Мартин Уиндроу - Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре
Каждый из органов чувств дает вашему мозгу минимум информации, но все вместе они обеспечивают ментальный образ вашего окружения, и это позволяет вам довольно уверенно двигаться в темноте. Будь вы австралийским аборигеном, бушменом Калахари, индейцем из джунглей Амазонки – или своим предком в пятидесятом поколении в любой точке мира – вы все равно смогли бы сделать это, даже не задумываясь о своих действиях. И совы тоже могут это сделать – это для них очень просто.
Возможно, совы имеют чувство, которого нет у людей. Недавние исследования других видов птиц показали, что их способность ориентироваться в пространстве днем и ночью связана с восприятием магнитного поля Земли. Исследования этой способности у птиц – преимущественно, у перелетных – пока что находятся в зачаточном состоянии, но все же уже дали интересные сведения. Было установлено, что не только голуби, но и неперелетные птицы, например, куры, имеют в области глаз и ноздрей крохотные отложения микроскопических кристаллов магнетита (разновидность оксида железа). Исследования европейских зарянок показали, что в левой части мозга у них происходит химическая реакция, запускаемая светом, поступающим в правый глаз. Эта реакция связана со способностью птиц к ориентированию. Подобное восприятие можно сравнить со своеобразным магнитным компасом и ориентированием по магнитной карте окружающей местности. Сезонные перелеты совершают очень немногие птицы – в Британии это рыбный филин. (И снова хочу подчеркнуть: в орнитологии я почти полный профан. Но вы же задумаетесь над этой информацией, верно?)
* * *Мамбл обладала поразительной способностью менять внешность благодаря различиям в объеме ее реального тела и объемах ее пышных, эластичных перьев. Ярче всего это проявлялось в области головы и шеи. Лучше всего дает представление об этой части тела Мамбл вязаная шапка-чулок – шерстяная труба, которую можно носить на шее или натянуть на голову, как лыжную маску, оставив нижнюю часть пышными складками вокруг шеи. «Шапка» Мамбл начиналась с темной каймы лицевого диска и заканчивалась переходом в верхнюю часть корпуса. Я не сразу понял, что она может с ней делать. Мамбл с юности дала понять, что испытывает глубокое отвращение к голубям. Эти городские падальщики крайне редко залетали на балкон седьмого этажа, но когда такое случалось, моя сова мгновенно просыпалась и переходила к действиям. Она подходила как можно ближе к проволочной сетке. Голубь обычно восклицал «О!» и улетал. Но и после этого сова оставалась на месте, растопырив крылья, вытаращив глаза и приоткрыв клюв. Когда по выходным я выпускал ее полетать по квартире, то иногда слышал неожиданное хлопанье крыльев и скрежет когтей. Я сразу понимал, что Мамбл заметила одного из этих (по ее мнению) воздушных собирателей отбросов, который позволил себе приблизиться к ее территории.
Как-то днем Мамбл спокойно сидела на длинном западном подоконнике на своем излюбленном месте – большом керамическом горшке, накрытом сверху прочной доской. Я как раз собирался ее сфотографировать, как вдруг на балкон залетел голубь. В видоискателе я увидел, как изменилась моя сова. Буквально за пять секунд она из толстой, спокойной совы превратилась в сову худую и подозрительную. Можно сказать, что вместо круглого кочана салата «айсберг» передо мной появился длинный кочан пекинской капусты. В некоторых книгах говорится, что такая реакция – это попытка совы замаскироваться под ствол дерева, рядом с которым она сидит.
Сначала ее голова повернулась в сторону голубя, потом она уставилась на него, не мигая. Очертания ее тела заметно изменились: на этот раз она не стала подниматься на лапы, а прижала перья на спине и шее, и стала выглядеть более худой. «Шапка» соскользнула назад, и голова и лицо совы мгновенно изменились. Круглый шар головы сжался и изменил форму: перья на затылке прижались к голове, а на макушке поднялись дыбом, словно ирокез. Перья над глазами и между ними опустились и расположились горизонтально, как накладные ресницы. Глаза сова прикрыла. Одновременно боковые части лицевого диска прижались к голове, подчеркнув скулы. За несколько минут Мамбл из состояния доброжелательной скуки перешла в состояние враждебной подозрительности. Она превратилась во врага, которого вряд ли можно себе пожелать.
