Алла Герцева - У Вечного огня
Глава 21.
Тамара прошла по комнате, вернулась, снова дошла до двери, снова вернулась, подошла к зеркалу, пригладила волосы, провела пальцем меж бровей, где залегла глубокая морщинка. Опустилась в кресло. Легкая, воздушная ткань голубого пеньюара, поднялась облаком до лица. Господи, как долго тянется день. Поглядела на часы. Уже пять, Вадик не звонит. Ходил к следователю, или нет? Сколько раз набирала его номер, ответ все один и тот же. Абонент недоступен! Позвоните позже! Намеренно, отключил телефон! А может быть, с Вероникой балуется! Какое ему дело до моих переживаний!
Настя щелкнула включателем. — Свет, что ль экономите? — миловидное личико скривилось в презрительной гримасе. — Тамара Николаевна, я пойду, у меня голова разболелась! Вадим Евгеньевич придет, обед в микроволновке!
Тамара махнула рукой. Настя, виляя полными бедрами, прошла через комнату, скрылась за шелковой занавеской. Ну вот, совсем одна. Вздохнула женщина. Подняла руку, легкая ткань опустилась на колено. Японский шелк! Вадим в прошлом году привез из командировки. Обрадовалась, словно девчонка. А сейчас все равно. Володька! Она сжала голову руками. Если посадят! Я не выживу! Единственный сын! Тихо застонала. Прокрутить бы последнюю неделю назад, как в кино, и начать все сначала! Еще лучше, с того момента, когда закончила школу. Зачем торопилась замуж! Хорошо жилось, в маленькой двушке с матерью и отцом. Утром, вернувшись, домой, после выпускного бала, расправила подол широкого платья, опустилась на диван.
— Теперь делаю все, что захочу!
— Что же ты хочешь? — с улыбкой вышла из спальни, мама, завязывая на ходу тесемки пояса, пестрого, красного в желто-черных разводах, халата.
— Ремня она хочет! — появился на пороге комнаты отец.
— В театральный поеду поступать, в Москву! — крикнула Тамара.
— Только там тебя и ждут! — рассмеялся отец. Военный человек, полковник в отставке, он смотрел на увлечение дочери отрицательно. Хотя приходил на спектакли школьного драмкружка. — Черт с тобой! Не стану перечить!
— Папка! — Тамара бросилась отцу на шею, обняла. Покрыла поцелуями его колючие с утра щеки.
— Ну, ладно, будет! Только смотри, не провались! Не позорь отца!
Она честно готовилась к экзаменам. Зубрила стихи и басни перед зеркалом. Больше любуясь собой, чем следила за мимикой. В город приехал Вадим. Серьезный, взрослый, немного полноватый, с аккуратно зачесанными назад волосами, нарядными костюмами. Он развернул строительство ресторана и одновременно особняка на окраине города, на пустыре. Многие шептались за его спиной, мол, отмывает деньги, приобретенные незаконным путем. Но она не слышала пересудов. Каждый день посыльный приносил букеты, корзины цветов, коробки дорогих конфет. Лохматые игрушки, духи, белье. А когда, в ее руки положили коробочку с бриллиантовым кольцом, она сдалась. На свадьбе, в недостроенном ресторане, гулял весь город. Но она видела, мать и отец, сиротливо сидевшие, в конце огромного стола, не одобряют ее поступок. Через год родила Володьку. Отец простил, когда на колени, положили, теплый, пускающий пузыри, сверток. Сердце дедушки зашлось в умилении.
— Ну, дочка, угодила отцу!
Володьку он любил! Только морщился, наблюдая, как располневшая Тамара, выгружает из сумки на кухне, принесенные гостинцы.— Спасибо! — вертя недовольно головой, бурчал старик. — Ты ешь поменьше! А то, Вадим обзаведется молоденькой, худой любовницей. Сейчас худышки в моде! По телевизору показывает, ноги от ушей растут, крашеные блондинки!
