Иван Сергеев - Два лебедя
Как видно, я все еще не был в нее влюблен.
Наверно, я произвел неплохое впечатление на мать девушки, потому что вскоре к нам пожаловала и сама претендентка на мою руку и сердце. Но мне она показалась до того невзрачной, что я даже не вышел к ней. И хотя о Танечке я не вспоминал, не писал ей писем и не звонил по телефону, ее любовь оберегала меня.
Но вот дядя Петя покинул нас, возвратившись в Северную Осетию. А скоро и мой отец начал собираться в Питер.
Я не очень жалел, что не встретил на берегу моря своей суженой. Что это произошло неслучайно, вскоре подтвердилось.
В Питере нас встретила хмурая погода. Отец, соскучившись по даче, сразу же уехал за город. А я позвонил Танечке и договорился о встрече.
Встретились мы на квартире Наташи, где к тому времени появились тахта, стол и стулья. Этот минимум мебели позволял нам более комфортабельно проводить там свой досуг. К тому времени батареи парового отопления были уже горячими.
С Танечкой мы нежно расцеловались, попили с пирожными чай, после чего занялись любовью.
– Ты знаешь, что я беременная? – вдруг промолвила Таня.
– Ты уверена, что от меня? – от неожиданности опешил я.
– У меня никого, кроме тебя, нет, – спокойно ответила моя невеста.
– А ты меня не обманываешь?
– Как такое могло тебе в голову прийти? – обиженно сказала Танечка.
– Я должен посоветоваться с отцом, – мрачно сказал я и пошел провожать свою возлюбленную.
Лишь через неделю состоялся мой разговор с отцом. Он приехал на пару дней с дачи, привез в рюкзаке кабачки и яблоки. Машины в нашей семье ни у кого не было. В то время это было дорогое удовольствие. Отец тут же поджарил кабачки, решив угостить меня ими. Я терпеливо ждал, пока он не освободится.
Наконец, мы уселись за стол. И когда мать вышла на кухню за чайником, я сказал отцу:
– Ты знаешь, Танечка беременная.
– Так чего тебе тогда кого-то искать? – воскликнул отец.
– Мне надо жениться на ней?
– А у тебя есть другое предложение?
– Нет.
– Вот и ладненько. Пригласи ее в наш дом на помолвку, – твердо сказал отец.
После помолвки, моя сестра поступила удивительно. Она подарила нам с Танечкой свою двухкомнатную квартиру, а сама осталась жить с родителями.
Со свадьбой я все тянул и тянул. В загс мы пошли с Таней, когда она была на шестом месяце беременности. Живот у нее был такой же большой, как у Верочке Клюге. Только на этот раз в животике носили моего ребенка. Эта мысль наполняла меня вселенской радостью. В загсе нам пошли навстречу и расписали через неделю. А 3 апреля родилась Милана. Так бесхитростно мы назвали свою милую дочурку.
Глава двадцать вторая
Третья точка
Я по-прежнему работал на Металлическом заводе и был, что называется, рабочей лошадкой, потому что вкалывать любил. О Матрице я все меньше и меньше думал. А ровно через год вдруг почувствовал быстрый рост своей энергетической силы. Мне нетрудно было догадаться, что Матрица пробуждается. А скоро мне стало очень тяжело нести на своих плечах, растущую день ото дня энергию. Но я знал, что будет еще тяжелее. Как и положено, я с благодарностью принял этот вызов природы и решился на новый мозговой штурм без чьего-либо благословения. Впрочем, Божественное благословение я получил.
Чтобы оградить себя от воздействия отрицательной энергии, я начал ставить непробиваемые перемычки на свой кульман. Прежде всего, повесил чистый лист ватмана на свою ореховую чертежную доску и закрепил его кнопками. Столько кнопок понатыкал, что голос Бугеля стал еле слышен.
А тут Диана Степановна, его соседка по работе, неожиданно закашляла. И так надрывно и жалостливо. Я тут же начал анализировать ее поступок и обратил внимание, что очень сильно давлю на нее то ли третьим глазом, то ли местом чуть выше пупка. Я мгновенно затаился и перестал интенсивно мыслить. Поток конической энергии, уходящий влево, затих. И я услышал весьма неприятное для себя слово, которое никто, кроме меня, не слышал. Сбылось то, о чем предостерегал меня покойный Фивейский.
Его светящийся ареол я увидел несколько месяцев назад. Я ехал в автобусе после работы на дачу. Дача олицетворялась у меня не с продырявленным старым диваном, тусклой настольной лампой и зачитанной книгой. Теперь, когда все стремительно менялось вокруг и Матрица вновь начала завоевывать мир, я полюбил прогулки по старой заброшенной дороге до Пасторского озера, возле которого зажигал костерок и долго смотрел на тлеющие угли.
