последнее, то кавычки лишние. Но ведь это кому как, правда? И почём я знаю, как оно ей? Меня бы, например, радовала после имитирующих окон нижних этажей, которые, впрочем, ничем не отличаются от настоящих, хоть и такая же с виду, но реальность. Ведь невзирая на то, что панорама, открывающаяся практически из любого здания в Городе, представляла собой сплошной «забор» из соседних построек, всё же днём можно было увидеть наверху кусочек неба, а при удачном стечении обстоятельств ещё и лёгкий мазок перистого облака.
Ночью всё свободное от застройки пространство заполняли фантомаски — автономные голографические рекламные модули с функцией дистанционной настройки. Так что возможность увидеть что-либо на ночном небе требовала ещё большего везения. Вот краткая инструкция для последних романтиков — любителей встречать рассвет.
Во-первых, запаситесь очками с набором сменных фильтров, чтобы подобрать тот, который вернёт небу первоначальный цвет. Ибо угадать, какими средствами сегодня пользуется Служба Контроля Погоды, не дано никому — о непредсказуемости их действий уже несколько веков рассказывают одни и те же анекдоты.
Во-вторых, — не поленитесь — просидите на работе всю ночь, дожидаясь того момента, когда лучи ещё, наверное, невидимого солнца, начнут подсвечивать атмосферу. Тогда фантомаски выключат на сорок минут, для кэширования. Это, конечно, будет не совсем настоящий рассвет, но ваш внутренний мир предоставит полный спектр ощущений в прямой зависимости от затраченных усилий.
Когда-то давно коэффициент средней этажности Города регламентировался законодательно. Однако со временем дел внизу становилось всё меньше — и всякий «уважающий себя», то есть с соответствующими средствами, норовил забраться повыше. Строительные технологии достигли немыслимых высот и скоростей. Так что на сегодняшний день для гипотетического наблюдателя, расположившегося выше самого высокого здания, Город представился бы постоянно изменяющейся поверхностью, сравнимой с волнением в три-четыре балла. (Кстати, фраза «с высоты птичьего полёта» тоже давно вышла из обихода.)
Самыми низкими сооружениями — всего в сто пятьдесят этажей — навеки остались здания публичных файловых библиотек. А их в Городе было всего пять. Так что — не показатель.
Здание, в котором мы работали, не считалось новым — прошло уже шестнадцать месяцев с момента последнего демонтажа. Это немало, учитывая, что средний срок жизни подобных сооружений из лёгких конструкций составлял три года. Муниципальный счётчик, установленный на стене у главного входа, сообщал, сколько времени осталось у застройщика до ликвидации, а у сотрудников — до планового отпуска. Когда обратный отсчёт заканчивался, вступал в силу Закон о Целесообразности, точнее, тот его раздел, который касался «нецелесообразности дальнейшей эксплуатации», и вся надземная часть подлежала немедленному демонтажу. Приходил новый застройщик, оплачивал лицензию и за тридцать суток, отведённых по Закону, возводил следующее сооружение, у главного входа в которое тут же появлялся неумолимый счётчик. И так с каждым зданием в Городе, какое бы назначение оно ни выполняло.
Так что устаревшее слово «дом» давно уже вышло из оборота — по причинам своей неоднозначности. Его заменили более универсальные определения — «номер», принятое для обозначения индивидуальных секций в жилых блоках, и «работа» — термин, во все времена обозначавший место, где мы должны трудиться на них — для своего блага. «Они» — это не тайное мировое правительство, не заговор олигархов и не секта всезнающих шамбалистов. Вся планета давно уже иссверлена вдоль и поперёк. В ядре вообще теперь располагается энергостанция. Никакой загадочной Шамбалы так и не было найдено. С уходом последней мистической надежды пришлось взяться за здравый смысл и смириться с тем, что не существует никаких мировых заговоров. Так что теперь у нас в этом месте мир и покой. «Они» — это те, кто диктует правила. Эффективные и удачливые люди. Остальные — те, кто этим правилам подчиняется. Раз уж не способен на большее. Всё просто.
