Равиль Бикбаев - Черная молния. Тень буревестника.
— Я возвращаюсь домой, — после короткого разговора «ни о чем» в коридоре суда где мы оба ждали решения по делу, неожиданно сказал он.
— У тебя что проблемы? — чуть удивился я, зная о том, что его правовая практика благодаря активной поддержке земляков процветает.
— У меня дома война, — холодно ответил Хамза.
В августе 1999 года отряды Басаева и Хоттаба с боями разрывая части российских войск прорывались Дагестан. Одни их ждали как освободителей, но большинство не захотели подчиняться чужой воле и взялись на оружие. Началась вторая «чеченская» война…
— Мой народ зовет меня, — тихо с сильным внутренним напряжением продолжал говорить Хамза, — я уезжаю защищать Дагестан. Мы не покоримся. Пусть вайнахи знают, с оружием к нам приходить нельзя.
Больше мы не виделись. Я не знал жив он или мертв.
В первые дни той войны деморализованные российские войска отступали, но быстро обрели боеспособность, воинский дух и громя вторгшиеся отряды противника, неся потери неудержимо пошли вперед. Они побеждали, побеждали, побеждали! На первом этапе этой войны в 1999 году рядом с ними сражались ополченцы народов Дагестана и милиция. Гибли все, смерть не выбирала кто есть кто. Вечная вам память ребята…
— Ну ты наверно у себя дома теперь большой человек? — за столиком в ресторане спросил я сильно возмужавшего Хамзу.
Хамза прежде чем ответить задумался разглядывая этого человека. Человека из своего прошлого. Уже далекого прошлого. Война разделила их. Этот человек уже чужой ему или почти чужой. И все же решил ответить, правду или почти правду:
— Очень большой, — подтвердил Хамза, а когда принявший заказ официант отошел, понизив голос добавил, — за мою голову власти большую награду обещают.
— Но почему? — поразился я, — ты же с «чехами» воевал? Ты же добровольцем на фронт ушел!
Он воевал, защищал от вторжения свою землю, но те кто отсиделся за его спиной и за спинами таких как он, те кто делал бизнес на этой войне, сегодня были всем, а он остался ничем или почти никем.
— Не с «чехами», а с вайнахами, — очень вежливо, но с заметным нажимом в голосе, поправил меня Хамза, — чехи не на Кавказе, а в Европе живут. А почему? У нас дома вся сила и бизнес у нескольких кланов, а остальным шаг шагни и плати, работы нет, денег нет, земли у нас мало. Все местные налоги и федеральные деньги неизвестно куда уходят, а точнее очень хорошо известно куда и кому. Кто против этого, тому клеймо ставят ваххабит — террорист. Я против воровства и коррупции выступил, людей защищал, земляков защищал, не только о законе государства говорил, но говорил и о законах Аллаха Милостивого Милосердного написанных в Коране. Говорил: нет наркотикам; не пейте вино, «не поедайте пищу сирот едой настойчивой», читайте Коран, там написано как надо праведно жить. Меня назвали ваххабитом и хотели арестовать. Родственники предупредили и я ушел в горы к моджахедам.
— Коррупции и у нас за глаза хватает, по большому счету и у нас все точно также. Всё и все у нескольких кланов в кулаке зажаты, — сильно поморщившись заметил я, — но это еще совсем не повод уходить в партизаны. Да и за слова у нас пока еще никого особенно не сажают. Больше пугают. Война никому не нужна. Пока терпимо.
— Мы не русские и терпеть не будем, — гордо и вызывающе сказал Хамза, — у нас оскорбили тебя, обидели, отомсти, иначе ты не мужчина не горец, убили родственника, отомсти. Знаешь, что у нас самое главное?
Я пожал плечами, не знаю.
— Уважение, — спокойно сказал Хамза, — Деньги, оружие, власть это только средство, главное это уважение родственников и друзей и страх твоих врагов. У тебя много денег? Тебя уважают. Ты этими деньгами помогаешь родственникам? Тебя не только уважают, у тебя спрашивают совета, обращаются за помощью. У тебя много хороших дорогих машин, богатый дом? Тебя уважают и немного завидуют, хотят стать таким же. У тебя есть оружие? С тобой считаются. Ты отомстил за обиду за кровь, тебя уважают свои и боятся враги. Если ты нищий, слабый тебя жалеют как неудачника, но если ты не отомстил, тебя презирают все, земля и твой род отвернутся от тебя, ты будешь хуже бездомной собаки. И для настоящего горца смерть в бою, намного лучше позора. У нас это каждый самый маленький ребенок знает. Когда в семье рождается мальчик, отец кладет ему в кроватку кинжал в ножнах, а родственники несут ему дорогие подарки. Помни ты горец вот тебе оружие, защити свой род, защити себя, а мы всегда рядом с тобой и готовы помочь.