Потом отец умер, внезапно, от сердечной недостаточности. Мать отказалась переехать к ней в роскошный особняк. Володька, после смерти деда, остался при живых родителях, без присмотра. С бабкой доверительных отношений, как с дедом, не возникло. Тамара навещала мать, приносила продукты, и молча, выпив чашку чая с домашним пирожком, торопилась уйти. Рассказывать матери о своей жизни не хотелось. Валялась по утрам в постели, Много внимания уделяла своей внешности. Тяжело переживая угасание красоты. Расстраивалась, при виде каждой, новой морщинки. А у Вадима, действительно, появилась молоденькая любовница.
Тамара вздохнула, отгоняя воспоминания. Ей представилась картина, когда Володю увезли. Как она бежала вслед за милицейской машиной. Разве она его не любила?
Звук шагов за спиной, заставил вздрогнуть.
— Не слышала, как ты вошел! — Тамара поглядела на часы над камином. Сегодня рано! Не поехал к ней! Поняла женщина.
— Устал! — Вадим швырнул на журнальный столик папку, сел в кресло.
— Ужин в микроволновке!
— Спасибо, я сыт!
— Ты был у следователя? Договорился о свидании?
— Нет! — вздохнул Вадим. — Помогал Галине. Съездил в банк, снял деньги. Завтра похороны Сережки. — повернулся к жене. — Только не болтай никому!
— И на кладбище пойдешь?
— Не знаю! У меня много работы!
— Совесть свою успокоил! Надеешься все уладить при помощи денег?
— Дура! Прекрати! — вскочил Вадим. — Ты думаешь, сейчас можно без денег, что-то сделать? Как думаешь Володьку вызволять? Попрекаешь деньгами!? Чем живешь? Весь день слоняешься по дому, никаких забот!
Тамара поняла, зря упрекает мужа. Володю не вытащить без крупной суммы.
— Прости! Целый день одна! В голове каша из мыслей! — она приложила ладони к щекам. — Как ты думаешь, мне прилично пойти на кладбище?
— Твое дело! — Вадим, оттянул подтяжки. Прошел по комнате. — Занес твоей матери продукты. Жаловалась на тебя. Редко заходишь!
— Боюсь! Станет о Володе спрашивать. Не знаю, что говорить!
— Пусть похороны пройдут! Тело земле не предано, а я стану просить, предлагать, понимаешь? — Вадим остановился перед женой. Она съежилась под его пристальным взглядом, словно ожидая удара. Он обнял жену, погладил по волосам. — Потерпи! Вытащим из тюрьмы, отошлем куда-нибудь, может быть, за границу.
Тамара всхлипнула. — Ну, будет! Вадим поцеловал жену в волосы, пахнущие сладким, непонятным ароматом, отошел, сел на диван.
Приласкал, за сколько лет. Женщина поглядела на мужа, ожидая ласкового взгляда. Но Вадим закрыл глаза, погрузившись в невеселые мысли.
Глава 22.
Нина спустилась по ступенькам школьного крылечка. Пойти домой? Павел еще на работе. Прошла по тротуару, остановилась, и, повернув в обратную сторону, ускорила шаги.
— Ну, спасибо, заглянула в родной дом! — открыла дверь Зинаида Васильевна.
Женщина, не скрывает радости. — В школе, не поговорить, к тебе домой, ой как не хочется приходить! Теща! Никак не привыкну к новому званию!
Нина обняла мать за плечи, вдохнув родной запах любимой, домашней еды.
— Павлик добрый! Приходи в любое время, мы всегда рады!
— За отцом кто заботиться станет! С утра до вечера в больнице. Главврач, ответственная должность! Ладо, проходи, будем обедать.
Нина прошла на кухню. — По твоему совету, к девочке этой, Наташе Федоровой ходила.
— Как она! — Зинаида Васильевна присела на табурет.
— Плохо! Мать из больницы выписали. С девочкой на моих глазах случился припадок, потом обморок. Я сделала укол. Страшно мама! Чувствую себя перед ней виноватой.
— Кто тебя обвиняет?
— В общем, никто! Павлик ведет следствие! Брата ее Михаила, посадили в тюрьму. Завтра похороны этого парня, которого они убили. Сожгли на вечном огне, еще живого. Как подумаю, все внутри содрогается!
