Валерий Козырев - Джесси
В начале зимы Гена в очередной раз лег в больницу. Всё, как и прежде – нудно потекли больничные будни. На улице было не сильно разгуляться: слякоть, да с плотно затянувших небо серых низких облаков падал то мокрый снег, который, едва коснувшись земли, сразу же таял, то сыпал мелкий нудный дождь. Перед выпиской Алексей Павлович пригласил его в свой кабинет.
– Проходи, Гена, садись! – кивнул он головой на стул, лишь только Гена вошел.
– Какие-то новости, Алексей Павлович? – спросил Гена.
Обычно Алексей Павлович приглашал в кабинет поговорить о чём-то таком, что нежелательно слышать посторонним; иногда подобное приглашение было связано с ухудшением анализов крови.
– Новости, Гена, всегда есть! – улыбнулся он. – Вот сегодня утром – включил радио, и целых двадцать минут – одни только новости.
Гена тоже улыбнулся, тревога ушла: если Алексей Павлович шутит, значит – всё хорошо.
Несомненно, лечить людей – это призвание свыше. Вдохновлять и подбадривать, делая из пациентов партнеров в борьбе против недуга, так, что даже тяжелобольные, вполне осознающие свою обреченность, вновь обретают надежду, зная, что вместе с ними за их жизнь нелицемерно, не просто отбывая в больнице рабочее время, а искренне, не жалея сил, борется их лечащий врач… Врачи же, оказавшиеся рядом с Геной с самого первого дня, были именно такими.
– Этой весной, Гена, будет три года, как ты впервые пришел в поликлинику, – сказал Алексей Павлович и раскрыл лежащую перед ним папку. – И вот передо мной динамика результатов анализов твоей крови за все это время. При поступлении в клинику число лейкоцитов хотя и незначительно, но превышает норму. В конце же курса лечения картина намного лучше, и это обнадеживает. Но уже через некоторое время число лейкоцитов вновь увеличивается. Это показывает, что абсолютной нормализации, которая бы позволила надеяться на полное излечение, пока нет. – Он закрыл папку и посмотрел на Гену. – Но также нет повода и отчаиваться, – продолжил он, – при таком течении выздоровление вполне возможно. Лейкоз, какой бы формы он не был – это не приговор, а лишь повод настроится на борьбу. Ведь многое об этой болезни мы ещё не знаем, и иногда она ведет себя вопреки всяким теориям и предположениям. И нередки случаи полного выздоровления больных даже с острой формой лейкоза. Так что, надежда, Геннадий, всегда есть, и она не должна умирать, пусть даже последней. Она вообще умирать не должна. А в твоей ситуации заболевание удалось выявить на ранней стадии, и мы смогли своевременно оказать существенную поддержку организму курсами лекарственной терапии. И это значит… – он сделал небольшую паузу и улыбнулся. – Это значит, что и шансы на выздоровление у тебя Гена, увеличились.
Гена облегченно вдохнул и тоже улыбнулся.
Гена попрощался и вышел. Алексей Павлович убрал лежавшие перед ним бумаги в папку и положил её в ящик стола. Рабочий день закончился, и он мог побыть в тишине кабинета один. Перед ним в картонных папках осталась лежать стопка медицинских карточек, которые нужно было еще просмотреть. Он взял верхнюю, раскрыл. Как наяву увидел молодую тридцатилетнюю женщину с характерной бледностью лица. После курса химиотерапии её состояние заметно улучшилось, и на лице все чаще стала появляться улыбка. Он назначил ей новое лечение и отложил карточку. Взял другую – высокого худощавого мужчины сорока пяти лет; болезнь истощила его до крайней степени, но он держится молодцом, не унывает и даже ухитряется ободрять других, находящихся в гораздо лучшем состоянии, чем он сам. Два блока химиотерапии дали лишь временный положительный результат, третий он уже не выдержит. Остается одно – трансплантация спинного мозга. Но тут возникают трудности с поиском донора и прежде, чем он найдется, придется выждать огромную очередь в клинике трансплантологии, а это – время, которого многим зачастую не хватает… Пометив продолжать общеукрепляющую терапию, он взял следующую историю болезни. Так он просмотрел все папки, делая пометки и записи. Затем взял чистый лист и набросал план неотложных дел на завтра, а потом ещё раз пробежал по нему взглядом – убедиться, что ничего не забыл. И, отодвинув лист, откинулся на спинку удобного мягкого кресла, теперь уже наоборот – стараясь забыть обо всех проблемах рабочего дня в одном из самых сложных отделений клиники, где почти каждый больной – это разбитая судьба, несбывшиеся надежды и боль. Боль физическая, которую ещё как-то можно снять лекарствами… Но чем заглушить ту, которую, казалось, излучали даже стены, за долгие годы впитавшие