Елена Яворская - Жестяной самолетик (сборник)
И снова о вещей Кассандре
Грек был прекрасен, как грех.
Молвил: «Ну, здравствуйте, Кася!
Вас мне… того… для утех…»
Вау! Я просто в экстазе!
Всем ты хорош и пригож,
Стройный, глаза голубые…
Правда, не муж… Ну так что ж,
Горестна доля рабыни!
«Вечером… гости… тусняк…»
Ах ты, мерзавец порочный!
Царская дочь, как-никак!
«Вы им… того… напророчьте…»
А! Ну тогда — не вопрос,
Даже приятно немножко…
«Я вам одёжку принес —
Пеплос, сандалии, брошку…»
Гости у нас — просто класс,
Все, как на диво, — герои!
Грек возвещает: «Сейчас
Кася нам… это… устроит…»
Счастливы гости: «Стриптиз?!»
Все захихикали разом.
Дурень! Зевесу молись,
Чтоб возвратил тебе разум!
Вот и накликал беду,
Глупый, тщеславный мальчишка!
Это ж — самцы! Не пойду
Ни за какие коврижки!
Этим — пророчить? Ни-ни!
Девичья честь — не потеха!..
Я поразмыслила — и
Спряталась в спальне у грека.
Геракл идет побеждать Немейского льва
Не сторонник я «Гринписа»,
Но зверей люблю с пеленок.
Мне велел замучить кису
Коронованный подонок.
А всему виною мода —
Дескать, новое решенье:
Покошмарней вешать морды
На стенах для украшенья.
Я ж лукавить не умею,
Мне за истину обидно.
Говорю я Эврисфею:
«Слушай, как тебе не стыдно?
Во дворце — спроси любого —
Разным разностям нет счета.
Пусть гуляет бедный лёва,
Жить пушистому охота!
Ну а в лес — да хоть и нынче —
За цветами, за грибами…»
Эврисфейка лоб набычил
И послал меня по маме.
Коли царь бранится скверно,
Спорить с ним — себе дороже.
Эх, придется мне, наверно,
Лёву взять и изничтожить!
Позади леса и кручи,
Весь оброс, разбиты ноги…
Помоги мне, Зевс могучий!
Пособите братцу, боги!
Глядь — камней скатилась груда,
Ну а следом из распадка
Вылезает чуда-юда…
То есть, киса… Но — с лошадку.
Рык такой — прощайте, уши!
Я со страху хрясь дубиной.
Кто кому пойдет на ужин,
Ты помысли, животина?
Изготовился я биться,
Да вгляделся: что ж я дею!
Это ведь не лев, а львица!
Ах, увы мне, лиходею!..
…Как друг другу на прощанье
Мы душевно лапы жали!..
Да гори огнем заданье!
Главное — чтоб уважали!
Знаете, бывают такие утра, когда просыпаешься с любовью к человечеству в целом? Ну да, вне зависимости от того, как напакостили тебе накануне отдельные представители этого человечества. Логически это состояние труднообъяснимо. Наверное, какие-то там биоритмы хитро совпали с образцом, в незапамятные времена придуманным для человека природой. В бетонных джунглях соответствие образцу стало смешным атавизмом, но сегодня — вот именно сегодня и сейчас — у меня не возникло ни малейшего желания прятать радостно виляющий хвост даже от случайных прохожих.
— …топором ее, топор-ром! — первые слова, услышанные мною по выходе на улицу.
Человек, настолько испорченный гуманитарным образованием, как я, должен был бы предположить, что молодящаяся бабуля в капри и футболке со стразами агрессивно агитирует соседок за русскую классику. Но беда в том, что мое гуманитарное давным-давно перекрылось жизненным опытом, приобретенным, главным образом, в недрах оптово-розничных контор с жутковатыми названиями. И по соседству с аналогичными конторами.
А чем занимаются интеллигентные тетеньки с в/о и без ч/ю, когда им нечего делать? О-о-о!
Никогда не забуду, как однажды, за минут пять до начала рабочего дня, ко мне вбежала ну очень интеллигентная дама приятной наружности — зам или зав в соседней организации. Пребывала моя визави в состоянии, как бы написали в старинном романе, крайней ажитации. И прямо с порога выпалила:
— Ты знаешь, Надьку в бетон закатали!
Пять минут до начала рабочего дня, коим предшествовали сорок минут в набитой до отказа маршрутке. Мои мыслительные способности незначительно превышают те, кои может продемонстрировать герань на подоконнике, — а она уже год с лишним думает только об одном: зачахнуть ей окончательно или продолжать безнадежно тянуться к свету. Окно кабинета выходит на теневую сторону; даже летом у меня такой подвальный холод, что можно картошку хранить. А Любка и подавно не испортится.
