ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН
искренность и правдивость. Позднее я понял, что правдивость приносит вред Таким образом я снова стал лгать. То же самое было и с первоначальным образованием. Прежде всего мне сказали, что «глас народа» – это истина; когда я проверил на деле, то оказалось, что «глас народа» ошибался; однако, производя дальнейшие иccледование, я должен был признать, что «глас народа» прав. Когда все говорят, что Тицио вор, а Тиция распутная женщина, не верь этому; в продолжении одного или двух лет клянись, что они чисты, но на третий год, когда узнаешь их, то заметишь, что во всем этом есть много истины. Поэтому следовало сейчас проверить «голоса народа». В двадцать лет мне сказали, чтобы я присягнул королю, который унаследовал трон от своего отца, деда и т. д. Я присягнул, потому что меня заставили. Если бы не заставили, я, кояечно, не трисягал бы Потом меня послали убивать людей, которых я совершенно не знал и которые были одеты почти так же, как и я. Однажды мне сказали: «Видишь? это твой враг. Стреляй в него» Я выстрелил и не попал. Он стреляет в меня и ранит. Не знаю почему, но мне сказали, что это геройская рана».
Тем временем лента крутилась, публика менялась, а Тито все сидел и фантазировал. Накониц иришел служащий и сказал ему, что он просмотрел программу три раза, и попросил его выйти.
На улице он продолжалт, фантазировать о вещах более отвлеченных: о чувствах, идеалах, любви.
Заходил в кафе и делал там свои наблюдения. От времени до времени вспоминал, что он ириближается к смерти. Бациллы начали уже свою благодетельную работу. Чувствовал, что он уходит из жизни усталым и истосковавшимся: блаженни плачущие, яко тии утешатся.
Вызвал в своей памяти воспоминавие о Кока-
170
ине, но теперь он думал о ней уже без всякой горечи. Эта женщина и этот порошок оказали одно и то же действие: отравили его душу и тело, и теперь он идет к концу; если бы не встретил на своем пути эту женщину, был бы теперь врачом, смотрел бы в микроскоп и ничего не видел или с закрытыми глаземи, как Гомер или Мильтон, видел бы больше, чем при помощи тончайших приборов.
– Однако, к чему эти фантастические размышления? У меня должно быть качинается жар – подумал он вслух, направляясь к дому. В одном из ящиков он нашел термометр и измерил температуру: тридцать девять.
Положил термометр, снял башмаки и легь в постель. Болезнь проявлялась симптомами ангины… Как может быть ангина? Ведь я принял бациллы тифа. Значит это будет какая-то аномалия.
Повторил свого программу смерти: «Предоставляю судьбе полную свободу действий: может спасти меня или убить; буду поступать так, как поступает любой больной: позову доктора, раccкажу симптомы болезни и буду следовать предписаниям. Если судьбе угодно, чтобы я жил, буду жить. Препятствовать этому не стану. Если захочет, чтобы я умер, тоже не стану сопротивляться. Не скажу ничего по поводу того, откуда произошла эта болезнь. Если судьба захочет, доктор и сам распознает причину ее».
Спал несколько часов нервным, горячечным еном. Когда проснулся, увидел у своей постели Пьетро Ночера, квартирную хозяйку и Мод.
Приехавшая несколько часов тому назад, Мод сейчас же стала разыскивать его.
При виде ее, у Тито на один момент проявилось желание жить. Вспомнив, что при тифе кладут на желудок лед, велел до прихода доктора подать себе мешок со льдом.
171
На предложение хозяйки приготовить крепкии бульон, ответил отказом, так как помнил, что при тифе необходимо соблюдать строгую диету.
Прибывший доктор, после тщательного осмотра и выстукивания, поставил совершенно противоположный диагноз тому, которого ожидал Тито, но который со стоицизмом решил что так угодно судьбе, и подчинился всем его предписаниям. На нерешительный вопрос Тито, не есть ли это тиф, доктор ответил категорическим отрицанием и назначил такой метод лечения, который, по мнению больного, знавшого нсточник своей болезни, должен был дать совершенно обратный результат.
По уходе доктора, окружавшие Тито приступили к выполнению всех указаний ученого медика.
После того, как Тито провел ночь в бреду и беспокойстве, доктор произвел иccледование крови и все же заверил, что о тифе не может быть и речи.
Когда и на третий день положение больного не улучшилось, Мод и Ночера решили вызвать другого врача.
Тито не протестовал. Если бы ему предложили вызвать электротехника или пить керосин, он и на это не сделал бы никаких возражений.
