Артур Хейли - Аэропорт
Кейз Бейкерсфелд отчаянно старался сосредоточиться, чтобы держать в памяти свой сектор и все самолёты в нём. Нужно было мгновенно запоминать местонахождение самолётов, их опознавательные знаки, типы, скорость, высоту полёта, последовательность посадки — словом, диаграмму, в которой непрерывно происходили изменения и конфигурация которой ни на секунду не застывала. И в более-то спокойные времена напряжение не покидает диспетчера, сегодня же, в такой буран, мозг и вовсе работал с предельной нагрузкой. Самое страшное — «потерять картинку», а такое может случиться, если усталый мозг взбунтуется, и тогда всё исчезнет. Время от времени это и случалось — даже с самыми лучшими работниками.
А Кейз был одним из лучших. Ещё год назад именно к нему обращались коллеги, когда перенапряжение выводило их из игры: «Кейз, тону. Можешь выручить на несколько минут?» И он всегда выручал.
Но в последнее время роли переменились. Теперь коллеги помогали ему, сколько могли, хотя, конечно, есть предел помощи, которую один человек может оказать другому без ущерба для своей работы.
Тем временем надо было давать по радио новые указания. А Кейз был предоставлен самому себе: Тевис вместе со своим высоким табуретом переехал на другой конец комнаты, чтобы проверить другого диспетчера. Мозг Кейза отщёлкивал решения: «Завернуть „Браниф“ влево, „Эйр-Канаду“ — вправо, „Истерну“ — изменить курс на сто восемьдесят градусов». Приказания были тотчас выполнены: на экране радара светящиеся точки перестроились. «Самолёт „Лейк-Сентрал“ менее скоростной, с ним дело терпит, „Свиссэйр“ — реактивный: может столкнуться с „Истерном“. Надо дать „Свиссэйру“ новый курс, и немедленно — но какой? Да думай же скорее! Завернуть вправо на сорок пять градусов — только на минуту, потом снова выпрямить курс. Не забывай о „ТВА“ и „Ориент“! Появился новый самолёт, идёт с запада на большой скорости — опознавай, находи ему место. Думай, думай!»
Стиснув зубы, Кейз мрачно твердил про себя: «Только не потерять сегодня картинку, только не потерять сейчас, только не потерять».
Боязнь именно сегодня «потерять картинку» объяснялась одним обстоятельством — тайной, о которой не знал никто, даже его жена Натали. Лишь Кейз — один лишь Кейз — знал, что сегодня он в последний раз сидит перед экраном и несёт вахту. Сегодня последний день его работы в пункте наблюдения за воздухом, и скоро этот день подойдёт к концу.
А затем подойдёт к концу и его жизнь.
— Передохните, Кейз, — послышался голос руководителя полётов.
Кейз не заметил, как он вошёл. Он бесшумно возник в комнате и сейчас стоял возле Уэйна Тевиса.
Минуту назад Тевис спокойно сказал руководителю полётов:
— По-моему, Кейз в полном порядке. Был момент, когда я волновался за него, но он вроде сдюжил.
Тевис был рад, что ему не пришлось прибегать к крайней мере и заменять Кейза. Но руководитель полётов тихо сказал:
— Надо всё-таки дать ему передышку. — И, подумав, добавил: — Я сам ему скажу.
Кейзу достаточно было одного взгляда на этих двоих, чтобы понять, почему ему дают передышку. Обстановка не разрядилась, и они боялись, что он не справится. Вот и решили сменить его, хотя ему положено было отдыхать лишь через полчаса. Отказаться? Ведь для диспетчера его класса это оскорбление, тем более что все, конечно, заметят. А потом он подумал: ну чего ради поднимать шум? Не стоит. К тому же десятиминутный перерыв поможет ему прийти в себя. За это время ЧП будет ликвидировано, он вернётся и спокойно доведёт смену до конца.
Уэйн Тевис нагнулся к нему.
— Ли сменит вас, Кейз. — И подозвал диспетчера, только что вернувшегося после положенного по графику перерыва.
Кейз молча кивнул, но продолжал оставаться на месте и давать по радио инструкции самолётам, пока его сменщик «запоминал картинку». На передачу дел одним диспетчером другому уходило обычно несколько минут. Заступавший должен был изучить расположение точек на экране и как следует запомнить обстановку. Кроме того, он должен был соответствующим образом настроиться, напрячься.
Это умение напрячься — напрячься намеренно и сознательно — было особенностью их профессии. Диспетчеры говорили: «Надо обостриться», — и Кейз за пятнадцать лет работы в службе наблюдения за воздухом постоянно видел, как это происходило с ним самим и с другими. «Надо обостриться», потому что без этого нельзя приступать к работе. А в другое время действовал рефлекс — скажем, когда диспетчеры ехали вместе в аэропорт на служебном автобусе. Отъезжая от дома, все свободно, непринуждённо болтали. На небрежно брошенный кем-нибудь вопрос: «Пойдёшь играть в кегли в субботу?» — следовал столь же небрежный ответ: «Конечно» или: «Нет, на этой неделе не смогу». Однако по мере приближения к аэропорту беседа становилась всё менее оживлённей, и на этот же вопрос в четверти мили от аэропорта уже отвечали лишь коротко; «Точно» или: «Исключено», а то и вовсе ничего.
Наряду с умением обострять мысли и чувства от диспетчера требовались ещё и собранность и железное спокойствие. Эти два требования, трудно совместимые в одном человеке, изнуряли нервную систему и в конечном счёте разрушали здоровье. У многих диспетчеров развивалась язва желудка, что они тщательно скрывали, боясь потерять работу. По этим соображениям они лечились у частных врачей, которым платили сами, вместо того чтобы пользоваться бесплатной медицинской помощью, предоставляемой авиакомпаниями. Они прятали бутылки с «маалоксом» — средством от повышенной кислотности — в своих шкафчиках и во время перерыва втихомолку потягивали белую сладкую жидкость.
Сказывалось это и в другом. Иные диспетчеры, Кейз Бейкерсфелд знал таких, распускались дома, становились мелочными, придирчивыми и, чтобы хоть немного расслабиться после дежурства, устраивали сцены — «для разрядки». Если ещё добавить то, что работали они по сменам и часы отдыха у них всё время менялись, а это чрезвычайно осложняло семейную жизнь, — нетрудно себе представить результат. У воздушных диспетчеров был длинный список разрушенных семей и большой процент разводов.
— О'кей, — сказал диспетчер, заступавший на место Кейза. — Я готов.
Кейз слез с кресла и снял наушники, а его коллега надел их. И, ещё не успев как следует усесться, стал давать указания самолёту «ТВА».
Руководитель полётов сказал Кейзу:
— Брат просил передать вам, что, наверно, заглянет позже.
Кейз кивнул и вышел из радарной; Он не обиделся на руководителя полётов — ведь ему приходилось отвечать за всё — и был сейчас даже рад, что не стал возражать и воспользовался предложенной передышкой. Больше всего на свете Кейзу хотелось закурить сигарету, глотнуть кофе и посидеть одному. Рад был он и тому, раз уж так получилось, что не ему придётся возиться с этим ЧП. Слишком много было у него на счету этих ЧП, чтобы жалеть, что не он распутает ещё и этот узел.
