Артур Хейли - Аэропорт
Кейз Бейкерсфелд включил микрофон.
— «Браниф» восемьсот двадцать девятый, немедленно сверните вправо, направление ноль-девять-ноль.
В такие минуты, как бы сильно ни было напряжение и в каком бы взвинченном состоянии ни находился человек, голос его должен звучать спокойно. А голос Кейза звенел, выдавая волнение. Он заметил, как Уэйн Тевис бросил на него насторожённый взгляд. Но на экране приближавшиеся друг к другу огоньки начали расходиться. Пилот «Бранифа» точно выполнил указание. В решающие минуты — а именно такой была эта минута — воздушные диспетчеры благодарили бога за то, что пилоты быстро и точно выполняли их указания. Они могут возмущаться и даже нередко возмущаются, потом вслух по поводу того, что им вдруг изменили курс и они вынуждены были сделать внезапный резкий поворот, так что пассажиры полетели друг на друга. Но если диспетчер говорит: «немедленно», они повинуются, а уже потом спорят.
Через минуту-другую «Браниф», как и «Истерн», летевший на той же высоте, получит новые указания. Но прежде надо дать новый курс двум самолётам «ТВА» — тому, что летит выше, и тому, что летит чуть ниже, — а кроме того, самолётам «Лейк-Сентрал», «Эйр-Канады» и «Свиссэйр», только что появившимся на экране. Пока КС-135 не пройдёт на посадку, все эти самолёты будут летать зигзагами в пределах ограниченного пространства, поскольку ни один из них не должен выйти из своей зоны. В известном смысле это напоминало сложную шахматную игру, только в этой игре все пешки находились на разном уровне и передвигались со скоростью нескольких сот миль в час. Причём в ходе игры их надо было не только двигать вперёд, но поднимать или опускать — да так, чтобы каждая фигура отстояла от всех других минимум на три мили по горизонтали и на тысячу футов по вертикали и ни одна из них не вылезала за край доски. А пока шла эта опасная игра, тысячи пассажиров сидели в своих воздушных креслах и с нетерпением ждали, когда же наконец завершится их полёт.
Стоило напряжению на секунду ослабнуть, и Кейз тотчас вспоминал о пилоте военного самолёта — каково-то ему сейчас пробиваться сквозь буран и забитый другими машинами воздух. Наверно, ему очень там одиноко. Таким же одиноким чувствовал себя и Кейз — все люди одиноки, даже в толпе. У пилота есть второй пилот и команда, и у Кейза рядом коллеги — только протяни руку. Но важна не эта близость. Она ничего не значит, когда человек замыкается в своём внутреннем мире, куда никому нет доступа к где он остаётся один на один со своими воспоминаниями, с пониманием и сознанием происходящего, со своим страхом. Совсем один — с той минуты, как появился на свет, и до самой смерти. Всегда, постоянно один.
Кто-кто, а Кейз Бейкерсфелд знал, как одинок может быть человек.
Кейз дал новый курс самолётам «Свиссэйр», «ТВА», «Лейк-Сентрал» и «Истерн». Он услышал, как за его спиной Уэйн Тевис вновь пытался вызвать по радио КС-135. По-прежнему никакого ответа, но сигнал бедствия, посылаемый пилотом КС-135, продолжал мигать на экране. Местонахождение зелёной точки показывало, что пилот чётко выполнял указания, которые были даны ему перед тем, как отказало радио. Он, естественно, понимал, что диспетчеры тогда смогут предвидеть его действия. Знал он и то, что радар на земле засечёт его местонахождение, и не сомневайся, что все другие самолёты будут убраны с его пути.
Военный самолёт, насколько было известно Кейзу, вылетел с Гавайских островов, не останавливаясь, заправился в воздухе над Западным побережьем и следовал на воздушную базу Эндрюс близ Вашингтона. Однако западнее срединной линии, перерезающей континент, у него отказал один мотор, затем обнаружились неполадки в проводке, побудившие командира самолёта принять решение о незапланированной посадке в Смоки-Хилл, штат Канзас. Но взлётно-посадочные полосы на аэродроме в Смоки-Хилл не были очищены от снега, и КС-135 повернули на международный аэропорт Линкольна. Воздушные диспетчеры проложили военному самолёту трассу на северо-восток, через Миссури и Иллинойс. А затем, когда он находился милях в тридцати от аэропорта имени Линкольна, заботу о нём принял на себя Кейз Бейкерсфелд. Вот тут-то, вдобавок к прочим бедам, на самолёте отказало ещё и радио.
Обычно, в нормальных условиях, военные машины держатся вдали от гражданских аэропортов. Но в такой буран пилот, естественно, запросил о помощи и тотчас получил её.
В тёмной тесной радарной было жарко не только Кейзу. Однако ничто в голосе диспетчеров при переговорах с воздухом не выдавало волнения или напряжения. У пилотов и без того хватает забот. Особенно сегодня, когда буран швырял самолёты и приходилось лететь по приборам, при нулевой видимости, а это требовало всего их умения. К тому же многие пилоты находились в воздухе дольше положенного из-за задержек с посадкой самолётов, а теперь лётное время у них ещё удлинялось.
С каждого диспетчерского поста непрерывным потоком шли по радио приказания: надо было по возможности преградить самолётам доступ в опасную зону. А они ждали, когда наконец им разрешат приземлиться, и число их с каждой минутой всё возрастало. Один из диспетчеров тихим напряжённым голосом бросил через плечо: «Чак, у меня тут пожар. Можешь взять на себя „дельту“ семь-три?» Диспетчеры прибегали к таким переброскам, когда чувствовали, что задыхаются и не в состоянии сами справиться. Другой голос: «Чёрт!.. У меня своих хватает… Подожди!.. Ладно, беру твою „дельту“ на себя». Секундная пауза. «„Дельта“ семь-три, говорит центр наблюдения за воздухом аэропорта Линкольна. Сделайте левый поворот, держитесь направления один-два-ноль. Высота прежняя — четыре тысячи!..» Диспетчеры всегда старались помочь друг другу. Ведь, может, через несколько минут тебе самому потребуется помощь. «Эй, следи за этим — вон он подлетает с противоположной стороны. О господи! Прямо как на выезде из города в час „пик“…» «„Америкен“ четыре-четыре, держитесь того же курса. Сообщите свою высоту!..» «„Люфтганза“ взлетела с отклонением от курса. Уберите к чёрту самолёт из зоны прилёта!» Взлетавшие самолёты направляли в обход зоны бедствия, а вот прибывающие самолёты приходилось держать в воздухе, теряя на этом драгоценное время. Даже после того как чрезвычайная обстановка разрядится, потребуется больше часа, чтобы ликвидировать пробку в воздухе, — это знали все.
Кейз Бейкерсфелд отчаянно старался сосредоточиться, чтобы держать в памяти свой сектор и все самолёты в нём. Нужно было мгновенно запоминать местонахождение самолётов, их опознавательные знаки, типы, скорость, высоту полёта, последовательность посадки — словом, диаграмму, в которой непрерывно происходили изменения и конфигурация которой ни на секунду не застывала. И в более-то спокойные времена напряжение не покидает диспетчера, сегодня же, в такой буран, мозг и вовсе работал с предельной нагрузкой. Самое страшное — «потерять картинку», а такое может случиться, если усталый мозг взбунтуется, и тогда всё исчезнет. Время от времени это и случалось — даже с самыми лучшими работниками.