Пришел другой доктор. Это был старый диагност и серьезный ученый. Проделав все обычные манипуляции, задал вопрос:
– Кто вас лечит?
Ночера назвал фамилию врача. Гримаса сразу определила мнение коллеги.
– И что он сказал?
– Заражение крови.
– Какое там! – раccмеелся доктор. – Унего…
Тито ожидал, что тот произнесет слово: тиф.
– У него мальтийская лихорадка – объявил старый медик.
– Это опасно? – спросила Мод.
– Нет. Будем делать вспрыскивание по способу Врита и, если вовремя захватим, скоро поставим его на ноги. Через чась я вернусь.
Доктор этот увлекался новейшими способами лечения, а так как недавно у него умер больной от желтой лихорадки, то теперь в каждом случае он видел только эту болезнь.
Когда вспрыскивание бацилл желтой лихорадки было произведено, Тито спросил:
– Доктор, вы впрыснули мне бациллы мальтийской лихорадки?
– Да.
– Если же случайно у меня нет этой болезни, то вы заразили меня ею.
– Совершенно верно.
– Значит, если вы ошиблись в диагнозе, и яболен тифом, то после этого у меня окажутся две болезни.
– Конично. Но у вас не тиф.
– Знаю, знаю – предупредительно заметил больной – я только делаю предположение.
Теперь Тито знал, что в теле его две болезни: тиф и мальтийская лихорадка. – От одной из двух – думал он – умру.
После вспрыскивания температура сильно поднялась, что доктор находил совершенно естественным, тогда как Мод и Ночера были обратного мнение и решили вызвать известнейшого профессора и светило науки.
Тот с достойнством пожал руки своим двум коллегам и сказал:
– Тиф! Это разобрал бы всякий дантист!
– Невозможно! – возразил первый доктор.
После новых иccледований крови и других испытаний, оказалось, что профессор был прав. Тито решил, что, раз установлена болезнь, судьбе угодно будет спасти его, потому что начнется правильное лечение. Вместо промываний желудка, равных
173
по силе Ниагарскому водопаду, и других средств, способных свалить и вола, назначева была строжайшая диета и ледяные ванны.
Но, увы, на этот раз судьба посмеялась над всеми: ледяные ванны вызвали боли в правой груди, кашель с кровью. Хотя медики уверяли, что это в порядке вещей, Тито понял, что это скоротечная чахотка.
Мод пошла, чтобы вернуть докторов, которые при первом же появлении крови скрылись.
Тито увидел пред собой торжественное лицо священнослужителя.
– Кто вас позвал? – спросил больной.
– Никто – солгала хозяйка.
– Священники чувствуют трупный запах, – чуть слышно процедил Тито. – Они, точно мухи, которые кладут яйца в ноздрях умирающих. Но, раз вы здесь, так все равно оставайтесь.
И все же священник ушел ни с чем: Тито казался и от молитвы и от исповеди.
Вместе с Ночера вошла одна из теток Тито, торую он видел очень редко. В каждой семье бывает тетка-ведьма. В моей тоже.
Она была счастлива, что Тито умирает, но плакала навзрыд.
– Если плачешь, – сказал Тито – значит я здоровею: иначе ты смеялась бы от счастья.
Внесли три подушки с кислородом.
– Три? Почему три? – спросила тетка. – Почемувы купили три? А если он израсходует только две? Примет ли обратно аптекарь?
– Да – ответил Ночера.
– И вернет деньги?
– Послушай, Ночера – собрав последние силы, кричал бедный Тито. – Убери прочь эту ведьму, или я сыграю с ней злую шутку и не умру.
Вошел профессор, светило науки.
174
– Нам лучше? – спросил знаменитый ученый, щупая пульс. – Нам лучше?
– Да.
И испустил дух.
Ночера, Мод и квартирная хозяйка опустились на колени вокруг кровати.
Вот каким образом, приняв бациллы тифа, и подвергшись сперва лечению от заражение крова а потом от мальтийской лихорадки, когда затем начнется правильное лечение от тифа, можно умереть от скоротечной чахотки.
XIV.
Когда Пьетро Ночера вскрывал завещание Тито, при этом присутствовала только Мод, с красными от слез глазами.
Тито ясно написал: «лишаю себя жизни». И лишил себя жизни из за нее.
В первый раз в своей жизни Мод почувствовала угрызение совести.
– Если бы я была более верной или делала вид, что верна ему, то…
– Не думайте об этом – успокаивал ее Ночера. – Угрызение совести самая бесполезная вещь. Лучше идите домой и ложитесь спать. С похоронами я сам все устрою.