в себя боль души не одной сотни человек. Так и не привык он за годы работы в клинике к человеческим страданиям, не зачерствел душой, да и возможно ли это?.. И побыть одному, освободиться от негативного бремени всего, что пришлось пережить в дне сегодняшнем, и прийти домой любящим жизнерадостным мужем, отцом и дедушкой – это стало уже не просто привычкой, а необходимостью. А ведь, кажется, ещё совсем недавно, – сразу же по окончанию института, он прибыл по направлению в онко-гематологическое отделение этой клиники… И вот прошло уже больше тридцати лет. Сначала интернатура, потом работа лечащим врачом, и уже двадцать лет как заведующий отделением. Почти всё в его жизни связано с клиникой. Здесь повстречал он свою Катюшу, работавшую тогда медсестрой, которая родила ему двух сыновей: Алексея и Дениса. Оба уже женаты, имеют своих детей, но по стопам отца не пошли. Алексей окончил институт гражданской авиации и по распределению уехал в Сибирь, там женился. Хотя и редко, но приезжают в гости со своей женой, Татьяной – статной русоволосой сибирячкой, да детьми, которых у него двое: девочка и мальчик. Денис тут, дома. Окончил институт промышленной химии и работает инженером на одном из химических заводов, которых в городе два. Расположены они на окраине, их можно увидеть издалека по столбам то ядовито желтого, то иссиня-черного дыма. Женился на девушке, с которой встречался еще на первом курсе института. Когда поженились, давали им от завода комнату в семейном общежитии. Кое-как они с Катюшей убедили их жить вместе. Вера, жена его, оказалась славной хозяйкой и тоже родила девочку да мальчика. Отрадно на душе, когда заходишь в квартиру, а младшенький, Витюня, бежит навстречу с распростертыми ручками: «Уля, деда плисел!». Лиза, та постарше, эмоции уже не те – просто улыбнется, подойдет и обнимет деда. Любил он внучек да внуков, что Алешкиных, что Денисовых; хотя, конечно, тем, кто рядом, внимания да ласки больше перепадает… Екатерина уже лет пять, как на пенсии. Малых любит, да балует – словами не передать, а ведь строгой, принципиальной была, когда своих детей растили. Куда все это подевалось, как внуки родились?..
За годы работы в отделении много пришлось повидать человеческого горя. Вот и сегодня – Гена. Ведь славный, видный парень. Ему бы жениться на девушке под стать себе, детей бы им нарожать, да жить счастливыми до глубокой старости, внуков нянчить. Он вспомнил его лицо и тревожный взгляд серых глаз. Стало жаль, очень жаль парня… Непонятно – почему всё так устроено? Почему одним дается положение в обществе, карьера, здоровье, причем некоторые не прилагают для этого особых усилий, а вторым – болезни, страдания и, в конце концов, преждевременная смерть, хотя они явно заслуживают лучшей участи? Кому задать этот вопрос и от кого получить на него ответ?.. Хочется верить, что в этом есть какой-то неземной, высший смысл и люди, пройдя уготованный им путь страданий, обретут в ином мире более счастливые судьбы…
Он оделся, спустился в приемный покой, попрощался с дежурной медсестрой и вышел на улицу. Только что прошел мокрый снег и сразу же растаял, оставив на асфальте небольшие лужицы. Зима никак не наступала, хотя по календарю было уже пора. Алексей Павлович шёл по тротуару, обходя лужи. До дома было идти минут тридцать. С тех самых пор, как они переехали из тесной однокомнатной «хрущевки» на окраине города в квартиру с тремя просторными, светлыми комнатами в новом шестнадцатиэтажном доме, на работу и с работы он ходил пешком. И это тоже было время его раздумий и размышлений. Он шел годами вымеренным маршрутом и мыслями вновь вернулся к Гене. Такое пограничное состояние, как у него, не может длиться бесконечно долго. И если не будет полной стабилизации белых кровяных телец, рано или поздно начнутся клинические проявления. И неизвестно, как болезнь поведет себя дальше, потому что на данной стадии говорить об этом ещё рано. Это может быть острое, прогрессирующее течение, или же она перейдет из одной хронической формы в другую, более тяжелую. И сегодня он хотел сказать ему об этом. Но иногда клинические проявления лимфолейкоза, особенно при его раннем диагностировании, наступали через восемь, а то и через двадцать лет. Объяснений этому нет; вероятно, все зависит от причин лейкоза, многие из которых пока скрыты мраком неизвестности. Гена молод, сопротивляемость организма велика. И при помощи современных медицинских препаратов у него есть вполне реальный шанс на выздоровление. Тогда для чего посвящать его во все тонкости протекания болезни?..
