Радика Джа - Исповедь гейши
Господин Пак часто говорил, что «в последний раз» произносить опасно, можно сглазить — ведь «последний раз» часто бывает перед смертью.
В тот день я вернулась довольно поздно. Был уже восьмой час, во всех окнах горел свет, и только наши были темными. Я с облегчением вздохнула и, несмотря на тяжелые пакеты с продуктами, бегом припустила к дому. Я так торопилась, что даже не заглянула в почтовый ящик.
Войдя в коридор, я увидела там Рю, сидевшего в темноте на скамеечке. На нем все еще были ботинки, но я сразу же поняла, что он пришел давно. Рядом лежала аккуратная стопочка почты.
— Что… что ты тут делаешь? — пролепетала я.
— Думаю, — коротко ответил он.
В темноте я не видела его лица, но голос звучал вполне спокойно. Моей первой мыслью было, что он потерял работу. Такое в банках случается постоянно.
— Где ты была? — мрачно спросил муж.
— В магазин ходила, — ответила я, радуясь, что пришла не с пустыми руками. — Ты давно здесь сидишь?
— Часа два. А может, и больше.
— Ну, извини, пожалуйста, — искренне огорчилась я, садясь с ним рядом.
Спина упиралась в холодную каменную стену, но все равно сидеть рядом с Рю было приятно. Я почувствовала к нему давно забытую нежность, хотела взять за руку, но он резко отодвинулся.
— На работе у тебя все в порядке? — мягко спросила я, по-прежнему уверенная, что его уволили.
— Надеюсь, да. Просто я устал и отпросился домой пораньше. Вот уж никак не ожидал, что никого не застану.
Я молчала, в душе проклиная Крокодила.
Мы еще несколько минут просидели в темноте. Наконец я нарушила молчание:
— Я пойду готовить ужин. Дети вот-вот вернутся. Хватит здесь сидеть, проходи в комнату, я налью тебе чего-нибудь выпить.
Удивленно вскинув голову, Рю впился в меня взглядом. Он никогда не пил дома. Потом неохотно кивнул. И угораздило же меня забыть, что он не пьет дома! С какой стати я вдруг стала обращаться с ним, как с клиентом?
К счастью, вернувшиеся дети чуть сгладили неловкость. Но для меня все стало вдруг каким-то нереальным, словно на экране телевизора, который я смотрю, когда глажу белье. Все шло как обычно. Рю, который всегда был немногословен, молча закрылся газетой. Я готовила ужин, слушая несмолкаемую болтовню Харуки о школе и друзьях. Акира-сан, такой же неразговорчивый, как его отец, включил телевизор и стал смотреть на экран сквозь завесу своих длинных растрепанных волос. Я порезала лук и имбирь, обжарила их, добавила саке, соевый соус и мясо. Но ни вкуса, ни запаха я не ощущала — ведь я по-прежнему наблюдала себя со стороны, ожидая, когда рассеется наваждение.
Это случилось после ужина. Рю резко отложил газету.
— Я пошел спать, — заявил он, протягивая мне белый конверт. — Это было в почтовом ящике. Твой банк предлагает тебе золотую кредитку. Поздравляю. Оказывается, ты у них на хорошем счету.
Тарелка выскользнула у меня из рук, но, упав на пол, почему-то не разбилась. Рю стал медленно подниматься в спальню. Дети удивленно переглянулись, но промолчали. Быстро доев, они выскочили из-за стола.
Я еще долго оставалась внизу. Дважды перемыла тарелки, трижды вытерла стол и протерла пол в кухне. Все это время белый конверт, лежавший на уголке стола, укоризненно следил за мной. Мне страшно захотелось курить, но идти за сигаретами не было сил. Наконец я вытащила письмо из конверта. Вообще-то это было не письмо, а рекламный проспект банка, предлагающий клиентам кредитки. Но внизу менеджер банка Маруяма-сан сделал небольшую вежливую приписку, обратившую в прах еще теплившуюся во мне надежду.
Примите мои поздравления. Ваш счет находится в превосходном состоянии. Я рад, что мои друзья помогли вам справиться с вашими финансовыми проблемами.
Рю работал в банке и прекрасно понял, что это означает. Возможно, он уже позвонил в банк «Сумитомо» и успел поговорить с Маруямой.
Я стала придумывать тысячи разных объяснений, но все они никуда не годились. Потом, словно вершина вулкана, вынырнувшая из облаков на закате солнца, мне вдруг открылась простая истина. Я не могу лгать Рю. Наша семейная жизнь была немногословна, но мы никогда не лгали друг другу. И я вряд ли смогу начать, да и не хочу этого. Счастье и мир в семье — это совершенно разные вещи. Счастье подобно пузырькам на поверхности грязной воды. А мир в семье — это сама вода. Она смывает всю грязь, возвращая людям чистоту и цельность. Если из моей жизни уйдет вода, то с ней исчезнут и пузырьки. И что тогда останется?
Поэтому я решила ничего не объяснять.
