Михаил Чулаки - Примус
В квартире у академика Героя с бесконечными благодарностями и извинениями, что задерживают занятого человека, усадили ждать в столовой. Ощущение было, словно оказался в антикварном магазине: резной буфет, стулья с выгнутыми спинками и шелковой обивкой - смешно подумать: уж не гамбсовские ли? - стол покрыт тяжелой малиновой скатертью с бахромой. На окнах такие же портьеры, на стенах темные картины в золоченых рамах. Но все это великолепие, казалось, требовало подробной реставрации, а для начала, может быть, элементарного пылесоса.
- Ну вот, извините, пожалуйста, надо же переодеться после больницы.
Теперь на Шуберте был роскошный, когда-то стеганый халат, да жаль, изрядно траченный то ли временем, то ли молью, и черная вполне академическая камилавка, в какой снимался на старинных фотографиях или даже дагерротипах его учитель и еще дореволюционный академик Фаворский. Камилавка очень соответствовала будущей пятиугольной шапочке и прочей академической униформе, задуманной Героем, так что он как-то сразу уверился в успехе своего посольства.
- Пройдемте ко мне в кабинет.
Кабинет тоже соответствовал: вместо письменного стола здесь царила конторка красного дерева - порода мебели и вовсе почти вымершая, разве что в Меншиковском дворце стоят такие же. Вот и хорошо: здесь Герой возьмет реванш за поражение в резиденции светлейшего! Письменная плоскость конторки была обтянула ломберным зеленым сукном, сильно истертым за время неусыпных трудов академика; а обрамлял это ристалище мысли затейливый заборчик высотой в спичечный коробок, из которого выпали по ветхости некоторые столбики.
Герой подумал, что когда он купит себе приличную его будущему положению квартиру, обставить ее надо будет именно так - в стиле кабинета Фауста. И чтобы старинные книги в шкафах, хотя бы вся реальная информация заложена была в компьютере.
- Вот, дорогой Иоанн Ипатьевич, позвольте вам презентовать скромные труды нашего института.
Сборник трудов был совершенно подлинный, с грифом "для служебного пользования", изданный некогда тиражом в пятьсот экземпляров. Вот ведь как пригодился нежданно.
- Тут и моя работа, и другие. Как вы увидите, если взглянете, мы занимались вещами очень серьезными. Я говорю в прошедшем времени, потому что сейчас работы практически остановились, большинство сотрудников разбежалось ну вы знаете, как это сейчас везде.
- Да-да, и у нас то же самое, в моем институте, - проникся сочувствием академик. - Даже машины не допроситься: раньше пять или шесть за нами числилось, а теперь одна, и та вечно в ремонте.
- И вот мы решили, небольшая группа ученых из нашего института и некоторых других, чтобы поддержать гаснущую науку, особенно самые перспективные направления, учредить Академию Опережающих Наук. По-моему, очень удачно найдено слово: "опережающих"! Вот я, например, занимался расщеплением протона, выделением энергии - это же сулит колоссальный прорыв!
- Конечно, я знаю о проблеме протона, - кивнул Шуберт.
- Так вот, чтобы сразу занять достойное место, нам нужна поддержка такого человека, как вы! Не согласились бы вы стать президентом нашей Академии?!
- Начинание прогрессивное, - кивнул честной седой головой Шуберт-Борисовский, - но ведь надо избираться. Президент - номенклатура демократическая.
- Избиретесь. Единогласно. Так единогласно, что и сами не заметите.
- Нет, но все-таки. Надо для начала собрать президиум, - колебался Шуберт.
- Уже собрался и постановил. С чувством единодушного удовлетворения. А я взялся исправлять чисто техническую должность Ученого секретаря. Поэтому и бегаю вот за счет своего времени.
- Нет, но все-таки надо встретиться с коллегами, обсудить...
Но Герой настойчиво придвинул академику припасенный на этот случай Устав на двенадцати страницах, где уже заделан был пробел для подписи. Отпечатанный отборным шрифтом, он казался вышедшим из академической типографии. И Шуберту-Борисовскому ничего не оставалось, как расписаться в указанном месте ведь не оставлять же без надлежащего употребления такую хорошую брошюру, составленную во благо осиротевшей науке! И как отказать симпатичному человеку, который вывез из больницы забытого там академика и бегает за счет своего времени ради общего дела!
