Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть
— Хватит об этом, Эрл. — Голос Лэндона сорвался на фальцет. Сидевшие за соседним столом подняли головы и посмотрели на них.
— Хватит об этом, Эрл, бога ради, — зашептал Лэндон. Где-то под ложечкой у него неприятно засосало. — Ты что, сказал ему, что я собираюсь уходить вместе с тобой? Из чувства солидарности или еще чего-то такого.
— Нет, нет, нет, старина…
— Но ты намекнул… О боже!
— Погоди, послушай. Ничего такого я ему не сказал. Просто выложил правду. А правда такова, что мы работаем вместе столько, что он и представить не может. Мы прекрасно сработались. Знаем наперед ходы друг друга. Это правда, верно же? — Опершись на локоть, он склонился над столом. — Ну?
— Да… да… — пробормотал Лэндон. Как люди создают мифы! Тут и не подкопаешься! Крэмнер вбил себе в голову, что они работали на пару.
— Ты только не беспокойся, — увещевал Крэмнер. — Хочешь остаться, твою работу никто не отнимет, уверен. Но поверь, Фредди, у меня уже кое-что на мази… Так что беспокоиться нечего…
Лэндон отвернулся.
— Да кто беспокоится? Но все-таки…
Его слова потонули в ритмичной музыке, зазвучавшей из угла зала. Подошло время «Пойте вместе с нами», и за пианолу уселся мужчина в лиловом пиджаке. Крупная полногрудая женщина в светлом парике, похожая на Мей Уэст[40], в длинном платье с блестками, вышла на сцену и принялась горланить «Мою старую компанию». Эта большая блондинка напомнила Лэндону мать. Публика скоро стала подтягивать, и Крэмнер, полуобернувшись на стуле, тоже пропел пару куплетов, но потом голова его начала клониться, как у нарцисса, и в конце концов бухнулась на грудь. С помощью швейцара Лэндон вывел его на улицу, где Крэмнера мгновенно и весьма живописно вырвало. Прислонившись к стене, он возвернул несколько унций первосортного солодового виски и частично фирменное блюдо из жареных кур «Полковник Сандерс из Кентукки». Хотя Лэндон, помнится, расставил ноги пошире, спасти мокасины от блевотины ему не удалось. Он сразу отрезвел и, нервничая, запихнул надравшегося коллегу в такси под подозрительным взглядом проходившего мимо полицейского.
Разумеется, время Крэмнера прошло, да и специалист он был дутый. Но Лэндону все же было жаль его, когда на голову бедняги опустился топор Шугермена. Однако Лэндон понимал: при новой расстановке сил места для Крэмнера не было. Компания переживала тяжелые времена. После смерти старого Сирила Маккаллема она практически плыла по воле волн. Никто и пальцем не шевельнул, чтобы выправить положение, во всяком случае, не заведующий отделом сбыта Эрл Крэмнер, который сидел в своем кабинете и делал вид, что на дворе тысяча девятьсот пятидесятый год. Иногда он отправлялся поездом в Ванкувер или Монреаль, останавливался в старых гостиницах и заигрывал с горничными. Он любил говорить, что нужно поддерживать контакты с заказчиками, но Лэндон не сомневался: Крэмнер просто жаждал оторваться от писанины и необходимости что-то решать. Он частенько тащил с собой Лэндона, который эти поездки не выносил. Никого из нового народа Крэмнер не знал и своими кондовыми солдатскими шутками только вызывал недоумение у задерганных начальников отделов — то у них фонды горят, то неладно с квотами. У них не было времени на всякую белиберду, но Крэмнер никогда не улавливал в их глазах и голосах намека: хватит, нам некогда! Он просто выставлялся перед ними дураком, а Лэндон что мог поделать? Он стоял рядом, беспомощный и кипящий от злости. Эти встречи изматывали его, и он, как всегда, боялся за свое сердце и давление. Идя к выходу, он бросал мимолетные взгляды в зеркала парфюмерных и косметических отделов и видел на щеках нездоровый румянец: огромная свекла лица под пылающей гривой. Может быть, он — Эрик Рыжий или Лейф Счастливый[41]?
В вагоне-ресторане «Трансконтинентальной» Лэндон смотрел, как прячется за Скалистые горы солнце, восхищался небом, по которому плыл рассеянный свет, а сам слушал байки Крэмнера, уже не раз слышанные. Но игнорировать Крэмнера было невозможно. Его бешеная энергия обволакивала тебя, он не сидел спокойно ни минуты. Похоже, немалая часть его жизни уходила на то, чтобы поудобнее пристроить собственное тело. Он напоминал человека, который сейчас будет фотографироваться, он неутомим и встревожен, то закинет ногу на ногу, то сбросит, подтянет носок, сбившийся на лодыжку, вытащит рукав с запонкой, проведет рукой по тщательно уложенным волосам. Лэндон знал, что Крэмнер тщеславен, видимо, в свое время он пользовался успехом у женщин. Да, в двадцатые годы он наверняка был эдаким проворным душкой-коммивояжером и проливал бальзам на сердца многих вдов, стоявших за прилавками поселковых лавчонок.