— Хамза, — стал возражать я, — ты образованный, очень не глупый, порядочный человек и ты не можешь не понимать, что замкнуться в скорлупе родоплеменного строя в наше время просто невозможно. То что ты сказал это идеал. Но это идеал прошлого. Жизнь есть жизнь, я да наверняка и ты знаешь много других примеров.
Это Хамза знал намного лучше своего собеседника. Он приехал в столицу, чтобы в очередной раз напомнить живущим тут землякам, что их братьям по вере и по земле нужна помощь. Нужны деньги для войны. Тут так же как и у него на родине было заметно стремительно нарастающее социальное расслоение, но чувство кровной связи еще сохранилось, без этого в чужой для них среде им было трудно выжить. Им покинувшим свои земли Хамза говорил: «Брат помоги нам, ты же знаешь это надо для нашего дела, святого дела». Нельзя сказать, что ему были сильно рады и охотно вносили добровольные пожертвования, но редко кто отказывал. Жизнь человека в руках Всевышнего, моджахеды Его воины, а еще у всех дома осталась родня и каждый помнил об этом.
— Знаю, — быстро кивнул Хамза, — у нас многие говорят: ты живешь на богатой земле, но не можешь прокормить свою семью. Твои дети после школы не смогут учиться дальше потому, что у тебя нет на это денег. Твои родители бедствуют. Зато начальники под охраной живут в роскошных дворцах, а их дети имеют все. Возьми оружие и присоединяйся к нашей борьбе за священное дело, и мы будем жить по законам, установленным Аллахом. И все больше и больше мужчин уходит в горы и становятся моджахедами, еще больше им сочувствуют и готовы помочь. У нас идет война.
— А тебе все это ничего не напоминает? — я с любопытством посмотрел на его чисто выбритое и уже сильно измененное морщинами лицо.
Он чуть заметно улыбнулся:
— Я помню как вы рассказывали об истории Ислама. Потом и сам много читал, мне особенно хадисы нравятся. Первые мусульмане, их было так мало и Пророк Мухаммед мир ему и благословение, говорил им почти такие же слова. О вере, о справедливости, о борьбе за правое дело, о том что это и есть вера в Аллаха. И они победили! А это значит, что мы на верном пути, мы тоже победим и будем жить по законам Ислама. У вас нас называют бандитским подпольем, а мы моджахеды — воины веры. И каждый бой для нас как битва при Бадре. Убить нас можно, победить нельзя.
Еще один, вспоминая Вадима и других бойцов сопротивления, с нарастающей грустью думал я. Во всём такие разные, но внутренняя духовная суть, одна. Не хотят прогибаться, не хотят в хлеву встав на колени чавкать помои из кормушки. Жаль, что они обречены. Или нет?
Давно уже стыли на столе принесенные яства, а Хамза все говорил и говорил:
— У вас нас всех без разбора «чурками» называют. За спиной плюют и презирают, а в лицо боятся слово сказать. Бьют только из-за угла. Ненавидят. Мы это знаем. И всегда готовы к отпору. В единстве наша сила, а…
— Да брось ты, — прервал его, я, — никто вас не презирает, пока вы у себя дома живете, а если пришли в гости то хозяев уважать надо и боятся совсем не вас, а власть которая твоим землякам все позволяет, пока еще боятся, но уже не все. В единстве ваша сила, вот тут полностью согласен, только и другие это хорошо знают и тоже объединяются. Я знаю таких ребят и поверь мне на слово, эти в бою не дрогнут, но и в спину плевать не будут.
— Интересно бы на них глянуть, — с оттенком пренебрежения в голосе, процедил Хамза, — что-то я таких не встречал…
— А ты хочешь с ними встретится? Без оружия, на переговорах? Если так то могу их спросить, а они то захотят с тобой разговаривать?
Они встретились. Никто и не собирался поднимать белый флаг капитуляции, но был показан белый цвет парламентеров, белый цвет перемирия и только на время переговоров. Вадим пришел один, если его и страховали бойцы из группы, то их не видели. Вместе с Хамзой подошел невысокий коренастый хорошо одетый мужчина, по виду явно за сорок, по манере поведения, по характерным жестам угадывался столичный бизнесмен. Стола переговоров не было, встреча происходила на малолюдной в это вечернее время улице. Все были явно напряжены и готовы к резким ответным действиям. Крупными хлопьями шел снег, на дорожном покрытии он быстро превращался в грязь, было сыро промозгло и пасмурно.
— Макс, — не здороваясь, первым назвал свой псевдоним Вадим.