Многие слова и термины потеряли свой смысл безвозвратно и превратились в анахронизмы. В отличие от слова «город». Как это ни смешно, но место, в котором мы все живём, большинство всё ёще именует именно так. Оно и понятно. Когда, кроме Города, больше не стало ничего, превращение термина, обозначавшего категорию населённого пункта, в имя собственное выглядело закономерным. Ну, Город и Город. Мне-то что за дело? Названия не меняют сути вещей. Ничего с этим не поделаешь. А когда-то они эту суть определяли.
«Когда-то»… Надо быть свихнувшимся ренегатом вроде меня, чтобы интересоваться подобными вопросами. Разговоры об этом «когда-то», то есть о жизни до начала Нового Витка Спирали, не приветствовались. Крамолой не считались, но не приветствовались. В отличие от бесконечно обновляемых версий новейшей, post-новейшей и Шут знает какой ещё истории. Управленческие мотивы в этом вопросе привели к тому, что это вообще перестало кого бы то ни было волновать — да мало ли что было. «История — это мы!» А поскольку всегда есть эти текущие живые «мы», то и история должна быть такой же. Всегда здесь, под руками. Вот парадокс — лозунги предназначались изначально для управления массовым азартом. А кончилось всё тем, что они не просто уничтожили исходные данные, но и отбили напрочь стремление к ним. Критическое мышление за рамками заданных — читай «управляемых» — форматов автоматически выставляло «мыслителя» за порог социального института. Не фатально, конечно.
Я быстро схожусь с людьми, если они не вызывают у меня перманентной антипатии. Маша к таким не относилась. Учитывая, что её перевод в наш отдел состоялся всего за месяц до празднования Нового года, тем для разговоров в обеденный перерыв и в курилке было предостаточно.
Любая красная дата календаря по нонешним меркам — это скорее мучение, нежели отдохновение. Хорошо хоть, что в этот раз дата не круглая! А то в прошлом году устроили — решили, что переход «рубежа тысячелетий» — это не просто серьёзный повод, а ещё и ОЧЕНЬ ПОДХОДЯЩИЙ серьёзный повод. Шутка ли! Ничего не помогало! С их точки зрения, праздник — самый оптимальный, в сочетании «затраты-эффективность», способ консолидации Информационных Потоков и отработки новых методик. И, поверьте мне, хоть и рядовому, но всё же аналитику по профилю, — ни отключить, ни как-то по-другому избежать этого повсеместного проникновения в мозг нет никакой возможности.
От стробоскопического эффекта, который, как мне кажется, даже звёзды заставляет жмуриться, можно избавиться, просто запершись в номере и выключив окна. Выползающие из стен фантомаски можно забить «пауком», купленным на чёрном рынке. (Оштрафуют, конечно, если вычислят, но вещь очень полезная.) Избежать всякого рода неприятностей, связанных, например, с Законом, запрещающим без предварительной регистрации посещать любые общественные заведения в дни празднеств, тоже можно. А вот что делать с аэронейронными стимуляторами, разрешёнными особым законопроектом всего два года назад, которые распыляют в атмосфере и от которых даже биофильтры не спасают?… Я так подозреваю, что и сам законопроект провели специально накануне «рубежа» этого. Чтобы масштабно опробовать, так сказать. Поговаривают, что умельцы наконец кустарно добились атомарного разрешения у фильтров нового поколения. Но пока — это всего лишь слухи, к сожалению.
В общем, мыслить надо позитивно — дата не круглая, и это маленькая, но радость.
За три дня до мероприятия я предложил Маше отпраздновать вместе. Не потому что там чего… А просто как-то за перекуром на мой безобидный вопрос о том, где она собирается встречать Новый год, Маша ответила — мол, не знаю, с прежними коллегами отношений не поддерживаю, и всё такое… В общем, замяла тему.
Странно это. С её слов, она там около четырёх лет проработала, на своём сто двадцать восьмом нижнем. Так неужели не с кем скооперироваться на пару часов феерии? Хорошо ещё, что законопроект хоть во времени их инициативы ограничивает. Нашёлся, видимо, кто-то ещё в здравом рассудке. Или это тактика такая последовательная? Шут его знает!