После ужина Крэмнер говорил только об одном: как в те далекие времена он со стариной Сирилом Маккаллемом мотался по стране из конца в конец, тогда в компании, кроме них, торговых агентов вообще не было. Он был переполнен воспоминаниями, и целые вечера напролет Лэндон, изнемогая от скуки, слушал его, а у самого от сигаретного дыма раскалывалась голова. И, конечно же, на поездах уже никто не ездил. Пока он и Крэмнер неспешно катили на железных колесах, поглядывая в темное окошко на сельские пейзажи, конкуренты носились на самолетах и загребали рынки сбыта. Ему с Крэмнером оставалось лишь подбирать за ними крохи. Конец был неминуем, но, когда он наступил, Лэндону все равно было жаль Крэмнера. Да, его тщеславие и манерность раздражали, но все эти годы он был добр к Лэндону. Крэмнер выиграл для него не одну битву за повышение зарплаты или дополнительный отпуск, не робея перед стариком Маккаллемом. Лэндон часто слышал, как из кабинета босса доносились их разгневанные шотландские голоса, все громче и громче, наконец с силой распахивалась дверь, и оттуда вылетал Крэмнер — круглое лицо над галстуком-бабочкой пылает, грудь вздымается, как у бойцового петуха. Наклонится над столом Лэндона, подмигнет и зашепчет: «Будет тебе прибавка, дружище, не боись. Старик — истинный шотландец, но в справедливости ему не откажешь».
Но что Крэмнер сказал Шугермену? Шугермен, похоже, один из тех напористых и хватких типов, которые так уверены в себе, что даже страшно. Лэндон всегда перед ними тушевался. Что же ему сказать? Проведя бессонную ночь, он пошел к секретарше Шугермена и попросил его принять. Сейчас он понимал — это была ошибка, стратегический просчет. Со стороны казалось, что он решил бросить вызов, на самом деле он просто боялся неверно сыграть. Тут требовалась осторожность. Одна фраза, подпись на бланке — и твоя жизнь изменилась. Зачем вообще ему была нужна эта встреча? Шугермен и словом не обмолвился о том, что будет уволен еще кто-то. На доске объявлений даже появилась специальная бумажка: аккуратно отстуканное на электрической машинке послание, сводившееся к тому, что никаких дальнейших перемен в штатном расписании не предвидится. Лэндон даже запомнил слова. «Теперь вы — сотрудники „Девелко энтерпрайзес“. А в „Девелко“ людей ценят!» Да, но как, мрачно думал Лэндон, вспоминая послание. Подписавший его Леон Шугермен сидел, откинувшись, в своем вращающемся кресле, заложив ногу на ногу, и рассказывал Лэндону о своем родном городе Чикаго, о том, что черные и пуэрториканцы уничтожили этот великий город. Разговор о городах сбил Лэндона с толку. Он полагал, что Шугермен будет говорить с ним энергично и ближе к делу. Вместо этого — разговорчивый, добродушный человек, откинувшийся в кресле, пальцы сплетены за головой. Лощеный тип — широкие лацканы, пестрый галстук. Новые сапожки цвета какао. Видимо, ему где-то за тридцать, хотя волос на голове вдвое меньше положенного. Зато челюсти покрыты густыми, черными как смоль, вьющимися баками. На груди, наверное, жуткие заросли. Собственный гладкий торс Лэндона беспокойно ерзал в кресле. Перед Шугерменом стояла гипсовая модель нового административного здания и завода, строящихся сейчас на равнинном участке к северу от города. Время от времени Шугермен подскакивал в кресле, расплетал пальцы и хватался за желтый карандаш. Он тыкал им в тошнотворно-зеленый гипс, изображавший лужайки и газоны завтрашнего дня, или помахивал возле малюсенького оконца — там будет его, Шугермена, кабинет. Рядом с моделью стояла большая, сделанная в ателье фотография семьи Шугермена. Он представил своих домочадцев торговому агенту, который уже весь извелся:
— Это Мириам. Она в восторге от этого города. Живет здесь месяц с хвостиком, а уже перезнакомилась с половиной квартала. Это Рути, ее от рояля не оторвешь, и Сара, огонь-девица, и маленький Шелдон. У него, знаете, какая мечта? Стать хоккеистом! Как вам это нравится? Ни одной игры «Блэк хокс»[42] не пропускает. Помешан на хоккее! В общем… Город нам очень нравится. Такая чистота. Ведь вы здесь имеете возможность учиться на наших ошибках… Какие возможности? В Канаде ого-го какие возможности! Такая страна — только развивайся! Колоссальные перспективы! Кстати о перспективах… ваши, Фред, как я понимаю, выглядят весьма радужно.
