Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви
Дело было даже не в том, что она заявила, что никогда не станет его любовницей, а в том, как она это сделала. С каким достоинством и царственной непоколебимостью, не допускающей никаких возражений. Провожая ее взглядом, Саймон понял, что ему нужна она, она и только она. Что он нашел ту Единственную, о которой грезил все эти годы. Он был раздавлен, сокрушен, охвачен благоговейным трепетом. Он мечтал поскорее увидеть ее строгое, бледное лицо, изредка озаряющееся ироничной улыбкой.
По дороге домой, сидя в метро и листая газету, Саймон наткнулся на анонс струнного концерта Брамса. «Какой сегодня день? — начал лихорадочно соображать он. — Так это же сегодня! В крупнейшем концертном зале Лондона, в Уигмор-Холле!» Саймон выскочил из поезда.
Кассирша равнодушно поинтересовалась:
— Сколько?
— Что?
— Сколько билетов?
— Д-два.
Саймон, сам не зная почему, постеснялся сказать, что ему нужен только один. Надежно спрятав билеты в заднем кармане, он вернулся на Сен-Питсбург-плейс. Плюхнувшись на тахту, Саймон решил, что успеет перекусить и почитать перед концертом. Но заказанные на обед «бордо» и жареная картошка внесли коррективы в его планы, и он задремал с книжкой в руках. Неожиданно затренькал телефон.
— Милый, я тебя разбудила?
— Как ты догадалась?
— У тебя сонный голос, — рассмеялась Ричелдис.
— Что-нибудь случилось?
— Не знала, что ты спишь, иначе не стала бы тебя будить… Кошмарный день. Мы все так издергались!..
— Все?
— Маркус и мы с тобой. Надеюсь, после сегодняшнего мы будем более милосердны, терпеливы и снисходительны друг к другу…
Что за бред?
— Я спрашиваю, что-нибудь случилось?
— Не знаю пока. Послушай, милый, ты, конечно, очень устал и занят страшно, но с мамой творится что-то неладное, я очень беспокоюсь.
— Ты всегда за нее беспокоишься.
— Она только что звонила. У нее что-то с речью.
— А от меня-то что тебе надо?
— Знаешь, она в последнее время стала слишком много пить. Сейчас позвонила, несет полную ахинею. А Бартла, говорит, вызвали к прихожанину.
— К какому прихожанину? У него нет прихода.
— Она сказала, что не ела уже два дня. И, похоже, у нее в голове перепутались день и ночь. Я бы съездила к ней сама, но мне не с кем оставить малыша, потому что у миссис Тербот грипп. Не мог бы ты?..
— Ты предлагаешь мне поехать в Патни?
— Я просто места себе не нахожу, милый. Хоть на минутку…
— Ричелдис, я очень, очень занят.
— Я знаю, дорогой.
Саймон мрачно насупился. С нее станется взять Маркуса в охапку и прикатить сейчас в Лондон, если он откажется. Придется ехать…
— Ладно, я попробую.
— Спасибо.
— У тебя все?
— Милый…
— Ну?
— Перед сном я буду представлять, что ты рядом…
— Я пошел одеваться, пока.
— Счастливо, дорогой.
Саймон посмотрел на часы. Без десяти четыре. Придется ехать в Патни. Саймону нравилась его теща, нравился ее резковатый, властный характер. Неужели его дражайший братец решил уморить мадам голодом? Вообще-то, на него это не похоже, но чем черт не шутит.
Саймон нехотя слез с тахты. Опять куда-то тащиться. Он твердо решил, что зайдет, только чтобы удостовериться, что все в порядке.
Дом в Патни ветшал на глазах. Краска с дверей и окон облупилась, занавески висели как-то кособоко, на крыльце стояли открытые мусорные ведра. Саймон дважды надавил кнопку звонка. Изношенный механизм издал сиплый звук, похожий на старческий кашель. Тишина. «А вдруг Мадж упала и лежит без сознания, и некому ей помочь?» — мелькнула тревожная мысль. Но тут дверь приоткрылась. Мадж выглянула наружу, не снимая цепочки.
— Ты откуда свалился?
— Ниоткуда.
— Ты хоть знаешь, который час?
— Около пяти. Можно войти?
— Входи, коли пришел, — хихикнула она, пропуская его в обшарпанную прихожую. Везде громоздились стопки газет, книг и одежды.
— Я кое над чем работаю сейчас в гостиной.
Она провела его в большую комнату. Шторы здесь были наполовину приспущены. Когда-то здесь была гостиная, служившая хозяйке кабинетом, но обедов в доме не подавали Бог весть сколько времени, да и Мадж давным-давно оставила все свои дела. На всех стенах висели полки, забитые переплетенными гранками и книгами, изданными самой Мадж. Кроме того, повсюду высились груды томов в выцветших глянцевых обложках. Скорее всего, некогда подаренные, они ни разу так и не были раскрыты. Все было покрыто пылью. Со стен свисало толстое серое кружево паутины. Стол посередине комнаты, покрытый зеленым сукном, тоже был завален книгами и газетами. Здесь же возвышались несколько бутылок и старые, запыленные стаканы.
