Ассия Джебар - Нетерпеливые
Не умея лгать тем, кто мне нравится, я попыталась сменить тему. И хотя в действительности я была тронута ее благородством, ее великодушием, с каким она предложила мне свою помощь, она посчитала, что я ей не доверяю. До сих пор все вокруг прочили ее в жены кузену, и она решила, что эти слухи возбуждают мою ревность. Поэтому, когда я с напускной легкостью заговорила о чем-то безобидном, на лицо ее набежала тень грусти.
Ощущение неловкости между нами нарастало. Чтобы рассеять его, мы старались превзойти друг дружку в любезности, но разговор по-прежнему не клеился. Зато когда она наконец ушла, моему разочарованию не было предела. Никогда еще я так не корила себя за то, что разминулась еще с одним человеком.
Глава XIX
Так вот оно как все повернулось. Вот какое они вместе состряпали решение, соткали из своих запасов лицемерия; грязная работенка… Фарид все забыл. Он прощает, добавила Лелла тем монотонным голосом, который избрала для разговора со мной. Ей, дескать, удалось убедить его в невинности моего поведения. Ведь Салим просил моей руки разве это не свидетельствует о серьезности наших отношений? Ему можно доверять; это вполне зрелый мужчина…
— И что же из этого следует?
Из этого следует, что единственное средство положить конец сплетням, которые разносит Тамани, — это возвращение Салима и ваша немедленная свадьба. Мы вынуждены поторопить события, поскольку вы допустили неосторожность… Так что напиши Салиму и объясни ему все.
Вот-вот, написать Салиму, убедить его срочно вернуться, жениться на мне раньше, чем выйдет на свет опасная правда. И пусть поторопится, чтобы задушить скандал в зародыше, чтобы сохранить за нашей семьей то устойчивое положение, которое она заняла благодаря признанной, на протяжении многих лет подтвержденной добродетели одной женщины…
— А ты? Ты-то согласна увидеть его после…
Она покраснела; по ее мимолетному взгляду я поняла, что она злится на меня за этот вопрос, явно свидетельствующий о моей бестактности…
Она неохотно ответила:
— Я доверяю его честности. Он ничего не скажет. Я согласна.
— Зато я не согласна!
Я почти выкрикнула это. Когда она обернулась ко мне — ведь она уже уходила, — я с еще большей твердостью повторила:
— Я отвергаю ваше решение… Впрочем, сейчас я пойду домой и сама скажу это Фариду.
Она снова испугалась; она окончательно, еще раньше меня самой, уверилась, что я пойду до конца.
* * *
В этот час сиесты дом был погружен в дрему. Пересекая дворик, я слышала размеренный храп Си Абдерахмана, голос Тамани, которая в последние дни не покидала этих стен. Я поднялась наверх. Узнав меня по походке, прибежала Зинеб. Она никогда не спала днем; в эти часы она чувствовала себя особенно беспокойно, больше всего нуждалась в обществе.
— Вот и ты наконец! Как мне не хватало тебя все эти дни…
— Где Фарид?
— Фарид? — переспросила она, испуганно вытаращив глаза. После минутного колебания, видя, что я настроена решительно, она ответила:- Он отдыхает. Не беспокой его…
Не слушая ее, я вошла в комнату.
— Лелла только что сообщила мне о так называемом вашем предложении и о решении, как вы изволили выразиться, задушить скандал в зародыше…
— Что ты хочешь? — спросил он, не скрывая раздражения.
Он успел вновь, как подушками, с удобством обложиться своими привычками и был счастлив обрести, наряду со своими необременительными обязанностями, спокойную совесть, которую я на миг потревожила. Понятно, какие чувства я могла вызвать у него, придя подвергнуть все это пересмотру.
— Я хочу обсудить это с тобой. Так будет, я думаю, лучше. Я уже сказала Лелле, что никогда не соглашусь с вашим решением. Я согласна выйти замуж за Салима, но таким вот образом ни за что…
— Так чего же ты хочешь?
Он повысил тон. Он был уже на пути к гневу, но, увы, к той его разновидности, которая свойственна слабым людям и вызывает лишь досаду.
— Чего я хочу? Полного доверия. Чтобы ты верил мне, вместо того чтобы принимать позу великодушного прощения, как если бы я совершила Бог весть какой поступок… Говорю же тебе: я не сожалею ни о чем из того, что сделала.
— Так чего же ты хочешь? — растерянно повторил Фарид.
Должно быть, он никогда не подозревал во мне столько отваги. И то, что я предстала перед ним в новом свете, казалось ему очередным предательством по отношению к нему.
