Ласло Краснахоркаи - Сатанинское танго
Часть вторая
VI. Иримиаш произносит речь
Друзья мои! Откровенно признаюсь, я оказался в сложном положении. Если я не ошибаюсь, никто из вас не упустил возможности прийти сюда, на это судьбоносное собрание… И многие из вас, несомненно, верят в то, что я способен объяснить причину той почти непостижимой трагедии, которая произошла здесь еще до нашего прихода… Но что я могу сказать вам, дамы и господа? Что я могу сказать, кроме того, что… я потрясен, иными словами, я хочу сказать — я в отчаянии. Поверьте мне, я, как и вы, в полном смятении, и мое состояние послужит извинением тому, что мне трудно подобрать сейчас слова… мое горло сжимается от ошеломляющего известия. Поэтому не удивительно, что в это утро, мучительное для всех нас, я могу выговорить лишь невнятные слова скорби, ибо, должен признаться, мне нисколько не помогает то, что вчера вечером, когда мы в ужасе стояли вокруг застывшего тела ребенка, найденного нами после долгих поисков, я предложил всем немного поспать и снова собраться сегодня утром, чтобы с более трезвой головой взглянуть в лицо случившемуся, хотя… во мне по-прежнему царит такой же хаос, как и вчера, в моей душе сегодня утром лишь усилилась растерянность… Однако… Я знаю… мне надо собраться, но я уверен в том, что вы поймете, если в эту минуту я не скажу ничего другого, кроме того, что я разделяю… глубоко разделяю боль несчастной матери, ее вечную, безутешную скорбь… Ибо я полагаю, нет необходимости дважды говорить, что боль утраты… когда вот так, в одно мгновение, мы лишаемся самого дорогого нашему сердцу, ни с чем несравнима, друзья мои… Не думаю, что среди всех собравшихся здесь найдется хоть один, кто не согласится в этом со мной… Эта трагедия тяжким бременем легла на души всех нас, поскольку вы прекрасно знаете, что все мы без исключения несем ответственность за происшедшее. И самое тяжкое в этой ситуации то, что испытав такое потрясение, со стиснутыми зубами, с сжимающимся от горечи горлом, борясь с выступающими на глазах слезами, мы должны перешагнуть через себя… Поскольку — и я уже сейчас хотел бы настоятельно обратить на это ваше внимание! — до того, как сюда приедут официальные лица, до того, как полицейские начнут расследование, важно, чтобы мы сами, очевидцы трагедии и люди, ответственные за нее, точно установили, что явилось причиной этого рокового несчастья, чудовищной гибели невинного ребенка… Поэтому будет лучше, если мы уже сейчас приготовимся к тому, что городские власти привлекут к ответственности за эту катастрофу в первую очередь нас… Да, друзья мои, именно нас! Прошу, не удивляйтесь! Потому что… положа руку на сердце, разве не могли мы предотвратить случившееся, если бы проявили немного внимания, каплю предусмотрительности, чуточку сердечной заботы и осторожности?.. Подумайте только о том, что это беззащитное создание, которое сейчас уже, несомненно, можно назвать агнцем, посланным Господом в наш мир, могло стать жертвой первого встречного, первого бродяги с большой дороги, кого угодно, друзья мои, кого угодно… Всю ночь, промокшая под дождем, сбиваемая с ног ветром, легкая добыча стихии… оставленная, позабытая всеми она блуждала здесь, среди нас, словно выгнанная из дому собака, она до самого конца была возле нас — и, может быть, заглядывала в это окно и видела, как вы, дамы и господа, напившись, весело отплясываете, и я не отрицаю, возможно, что она следила за нами, спрятавшись за каким-нибудь деревом или за стогом сена, когда мы, промокшие под дождем, устало брели от одного дорожного камня до другого к нашей цели — усадьбе Алмаши — ведь ее путь пролегал на расстоянии вытянутой руки от нас, и никто, понимаете, никто не поспешил ей на помощь, ее голос — поскольку я уверен, что в последние мгновения она звала нас — хоть кого-нибудь! — относило ветром и заглушало тем гамом, который вы подняли, дамы и господа! Но что за