— Завтра, говоришь похороны? Надо пойти! Надежда твоего отца с того света вытянула. Дежурила возле него днем и ночью, когда у него инфаркт был. Бедная женщина! Я сегодня ему по телефону сказала, когда сможет, тогда и выйдет на работу. Не упрекай! Ей тяжело! Стакана воды подать некому. У всех свои дела. Я так и не смогла найти время заглянуть к ней. Все стали жестокими. Думаем прежде о себе.
* * *Надя остановила взгляд на столе. Чашки с недопитым чаем, куски колбасы на тарелке, остатки хлеба в решетчатой хлебнице. Взяла в руки серую, бумагу, прочитала вслух, надпись, черными, крупными буквами: — Свидетельство о смерти. — Развернула. Никитин Сергей. Глаза застлало темной пеленой. В голове закружилось. Завтра похороны Сережи! Завтра! Вот и дождалась! Сына поеду хоронить! Кажется, совсем недавно, они вместе с мужем привезли маленький живой комочек в голубом покрывале. Ярко светило весеннее солнце. Он двигал маленькими ручками и ножками. Счастливые, не отводили глаз от малыша. Теперь, готовься, мать, завтра опустят твоего сына в сырую, осеннюю землю. И останутся только воспоминания. Она прислонилась к спинке дивана, закрыла глаза. Галя сказала, Георгий Львович похлопотал, машина, гроб. Утром Галя заедет за мной. Она потерла ладонью лоб. Платье черное есть, в нем Диму хоронила. Полезет оно на меня? Сколько лет прошло? Да, вроде и не изменилась. Встала, открыла шкаф. Перебрала вешалки. Моего почти и нет. Сережкины вещи. Его одеть надо! Нагишом в гроб не положишь! Где темно синий костюм? Он в нем ушел на гулянье. Тогда вот этот, черный в тонкую белую полоску. И рубашку белую. Новую, надел в тот вечер. Эта еще не старая, даже не рваная. В магазин уже не успею сходить. Носков много, туфли есть, тоже ношеные, где теперь все новое взять? Она собрала вещи, дошла до дивана, разложила, стала еще раз пересматривать. Костюм, рубашка, носки, туфли. Еще майка и галстук. Снова подошла к шкафу. Потянула с полки целлофановый пакет с белой майкой. Пожалел надеть, вот и сохранилась. Слава богу! Хоть одна вещь не надеванная. На тесемке, сбоку висят несколько галстуков. Темно синего в белый горошек, его любимого тоже нет. Вот этот подойдет! Пальцы коснулись серого, с широкой, синей, поперечной полосой. Отдернула руку, словно, уколовшись. Потом сняла галстук, взяла с полки новенький, белый, носовой платок. Надо положить под подушку маленькое зеркальце и расческу. Женщина пошла в ванную, взяла с полочки узкую красную расческу в футляре. Подняла глаза, посмотрела на себя в зеркало. Неужели это я? Серые щеки, впалые, черные глазницы, заострившийся нос. В зеркало нельзя глядеть сорок дней! Вспомнила она. Опустила глаза, и вышла из ванной. В ящике стола в коридоре, долго перебирала, старые, забытые сувениры, когда-то подаренные на праздники. Она не любила безделушек, и совала их в беспорядке по ящикам, столов, тумбочек, шкафов. Теперь, с ожесточением, расшвыривала, весь хлам. Вот ведь сколько, накопила ненужных вещей! Наконец, на дне ящика увидела зеркало овальной формы, в красном ободке, с ручкой. — Извини, сынок, другого нет! — повертела сувенир в руках. Кто дарил? Я им никогда не пользовалась! Вернулась в комнату, подошла к дивану. Аккуратно сложила брюки, пиджак, рубашку, сверху майку, галстук, носки, платок, поставила туфли. Затем положила зеркало и расческу. — Ну вот, собрала одежду для сына! — увязала вещи в белый ситцевый платок. Села, перебирая в памяти, собранные вещи. Ничего не забыла? Теперь себя собрать. Платье на антресолях! Взяла стул, вынесла в коридор. Опершись на спинку, поставила сначала одну ногу, потом вторую, потянула ручку дверцы антресоли. Бросила на пол, желтый пакет, тяжело слезла со стула. Вытряхнула