— Джин будешь?
— Нет, спасибо.
— Как хотите, мистер Джаггерс. — Она называла его то по имени диккенсовского персонажа, то его собственным, то Эриком, путая с мужем. — Тогда налейте мне.
Она взяла один из покрытых паутиной стаканов. Саймон налил ей джина, после чего Мадж добавила в стакан выдержанной темно-красной мадеры.
— Это моя обеденная пайка, — в ее голосе вдруг отчетливо прорезался акцент кокни, — а это было на завтрак. — Она ткнула пальцем в еще один, точно такой же стакан, только пустой, стоявший на «Крокфорде».[56]
— Я искала его милость в «Крокфорде». — Мадж снова перешла на нормальные интонации. — Его там нет. Вот так-то он посещает свой приход.
— Под каким именем ты его искала?
— Ах, какой же ты умница! Значит, ты разбираешься в этих именах?
— Его зовут Бартл Лонгворт.
— Сначала я искала его, как мистера Дика. Потом просмотрела Лонгвортов. Здесь его нет.
Это было очень старое издание «Церковного вестника». За 1929 год. Бартл тогда еще не родился.
— Мадж, может быть, Бартл плохой священник, но он не лжец. Я сам присутствовал на церемонии его посвящения в сан.
— Значит, его неудачно посвятили. В этой книге нет Бартла Лонгворта, зато есть Уолтер Кендалл и Уильям Найт.
— А при чем тут это?
— А теперь смотри сюда. — Она гордо похлопала по стопке бумаг. — Следующее доказательство здесь. Что он читает? Рут Ренделл. Как тебе это нравится? Нашел, на что время тратить! Никаких мыслей не возникает?
— Вроде нет.
— Веселый Роджер! Знаешь, Эрик, ты просто дурак. Роджер-Разбойник, посещающий приход. Ну о чем мы говорим? Знаешь, он был во Франции. Нет, это ты ездил во Францию.
— Мы оба там были.
— Эрик, мой покойный муж, помогал Сопротивлению. Он, конечно, был дурак, но иногда говорил разумные вещи. Понимаешь ли, де Голль и прочие молчаливо признавали, что они бы никогда не справились с немцами без коммунистов. Вот у него из кармана и торчит роман Ренделл.
— Мадж, может быть, тебе стоит лечь?
— Какого черта мне укладываться в постель?
— Скоро вернется Бартл.
— Он ушел на реку отлавливать утопленников.
— Я думаю, он всего лишь отправился за покупками.
В этот момент открылась парадная дверь, и в дом вошел Бартл. Он был одет буднично, в старую, засаленную матерчатую кепку от Сью Райдера и серый фланелевый костюм. Брюки были явно коротки, из-под них виднелись дешевые носки. Сверху Бартл носил видавшую виды куртку, которую Саймон отдал ему для благотворительной распродажи на Михайлов день семнадцать лет назад.
— Всем привет, — сказал Бартл. — Я принес молока.
— Мадж говорит, ты навещал прихожан.
— Да, пришлось, — неохотно промямлил брат.
Саймон последовал за Бартлом на кухню, оставив Мадж в гостиной. Его взгляду предстало такое же запустение. Глаз выхватывал отдельные детали: плакат «БЕРЕГИ ЗУБЫ», гора чайных листьев на старом издании «Черч таймс»… На столе чахла яичница-глазунья — судя по зеленоватому ободку, явно не первой свежести.
— Здесь бардак, — смущенно сказал Бартл. — Руки не доходят.
Он рассеянно подобрал маленькую стопку исподнего, переложил в кастрюлю на плите и тут же, чертыхнувшись, выудил обратно.
— Дьявол! — Он вытряхнул из кальсон куриную кость и сунул их в соседнюю миску, где уже лежало чистое белье Мадж.
— Мадж спивается, — сказал Саймон. — Ты мог бы хоть кормить ее как следует.
— В полпервого она у меня обедала, — в голосе Бартла вспыхнуло раздражение. — Рыбные палочки и печеная фасоль. Ей, кажется, понравилось. И мороженое. В четыре я дал ей пирожное, и она выдула чайник чая. И вообще, если ты чем-то недоволен, изволь заняться своей тещей сам!
— Извини.
— Я приготовлю ужин. Суп и яйца. Я всего раз не покормил ее, потому что, так уж получилось, пошел пообедать с другом, и тут являешься ты, и вот вам — я все делаю не так!
— Молчу-молчу.
— Она, между прочим, твоя теща.
— Да, — Мадж вошла в кухню, дымя сигаретой, — она твоя теща. Все шепчетесь в моем доме, обсуждая меня за моей спиной.