ужасающее совпадение, спросите вы, что за жестокая гримаса судьбы?.. Не поймите меня неправильно, я не обвиняю никого конкретно… Я не обвиняю мать, которая, может быть, никогда больше не уснет спокойно, поскольку она никогда не сможет простить себе то, что тогда, в тот роковой день… слишком поздно проснулась. Не обвиняю и брата жертвы — в противоположность вам, друзья мои! — этого молодого человека, подающего большие надежды, который последним видел ее, всего в каких-нибудь двухстах метрах отсюда, от того места, где мы сейчас сидим, всего в двухстах метрах от вас, дамы и господа, вас, которые ни о чем не подозревая, терпеливо ожидали нашего прихода, чтобы под конец, напившись, погрузиться в беспробудный сон… Нет, я не обвиняю никого лично, но… Позвольте задать вам вопрос: разве не все мы до единого виновны? Не честнее ли будет, если вместо дешевых оправданий мы сейчас откровенно признаем, что на самом деле обвинить можно всех нас? Поскольку — и в этом госпожа Халич абсолютно права — не станем обольщаться лишь для того, чтобы успокоить свою совесть, что все произошедшее было лишь случайным стечением обстоятельств, с которым мы ничего не могли поделать… У меня бы не заняло много времени доказать, что это совершенно не так! Давайте посмотрим на все события, одно за другим… Разберем подробно весь их ужасающий ход, ибо главный вопрос — не забудьте, дамы и господа! — главный вопрос в том, что случилось здесь вчера утром… Потому что… и эта мысль не давала мне покоя всю прошедшую ночь, когда меня вдруг ошеломило!.. Подумайте, ведь мы не только не знаем, каким образом произошла трагедия, нам даже неизвестно, что именно случилось… Сведения и признания, которые имеются в нашем распоряжении, настолько противоречат друг другу, что надо быть необычайно проницательным человеком, так сказать, семи пядей во лбу, чтобы ясно разглядеть в этом сумраке подозрений… Единственное, что мы знаем наверно — ребенка больше нет. И это, откровенно говоря, немного! Вот почему, думал я в кладовке, где господин трактирщик бескорыстно предоставил мне ночлег, вот почему у нас нет иного способа кроме как постепенно, шаг за шагом продвигаться вперед, и теперь я убежден, что это единственный правильный метод… Давайте соберем все, даже самые незначительные с виду детали, не станем колебаться, если вспомнится какая-нибудь абсолютно несущественная подробность… Подумайте, есть ли что-нибудь, о чем вы забыли мне вчера сказать… потому что только так можно надеяться, что мы найдем объяснение случившемуся и сумеем оправдаться в тяжелые минуты предстоящего расследования… Используем имеющееся в нашем распоряжении краткое время, поскольку мы можем доверять только себе самим, ведь никто другой не способен пролить свет на драматические события прошлых ночи и утра.
Тяжкие слова Иримиаша мрачно звучали в зале трактира, словно непрекращающиеся тревожные удары колокола, вызывающие не осознание собственной беды, а лишь чувство страха. Люди — на их лицах еще лежал отпечаток жутких ночных видений — молча стеснились вокруг, как зачарованные, словно только в этот момент они очнулись от сна и теперь, в измятой одежде, со взъерошенными волосами, со следами от подушек на щеках, ждали его объяснений, поскольку, пока они спали, мир вокруг них перевернулся с ног на голову… и все в нем перепуталось. Иримиаш сидел среди них, положив ногу на ногу, с исполненным достоинства видом откинувшись на спинку стула, старательно избегая взглядов налитых кровью, мешковатых глаз. Его гордо изогнутый, выступавший между скул ястребиный нос и волевой, чисто выбритый подбородок почти поднимались над окружающими его головами, волосы, спадавшие на шею, завивались с обеих сторон. Порой — подчеркивая значимость той или иной фразы — он резким движением вскидывал густые, почти сросшиеся, всклокоченные брови, а лучи трепещущих взглядов направлял на свой воздетый вверх указательный палец.