Судорожно припоминаю всех знакомых Надек. Не находится ни одной. То есть — абсолютно.
Несмело уточняю:
— Какую Надьку?
— Как это какую?! — не на шутку возмущается собеседница. — Ту Надьку, которую в бетон закатали!
Понимаю: надо как-то иначе поставить вопрос. Но как?
— Ну ты чего, не вникаешь? — догадливо предполагает радетельница о судьбе Надьки.
Сокрушенно качаю головой, чувствуя себя полной… геранью.
— Ты что, вчерашнюю серию не смотрела, что ли?! — негодует собеседница. — Там Надьку — в бетон! Представляешь?! Она ж теперь точно не выживет! А без нее дальше смотреть неинтересно.
Далее следует получасовой ликбез, главное место в котором отведено пересказу содержания предыдущих серий. Я слушаю о том, как донельзя интеллигентные научные работники, музыканты и прочие созидатели духовной культуры в свободное от созидания время противостоят отмороженным на всю голову русским мафиози. И меня охватывает тоска, сопоставимая разве что с воскресным предчувствием понедельника.
За это время на свое рабочее место успевает прошествовать мой директор. Дверь не закрывает. Он мужик простой. И нескрываемо любит сериалы. Ему тоже интересно послушать. А минуте на тридцать пятой возникает директор той конторы, где работает моя собеседница, носящий несколько длинноватое и тяжеловесное (но как нельзя лучше отражающее его внутреннюю сущность) прозвище Кот За Порог, Мыши В Пляс. Ну а ежели кот на порог…
Моей собеседнице резко взгрустнулось — и она мышкой юркнула к себе, копаться в счетах, сметах и прочей рутине. Но с той поры время от времени возникала с информсообщениями о том, что происходит на полях борьбы за умы и души российских телезрителей. Просвещала меня, горемычную, значит.
Так что, услыхав про топор, я подумала не о скучной старушке-процентщице, а о какой-нибудь современной Сонечке Мармеладовой. И ждала привычного: «Ыыы, без нее дальше смотреть совсем скучно!»
Но услыхала совсем иное:
— У, алкашня проклятая! Поубивала бы! Всю ночь бухали, а у меня гипертония. И ведь по-человечески говорить с ними без толку! Пришлось вот так вот…
Топором?! Да-а, есть женщины в русских селеньях…
— …а что мне еще оставалось делать? Не будет скамейки, может, перестанут ходить квасить!
Можете считать меня жестокой, но именно на этой патетической ноте мне резко поплохело, именно после этой фразы. Алкашей у нас много. А скамейка возле подъезда — одна. Была. Я уж молчу про женскую логику. Я давно уже про нее скорбно молчу… Хотя в данном случае как раз таки есть, что сказать. Достаточно пронаблюдать, как с тех самых пор ежевечерне вереница бабушек и тетушек с персональными креслицами, стульчиками и скамеечками тянется из подъезда во двор. А алкаши… чего алкашам-то? Они и на травке расположиться не брезгуют. Ибо постигли одну из величайших мудростей: важен не внешний антураж, а внутренний настрой. Хуже всего, наверное, мне. Всегда жалею нужные и полезные вещи, пострадавшие от руки человеческой, направляемой минутным импульсом. Поэтому выбор — стукнуть оппонента по физиономии или стукнуть тарелкой об пол — для меня очевиден. Наверное, я тоже дитя бетонных джунглей.
Кстати, об эти самых джунглях. В то же утро, когда упокоилась несчастная скамейка, меня ждало еще одно яркое впечатление: на нашей улице открылся без особого шума и пышности детский центр, названный… правильно, «Джунгли». А у меня и слоган традиционно наготове: «Мы сделаем из ваших детей настоящих Маугли!»
Одна беда: говоря о законе джунглей, мы путаем его с законом курятника. А истинный закон джунглей, если мне не изменяет память, имел совсем иной смысл. Хороший. Человечный.
И никаких гвоздей… ой, то есть — топоров…
Хотя стоп! Они же некоторым реально для дела бывают нужны. Кашу там сварить или…
Но это уже совсем другая история.
Когда-то, в школьные годы, меня завораживало слово «менталитет», представлявшееся чуть ли не ключом от дверцы, за которой скрывается истина. Я набивала голову всякой полупонятной мне заумью в надежде, что со временем пойму все эти гипотезы и теории до последней запятой. Со временем… Да, со временем поняла… что все куда проще.