содержимое. Черное шерстяное платье. Атласная черная косынка, черный жакет, оставшийся от матери. Митеньку тоже осенью хоронила, вспомнила она. Прикинула к груди жакетку. Буду выглядеть на похоронах, франтом. Туфли в коридоре. Больше ничего не надо. Повесила вещи на спинку стула. Надя представила себя в завтрашнем наряде, и осталась довольна. В нее словно вдохнули живую струю. Женщина подошла к тумбочке под телевизором, открыла ящик, вытащила большой альбом в коричневой обложке. Прижала к груди, как драгоценную ношу, села на диван, положила на колени, раскрыла. На первой странице молодая женщина в велюровой шляпке и темноволосый мужчина в клетчатой кепке. — Мамочка моя и папка! — прошептала Надежда. Вытащила фото, приложила к груди, потом к губам. — Мои родные! Завтра внука вам отдам! Не успели налюбоваться им при жизни. Теперь он с вами останется навсегда. Будет охранять ваш покой. Никому не даст в обиду. А я останусь совсем одна. Не знаю, сколько выдержу! Может быть, скоро свидимся! — туман застлал глаза. Потерла веки пальцами. Слез нет! Сердце мое застыло! Не могу плакать! Сжала ладонями голову. В висках, уже который день подряд, стучат молотки. Перевернула страницу. Девочка, с торчащими в стороны тугими косичками, хитро улыбается, кокетливо отставила ножку в лаковой туфельке. В первый класс мама собрала, папка настроил фотоаппарат, а я состроила рожицу. Надежда улыбнулась. В нижнем углу альбома, девушка в белом гипюровом платье, толстая темно русая коса перекинута на грудь. Школу закончила! Все девчонки волосы навили, а мне отец не разрешил косу отрезать. На другой странице. Институт! Москва! Девчонки в общаге! День рождения отмечали. Вот и Димка в уголке. На порог его не пускала. Пока не окончу институт, замуж не выйду. Он ждал! Она по ночам плакала в подушку. Боялась, не дождется. Слово, данное отцу, не могла нарушить! Откинулась к спинке дивана, опустила усталые веки на воспаленные от бессонных ночей, глаза. Институт окончила, вышла замуж. Снова склонилась над новой страницей. В свадебном одеянии. Вернулись в ее родной город. Он детдомовский, куда она, туда и он. Перевернула страницу. Сережке шесть месяцев. Маленький, толстый карапуз, на руках у Мити, улыбается беззубым ртом. Очень веселый мальчик! А потом, вдруг описал Митю. Она громко смеялась вместе с фотографом. Дима обиделся. Фотограф успокоил, сказал, на свадьбе у сына будет гулять. Не пришлось! Ушел Митя! И ей не придется гулять на свадьбе. Завтра проводит Сергея в последний путь! Там он встретится с отцом, дедом, бабкой. Переворачивает страницы, быстро пробегая глазами сверху вниз. Сережкино детство! Школа, первый класс. Как же он похож на нее? А иногда, кажется, на отца! Говорят, сын похож на мать, счастливый! Только счастье где-то затерялось! Так же, как и мое. Мелькнуло, блеснуло белозубой Митиной улыбкой, и исчезло. Сына подарила судьба, не дала насладиться радостью общения. Забрала в темноту неизвестности. Внуков теперь не дождаться! Прекратился ее род. Некому продолжить их древо жизни. Не успел он посадить свои зернышки, прорастить ростки, пустить корни. Все останется в земле. Пролистала несколько страниц, где запечатлены школьные годы Сергея. Взгляд привлекла большая цветная фотография симпатичной рыжеволосой девчушки, а рядом, другая. Рука Сергея обнимает плечи девушки, щекой касается щеки, на губах счастливая улыбка. За их спиной гранитная стела памятника в парке, и решетчатая воронка вечного огня. Это Наташа! Снялись у этого проклятого памятника! Значит, правда у них с Натальей любовь! Почему не рассказал? Закрыла альбом. Тусклый свет пробивается сквозь щель в шторе. Вот и утро нового дня! Всю ночь, просидела.