Видя его враждебность, я продолжала упорствовать.
— Я буду ждать Салима; я выйду замуж только тогда, когда он этого захочет. Но вот чего я прошу: свободы. Свободы, чтобы ходить на занятия.
— Свободы, — повторил он, едва ли не шокированный, как если бы в моих устах это слово становилось непристойностью.
— Ну да! — воскликнула я, наслаждаясь собственным нахальством, — Свободы. Или это слово тебя пугает?
— А зачем тебе эта свобода? — только и ответил он, стиснув зубы, что в иных обстоятельствах заставило бы меня улыбнуться. Но чересчур велико было мое желание его убедить.
— Мне нужно лишь доказательство твоего доверия. Хватит с меня всех ваших расчетов, — ответила я. Потом меня осенило, что, в конце концов, этот человек — мой брат и он один может поверить мне и рассеять этот туман, и я продолжала уже тише, слегка волнуясь: Фарид, я знаю, Тамани будет сеять повсюду то, что захочет: полуправду, полуложь. И все же я выбираю для своей просьбы именно этот момент.
— Слишком велик риск, — отрубил он.
— Откуда эта боязнь риска? — спросила я с вызовом неприязнь и жажда бунта начинали брать во мне верх. — Ты что, не чувствуешь себя в силах противостоять другим?
— Ты забываешь, — с горечью произнес он, — что людское злословие, искусно поддерживаемое Тамани, может повредить не только твоей репутации, а значит, и твоему будущему, но и репутации всей нашей семьи…
— О да, — усмехнулась я, — всему, созданному Леллой!
— Вот именно! — воскликнул он. — Тебе бы следовало уважать свою мать! Она должна была бы служить тебе примером… она дала нам все.
— Она не даст мне Салима, — возразила я. — А от тебя я жду сейчас лишь ответа на просьбу, которую я только что высказала.
— Нет, я могу предложить тебе одно-единственное: свадьбу с человеком, которого ты выбрала сама, и немедленно.
— Я не желаю этого. Если я и выбрала Салима, то потому, что он — самая чистая часть меня. Я не хочу, чтобы он вошел в этот дом, где свила гнездо ложь.
— Какая ложь? — вскричал Фарид.
Но еще до того, как я нанесла удар, он знал, куда он придется.
— Лелла вот ложь! Лелла, которой вы все восхищаетесь и которую ты мне ставишь в пример, тогда как она боится меня, боится Гамани!
— Тамани?
— Да, с тех пор как отец возложил на нее миссию сделать все, чтобы Лелла не вышла вторично замуж. При необходимости она должна открыть ее прошлое, то, чем была наша драгоценная Лелла: почти что проституткой…
Последние слова напугали меня самое. Разрыдавшись, я убежала.
* * *
— Ты зашла слишком далеко, — сказала Тамани. — Ты и в самом деле зашла слишком далеко. Не следует так играть с огнем…
— С правдой!
Я уже пыталась оправдываться. Мой крик становился похожим на защитительную речь. Я с ненавистью вымаливала у нее одобрение.
— Ты довольна, что я отказалась от этой свадьбы? Что я отложила ее на такой срок… за год, как ты говорила, много чего может произойти…
Тамани покачала головой — привычным, тысячекратно повторяемым движением нищих, у которых летними вечерами не остается ничего, кроме безмятежного спокойствия. Она изменилась: в скорбном взгляде ее водянистых глаз читалась необычная серьезность. Ничего похожего на злорадное торжество, которое я ожидала увидеть.
— Нет, теперь я не хочу для своего брата такой жены. Ты опасна…
Она приблизилась. В сумраке спускавшегося вечера она завораживала меня. В ее голосе зазвучала какая-то вековая властность, словно она была лишь посланницей темных сил, передававших мне свое проклятие.
— Ты должна была либо смолчать, либо согласиться на то, что они предложили. Я бы признала себя побежденной; я бы даже не пикнула… Ты должна была набраться терпения… А так ты идешь к своей гибели. То несчастье, что ты сеешь позади себя, однажды встанет между гобой и Салимом… Да-да, даже он отвергнет тебя, когда узнает, на какое зло ты способна… потому что — запомни это хорошенько, Далила, — Господь не любит скандала.
— Не трогай Господа! — отозвалась я, начиная ощущать слабость и даже отчаяние, потому что впервые слышала, чтобы она говорила искренне.
Однако в пустом доме, перед тем как уйти, я воспряла духом. Я не дам себя сокрушить. Я одна, сказала я себе, значит, я сильнее, чем когда бы то ни было.
Часть третья
Глава XX