Но, прежде чем мы отправимся в этот рискованный путь, я должен кое-что сказать. Когда мы прибыли вчера на рассвете, вы, друзья мои, обрушили на нас град вопросов. Перебивая друг друга, вы объясняли, просили, утверждали, брали свои слова обратно, просили и предлагали, восхищались и ворчали, и сейчас я хотел бы ответить на два вопроса, поднятых в этой сумятице, хотя кое-кому из вас я уже упоминал о них… Один вопрос касается того, чтобы я «открыл тайну»… как некоторые это называют… нашего… скажем так… «исчезновения» полтора года назад… Ну, дамы и господа, здесь нет никакой «тайны», подчеркиваю еще раз, никакой загадки… Мы должны были исполнить некоторые обязательства — можно назвать их миссией, — о которых достаточно пока сказать, что они связаны с нашим нынешним пребыванием здесь. И теперь я должен избавить вас еще от одной иллюзии, ибо наша неожиданная встреча является чистой случайностью. Наш путь — мой и моего верного друга и помощника — вел нас в усадьбу Алмаши, которую мы должны были — по некоторым причинам — срочно посетить с целью, скажем так, разведки местности. И мы были уверены в том, что вас, друзья мои, здесь уже давно нет, мы даже сомневались, что этот трактир все еще открыт… Для нас было полной неожиданностью вновь встретить вас здесь, словно бы ничего не произошло… Не отрицаю, мне приятно видеть знакомые лица, но в то же время… не скрою от вас, я с беспокойством понял, что вы, друзья мои, по-прежнему здесь… прозябаете… возразите мне, если это выражение кажется вам чересчур сильным!.. здесь, в этом Богом забытом углу, тогда как все эти годы вы бессчетное количество раз решали бросить этот бесперспективный край и поискать счастья где-нибудь в другом месте… Когда полтора года назад, во время нашей последней встречи… мы с вами расстались, и вы стояли здесь, перед трактиром, и махали нам руками до тех пор, пока мы не скрылись за поворотом, я хорошо помню, сколько блестящих идей, сколько надежд и планов ждало претворения в жизнь, сколько у вас было желания приняться за дело, и вот сейчас я встречаю всех вас в том же самом положении, простите меня за резкие слова! еще более обнищавших и отупевших, дамы и господа! Но что же случилось? Что стало с этими планами, с этими блестящими идеями? Ну да ладно, кажется, я немного отклонился в сторону… Словом, наше появление среди вас, друзья мои, повторяю, является чистой случайностью. И хотя дело, из-за которого мы уже давно, еще вчера в полдень, должны были находиться в усадьбе Алмаши, является чрезвычайно спешным и уже почти неотложным, я, по нашей старой дружбе, решил, что не могу бросить вас, дамы и господа, в этой беде, не только из-за случившейся трагедии, которая задела и меня, ведь, в сущности говоря, когда она произошла, я был уже здесь, не говоря о том, что я, пусть и смутно, но помню незабвенную жертву и давно поддерживаю близкие отношения с членами ее семьи… но и потому, что вижу — эта драма прямо проистекает из сложившейся здесь ситуации, друзья мои, и я не могу бросить вас в таком положении… На ваш второй вопрос я, по сути, уже ответил, но все же повторю, чтобы позже не было никакого недопонимания… Вы заблуждались, когда, услышав о нашем возвращении, сделали опрометчивый вывод, что мы собираемся идти к вам в поселок, поскольку я уже упоминал, нам даже не приходило в голову, что мы сможем по-прежнему найти вас здесь… Не отрицаю, эта потеря времени мне несколько неудобна, поскольку сейчас мы должны были уже вернуться в город, но раз так все сложилось, давайте как можно скорее закончим с этим делом… и подведем черту под этой трагедией… И если… быть может… останется хоть немного времени… я попробую сделать что-нибудь для вас, хотя… честно признаюсь… пока что я в полной растерянности…