Меня подбрасывало в автобусе, и прижимало к незнакомым людям. А потом место рядом освободилось, и я собрался его занять. Когда я сел на свободное место, то почувствовал невероятную тяжесть в плечах из-за того, что отрицательная энергия на меня нахлынула. Дыханием я попытался очиститься от этого энергетического мусора. И, очистившись, увидел рядом с собой светящийся серебряный ареол знакомого мужчины.
– Никому больше не говори плохих слов и не делай зла! – услышал я его голос. – Мы так устроены, – продолжал наставлять мужчина мысленным голосом. – Мы понимаем и отвергаем от себя отрицательные эмоции даже на подсознательном уровне. И чем больше ты будешь переводить отрицательную энергию на других, тем чаще будешь слышать плохие слова в свой адрес, а, значит, тем чаще отрицательная энергия будет к тебе возвращаться.
– Кто это говорит? – мысленно спросил я.
– Это я – Фивейский! – и точно, голос был его. Юру Фивейского полгода назад похоронили. Он лежал в гробу в кепке и выглядел неважно. Как много дел он не успел совершить! А теперь делал для меня доброе дело, как и делал его по жизни. Светлый образ Фивейского вернул меня к горькой действительности. С отрицательной энергией надо быть осторожным. Я понял это сразу же, после разговора с Фивейским.
Голос Дианы Степановны звучал в моем сознании с постоянной убийственной частотой. Чтобы задобрить ее, я вначале нежно подул на нее, а затем поставил жесткую перемычку, закрепив кнопку в левом верхнем углу чертежной доски. И тут же последовала молниеносная реакция с ее стороны. Она встала из-за стола и пошла по коридору. Неприятные слова неслись на меня теперь справа. Я нежно дул на каждое слово, но отрицательная энергия накатывалась на меня, словно увесистая пощечина. Это была интересная разминка.
И вот наступил особенный для меня день. Я ощутил необыкновенную легкость, которую давно не испытывал. Мои эмоции были свежи и искрометны. Я мог наслаждаться своим совершенством, если бы не громкие голоса, которые раздавались за моей чертежной доской. Это Миша Бугель о чем-то серьезном разговаривал с Леней Якопсоном. Как давно это было. И как жаль, что я больше никогда не услышу их звонких голосов. Леня Якопсон уже давно проживает в Израиле, а Миша Бугель получил шведское гражданство.
Слушая их голоса, я чувствовал их превосходство в необузданной фантазии, непосредственности и лукавстве. Мне совсем немногого не хватало, чтобы ощутить преимущество в игре света и тени, добра и зла, хаоса и гармонии.
И в этот момент я ощутил в верхней части спины ощущение силы. Это ощущение было таким мощным, что в моих ушах появился все нарастающий гул. Я мгновенно вспомнил, что таким гулом сопровождалось освобождение сибирских рек ото льда. Возможно, именно так трещал теперь воображаемый ледяной панцирь, который сдавливал меня со всех сторон. Мне казалось, что панцирь разваливался на куски.
«Лед тронулся, господа, присяжные заседатели! – вспомнил я легендарную фразу Остапа Бендера. Это пробудилась важнейшая точка Матрицы, расположенная на уровне второго или третьего грудного позвонка, которая стала испускать невидимую энергию. Совсем неожиданно у меня выросли воображаемые крылья. Мне они казались белыми, как у ангела. Так я обнаружил третью точку Матрицы.
И стоило мне подумать о ней, как за моей спиной начинали трепетать вновь обретенные крылья.
– Чистится! – услышал я в подсознании голос Тани Алексеевой, к которой относился с нежным почтением еще там, на картофельном поле, опекаемый Сергеем Писаревым и Светой.
Когда же Леня Якопсон вновь достал меня своей необузданной фантазией, я зашевелил, что есть силы, вновь обретенными крыльями. Крыльями за спиной.
– Что это? – опешил Леня, которого невидимые крылья хлестко ударили по лицу в воображаемом замахе. Это были явно энергетические крылья, которые породила вновь открытая точка Матрицы. Тактика ожидания себя оправдала. Она позволила мне открыть важнейшую точку Матрицы, расположенную в верхней части спины.
– Это он так просит оставить его в покое, – улыбаясь, пояснил Бугель. Стоял, за чертежной доской, и улыбался. Я ясно видел его перед собой, словно чертежная доска сделалась вдруг прозрачной.
– Бог наградил меня крыльями за мои страдания! – хотелось громко произнести мне. Так громко, чтобы меня услышали все. И Бугель, влюбленный в свою комсомольскую работу, и Леня Якопсон, лучший из расчетчиков, и, конечно, Танечка Алексеева, так доброжелательно подмигнувшая мне на картофельном поле.