Сделав дело, новоявленный Президент со своим нечаянным Ученым секретарем вернулись обратно в столовую. Явилась Машенька, укутавшаяся в темно-зеленый шерстяной платок - отчего она тоже казалась немножко ломберной. Под ее почти невесомыми шажками половицы, однако, привычно терпеливо скрипели, и казалось, скрипят согласно и дверцы прадедовского буфета. Машенька подала чашки, разрисованные тончайшей паутиной трещинок, и бархатный с латунными накладками альбом, в котором многократно запечатлен был Иоанн Ипатьевич на парных снимках с... - с половиной научных знаменитостей уходящего века.
"Вот ведь было все", - казалось, молчаливо взывали и старые фотографии, и инвалидный буфет.
Герой внезапно расщедрился - еще и не имея дохода с Академии, но предвидя успех, сообщил, словно спохватившись:
- Да, забыл я совсем перед вами извиниться: президентский оклад всего два миллиона в месяц. Даром будете работать, Иоанн Ипатьевич. Почти на общественных началах, как и подобает русскому и российскому интеллигенту.
Шуберт-Борисовский с деликатной небрежностью не отказался.
- А я, батенька мой, во многих академиях и обществах состою, - простодушно похвастался старик. - Не вы первый мне предлагаете. Помимо большой Академии, само собой. А еще раньше в международные академии приглашали. Сначала в ЦК запрещали иностранные степени принимать, а потом разрешили и даже на казенный счет командировали. Если не по социальным наукам, а по естественным. Обычно про эти новые я не упоминаю, потому что настоящая Академия все-таки одна, но раз уж зашел разговор.
- Но в тех-то обществах и академиях вы не президент все же, - возревновал Герой.
- Не президент, - пригорюнился Шуберт. - Но зато грамоты красивые.
- Грамоты, конечно же, у нас предусмотрены уставом, вы на досуге почитаете. А еще - мантии и в особенности посохи, каких ни в каком Кембридже нет.
- Посохов нет, - посетовал старый академик. - А грамота самая красивая у меня из Болоньи. Болонская академия музыки. Достань-ка, Машенька... Вот. Я сам не музыкант, но у меня есть работа по философии музыки. И по физиологии. Я показал, что разные ритмы по-разному стимулируют нервные сети кишечника. Сорокалетней давности работа, но сейчас только актуализировалась в связи с современными ритмами. Я назвал это явление "гиперритмией". А как следствие наблюдается дискинезия.
Герою понравился рисунок на титуле, осенявший почтенный документ из Болоньи.
- А можно у вас эту грамоту позаимствовать ненадолго?
- Только с возвратом, - по-мальчишески предостерег Шуберт.
- Слово ученого секретаря!
Герой вышел от Шуберта-Борисовского с заветной подписью и условно одолженной грамотой.
И это - настоящий академик. Можно смело сказать: зубр в своей области. Герою казалось, что разговаривал он только что с маленьким ребенком. Он Герой Братеев - сильный и умный, снизошел к старичку. Конечно, дело и в возрасте. Инстинктивное физиологическое превосходство здоровья и молодости он ощутил бы, наверное, и перед самим дряхлым Эйнштейном. Но актуальнее превосходство, скажем так - социальное. Потому что здесь, в этой завидной, но ветхой квартире Герой представлял господствующий ныне класс. Он, Герой Братеев, готов был взять на содержание этого старичка - и старичок безропотно на содержание согласился. Что толку от любых талантов, если таланты обязаны продаваться, а покупатель он - владелец капитала. Позавидует ли Герой хоть первостатейному академику, хоть первому тенору, хоть чемпиону мира? Отныне нет.
Герой еще ни копейки не заработал на своей идее, но он уже организовывал жизнь. И Шуберт принял его условия. Так все просто! Значит, Герой обладает способностью делать дело, заставлять окружающих покорно идти за собой - и убедиться в этом было необыкновенно важно: куда важнее, чем когда-то найти решение сложной задачи на олимпиаде - после чего он поверил в себя как в будущего физика. Как давно это было. Ну ничего, сегодня и институтское прошлое пригодилось.
Дома его встретил междугородный звонок. Ну прямо телепатия у папы! А может, он уже звонил.
- Ну как ты? Как себя чувствуешь?
- Отлично.
- Все без последствий?
- Да. Как у вас? Машину починили?
- Ездит уже, но теперь кондиционер отказал. А тут жара, без кондишен жуткая душегубка. Вообще тут климат больше на наш сочинский похож.
- Так и хорошо!
- Не знаю. С годами я начал чувствовать. Я думал, пока сидел в Союзе, что в Америке нормальный климат белой страны, вроде Англии, а тут прямо Африка. Потому и негров столько... Ну не надо обо мне. Мама беспокоится, не нужно ли тебе каких лекарств?