* * *Когда сова отдыхала, перья на макушке и затылке образовывали сплошной капюшон, переходящий в пышную шаль светло-коричневых перьев, прикрывающих плечи и верхнюю часть спины. Разглядеть можно было только внешние границы, отмеченные белыми перьями с темно-коричневыми пятнами. Понять же, где каждое пестрое шалевое перо переходит в другое, было практически невозможно. Я мог заметить лишь легкий контраст между общей массой шали и темными контурными перьями, прикрывавшими нижнюю часть спины.
У птиц гораздо больше осязательных рецепторов на коже, чем у млекопитающих. Считается, что слой нитевидных перьев, растущих под основными перьями, улавливает давление и вибрации. Благодаря этому мозг получает информацию об относительном положении различных перьев. Так Мамбл может не задумываясь изменить свою «одежду». Подумайте, как славно было бы и нам обладать такой способностью, и позавидуйте совам. Представьте: просыпаешься и, проходя мимо зеркала, понимаешь, что прическа помялась. Если бы ты был совой, то и зеркала тебе не понадобилось бы. Ты бы бессознательно понимал, что твои волосы в беспорядке – и еще лучше осознавал степень давления одежды на тело. Автоматический ментальный посыл привел бы в действие мышцы скальпа (да, действительно, нужно было бы иметь весьма свободно сидящий на голове скальп), и волосы мгновенно пришли бы в порядок. Кто знает, вероятно, и прядь, упавшую на глаза, можно было бы возвращать на место, не двигая даже пальцем.
* * *Переднюю часть тела Мамбл покрывали густые, пушистые кремово-белые перья, каждое из которых имело вертикальную темно-коричневую полосу в центре. (Когда сова линяла, я видел, что лишь кончики перьев были белыми и коричневыми – большая часть каждого пера состояла из темно-серых волокон. Но оперение совы настолько густое, что эта часть полностью скрыта от глаз наблюдателей.) Эта часть оперения была густой и очень мягкой. Перья согревают сову зимой, когда она долгие часы проводит на ветках без движения. У птиц температура тела намного выше, чем у человека. А роскошное одеяние неясыти – это пуховое одеяло. Пушистые перья покрывали живот птицы и проходили между ногами, становясь белоснежно-белыми под хвостом. Хвостовая часть тела птицы – это продолжение тазового пояса, а не позвоночника.
От конца позвоночного столба, расположенного чуть выше хвостовой части, отходили двенадцать длинных хвостовых перьев. Основания этих рулевых перьев укреплены и прикрыты сверху и снизу более мелкими перьями. Центральные четыре пера узкие, почти постоянной ширины. Они имеют ровный коричневый цвет с маленьким белым кончиком. По обе стороны от них располагаются четыре более широких пера, покрытых полосками, как и маховые перья крыльев. В полете сова расправляет все двенадцать перьев, образуя широкий, округлый веер. Насколько я могу судить, перья располагаются не в плоскости, образуя очень пологую арку: четыре центральных пера – выше, а остальные – чуть ниже. Каждое перо перекрывается с тем, что расположено ниже и выше. Когда Мамбл садилась, она сворачивала внешние перья внутрь, под центральные – ну прямо настоящий дамский веер.
* * *У сов очень сильные лапы. Бедренный сустав располагается на уровне таза, есть еще два крупных сустава (советую еще раз вернуться к рисунку скелета на стр. 185). В нижней части бедра верхний из этих двух суставов («колено», унаследованное от рептилий) сгибается назад, как человеческое колено, но под оперением разглядеть это почти невозможно. Нижний сустав, в нижней части соединенных большой и малой берцовой костей, то есть голени, сгибается вперед. Это «щиколотка» – еще одно наследие рептилий. За «щиколоткой» «ступня» рептилии заметно удлиняется и превращается в лапу совы (цевку). Именно эта часть напоминает нам щиколотку, но в действительности это скорее плюсна, хотя пальцы на ней направлены и вперед, и назад.
Большую часть времени перья и пух Мамбл целиком закрывали ее лапы, вплоть до второго, сгибающегося вперед сустава. Когда она сидела в привычной позе, лапки тоже исчезали – виднелись только кончики когтей. Мамбл часто сидела (и спала), стоя на одной лапке, а другую поджимала под себя, в «одеяло» перьев. Когда обладаешь таким развитым инстинктивным чувством равновесия, как у совы, нет смысла выставлять обе лапы на мороз, рискуя их отморозить и потерять возможность двигаться.