Дни тянулись невыносимо медленно. Я позвонила Крокодилу и сказала, что муж что-то заподозрил и поэтому я на время залягу на дно.
— Ладно, — проворчал он. — Но не лежи там слишком долго, иначе останешься без клиентов.
Рю терпеливо ждал, когда я объяснюсь. Он стал приходить домой не позже восьми и ужинал вместе с семьей. Приняв после работы душ, он садился в гостиной и не спускал с меня глаз, словно голодная собака. Это было ужасно. Мне страшно хотелось признаться, все рассказать, объяснить и вымолить прощение. Но, представив, с каким отвращением он отведет глаза, я сразу же теряла решимость, и слова застревали в горле. Я представляла себя устрицей, а мое молчание было жемчужиной. Если подождать подольше, моя жемчужина вырастет и станет такой ценной, что Рю сможет ее продать, и мы разбогатеем. Тогда мне не придется переживать из-за страсти к тряпкам, и главная проблема моей жизни станет столь незначительной, что мы с мужем просто над ней посмеемся.
Так прошел месяц. Я все ждала, что он поймет мое молчание и перестанет преследовать меня взглядом. Эта мысль постоянно точила меня, лишая всякой способности соображать. Я продолжала представлять себя устрицей, готовящей Рю сюрприз, который превратит грязь, запятнавшую его дом, в нечто по-настоящему ценное.
Но сюрприз устроил мне Рю. Придя с работы в шесть, он помахал у меня перед носом двумя билетами и впервые за весь месяц улыбнулся.
— Собирай чемоданы, — заявил он. — В пятницу мы с тобой уезжаем в отпуск.
Вот уж действительно сюрприз.
— Но… но как же твоя работа?
— Я взял трехмесячный отпуск.
— Целых три месяца? — изумилась я.
— Но я могу вернуться на работу и раньше.
Конечно же, я ему не поверила. В Японии никому не дают трехмесячных отпусков.
— А ты не потерял работу? — подозрительно спросила я.
Рю рассмеялся.
— Конечно, нет. Я сказал, что моя жена заболела и мне надо ее выхаживать.
Я нахмурилась. О какой болезни идет речь? Я так разозлилась, что чуть не призналась ему во всем, но он меня опередил.
— Это я виноват, — сказал Рю, прижимая меня к груди. — Совсем не уделял тебе внимания. Ты вышла замуж совсем девчонкой, вот и влипла в историю по неопытности. Скажи, что с тобой, и я найду тебе доктора, который все исправит. Если ты влезла в долги, скажи, сколько там у тебя, и я все выплачу сам. Обещаю, что не буду ругаться. Если надо, продадим дом. Нам такой большой не нужен.
Я по-прежнему молчала, и он продолжал:
— Ладно. Можешь ничего не говорить. Когда мы останемся одни, у нас будет время все обсудить.
— Но… но как же дети? — пробормотала я, обретя наконец дар речи.
— За ними присмотрит моя мать.
Увидев, как помрачнело мое лицо, Рю поспешил добавить:
— Да не волнуйся ты. Когда она приедет, нас здесь уже не будет.
Рю не был романтиком, и в этом заключалась главная проблема. Он был умным и добрым, но у него начисто отсутствовало воображение, а без него невозможна романтика. Мне кажется, люди без воображения всегда очень добродетельны. Иначе и быть не может. Они попросту не в состоянии понять чужие проблемы и слабости. Трудно сказать, что Рю подумал о моем тайном банковском счете. Может быть, он решил, что я экономила на хозяйстве и переводила часть его зарплаты на свой счет. Или впала в депрессию, слегка повредилась в рассудке и стала подворовывать деньги. И все, что мне нужно, — это немного развеяться: тогда проблема решится сама собой и наша жизнь вернется в прежнее русло.
Если бы у Рю была хоть капля воображения, он бы повез меня в Европу — в Париж или Рим, Милан или Лондон. Там бы он угощал меня вином, говорил о своей любви, и тогда все бы могло сложиться иначе. Вместо этого он потащил меня в курортный городишко Юфун неподалеку от Беппу, где жила его мать.
Если вы не были на Кюсю, вы ничего не потеряли. Пустая трата денег. Это какая-то преисподняя. Там ничего нет, кроме вулканов и горячих серных источников, бьющих из трещин в земной коре. На этих источниках понастроили множество купален с красной, зеленой, желтой или бирюзовой водой — выбирай любую. В некоторых вода такая горячая, что в нее невозможно войти. Такие источники называют «адскими». В них обычно готовят еду. Во время медового месяца, который мы проводили у матери Рю, он как-то раз свозил меня на горячий источник. Искупавшись, мы надели кимоно и отправились в японский ресторан, где уже был сервирован стол. Все блюда выглядели отлично, совсем как в лучших токийских ресторанах, но есть я их не смогла — они были водянистыми и пахли тухлыми яйцами. Однако другие посетители уплетали за обе щеки и, казалось, наслаждались этой сомнительной едой! Тогда я впервые задала себе вопрос: кто же здесь ненормальный — я или все остальные?
