Джеймс Олдридж - Горы и оружие
Но Кэспиан не был похож ни на тех, ни на других.
— Вы все такой же, — сказал Кэспиан, вскинув глаза на Мак-Грегора, и тут же отвел взгляд, заскользил им беспредметно, точно не существовало ничего вокруг, на чем стоило бы задержаться надолго.
— Как поживаете? — сказал Мак-Грегор.
Он вомнил довоенного Кэспиана — высокого, худого, насквозь скептического молодого человека с острым носом и насмешливой, колючей, вызывающей повадкой. В Иран Кэспиан приехал в качестве американского учителя на мизерный оклад, что казалось нелепостью, поскольку он был блестящий лингвист, говорил и писал по-персидски, арабски, турецки, знал также большинство европейских языков. После войны Мак-Грегор видел его раза два — Кэспиан преподавал в Тегеранском университете и, чувствовалось, лелеял застарелую обиду на мир, в котором пропадал почти без пользы его интеллект. Профессора и преподаватели, его коллеги, относились к нему столь же насмешливо, как и он к ним, и Мак-Грегору бывало жаль его, хотя и примешивалось сюда чувство, что Кэспиану пальца в рот не клади.
Теперь же это был полнотелый человек в просторном светлом американском костюме, толстощекий, мягкогубый и брюзгливо-добродушно ничему не верящий. Его взгляд блуждал по всему вокруг, ощупывая и отбрасывая безучастно и небрежно. Справясь о Кэти, он слушал Мак-Грегора рассеянно, поерзывая в кресле. Как всегда, Кэспиана не слишком занимали ответы и заданные им вопросы.
— Усаживайтесь, — пригласил он и велел официанту убрать «хламье». Тот стал собирать письма и бумаги, а Кэспиан пояснил Мак-Грегору: — Это чтобы показать туземцам, что нам нечего от них утаивать.
— А и вы не изменились, — сказал Мак-Грегор. — Раздобрели только.
— Раньше я не пил, — Кэспиан метнул быстрый взгляд на Мак-Грегора, как бы без слов угадывая все испытания, промахи, беды и тяготы его жизни. — Вам лет пятьдесят уже, не так ли? — спросил он.
— Пятьдесят два.
— Следовало бы издать закон, что доживший до пятидесяти человек освобождается от всех обуз — и катись куда желаешь.
— Хорошо, если у вас детей нет, — сказал Мак-Грегор.
— На этот грозный риск я не пошел, — сумрачно проговорил Кэспиан. Глубоко перевел дух, как бы отгоняя уныние. — Давайте-ка расправимся с едой, а затем уж и со всеми нерешенными проблемами Курдистана. Бифштекс хотите?
— Хочу.
— О'кей. Мишель! — кивнул Кэспиан официанту, как если бы дальнейших уточнений знающему дело Мишелю не требовалось.
Наклоняясь вперед и скользнув по Мак-Грегору беглым взглядом, Кэспиан спросил:
— Для чего вам было связываться с курдами? Знаете ведь, какой у них свирепый сквознячище в головах. Только и способны что рвать друг другу глотки, как свора псов.
— А вы сами для чего связались? — ответил Мак-Грегор вопросом.
— Я — отнюдь, — возразил Кэспиан. — Я к курдам равнодушен.
— Я полагал, что вы американский эксперт по курдам. Так я слышал.
— Я состою экспертом по всем тамошним — по персам, туркам, арабам, азербайджанцам, армянам, курдам, несторианам, ливанцам и так далее и тому подобное.
— То есть состоите при ЦРУ.
Эти слова вывели Кэспиана из ерзающе-равнодушного состояния.
— Ну зачем вы так? — сказал он непритворно огорченным тоном.
— Мне говорили...
— Ерунду вам говорили. Ради аллаха, не ассоциируйте меня с этими резвунчиками-мясниками, прошу вас!
— Виноват... — произнес Мак-Грегор.
— А сами-то вы чем, однако, занимались — турецкую армию уничтожали? Черт возьми, я бы не прочь поглядеть.
— Не на что было там глядеть, — сказал Мак-Грегор. - И давайте оставим эту тему.
— Но почему же? — сказал Кэспиаи. — Не худо и туркам расквасить разок носы, — прорычал он. И на безупречном сулейманско-курманджийском диалекте процитировал курдскую поговорку, гласящую, что разрубленное дерево идет на стройку дома, а человек разрубленный — ни на что не годная падаль, которую только зарыть. — Так стоит ли расстраиваться?
— Разумеется, не стоит, — подтвердил Мак-Грегор, сознавая, что Кэспиан ищет способ поскорей добраться сквозь его тонкую кожу до чувствительной струны.
— Мать у вас была персиянка, не так ли? — спросил Кэспиан.
— Нет. Англичанка.
Кэспиан будто не слышал.
— Я ее что-то не помню, — продолжал он.
— Она умерла, когда мне было четырнадцать.
— Отца вашего я помню. Вы в него — такой же голубоглазый сумасброд.
Появились бифштексы, и Кэспиан принялся за еду и одновременно за виски, словно забыв о Мак-Грегоре.
— Ну-с, так как же расценивает свои шансы сам кази? — спросил Кэспиан, очистив тарелку от мяса, горошка и картофеля.
— Он оптимист, — сказал Мак-Грегор.
— А вы? Ввязались во все это дело ради персов?
— Ради персов?
— Вы ведь, Мак-Грегор, в душе перс, — сказал Кэспиан, быстро взглядывая — ища признаков несогласия или смущения. — Ну, что в вас курдского?
— Один край, одни и те же проблемы, — ответил Мак-Грегор.
— Пирога хотите?
— Отчего ж.
— Мишель!..
Подали подобие американского яблочного пирога, и Кэспиан набросился на него, как на любимое лакомство. Но, проглотив кусок, опять заговорил:
— Почему бы вам не убедить кази, чтобы он принял нашу помощь — и конец бы делу?
— То есть какую помощь? Американскую военную?
— Спокойствие. Ешьте пирог! — И Кэспиан заказал еще виски. — Пусть себе курды осуществляют свое освобождение, но мы считаем, что им следует делать это разумно, поэтапно.
— Старая песня, — ответил с усмешкой Мак-Грегор. — Никого она не убедит, и удивляюсь, что вы ее повторяете.
— Согласен. Знаю. Но возьмите вы Ирак. Ясно, что курдская проблема всегда там налицо. Так что, если курды хотят действовать в Ираке, мы рады будем оказать им помощь. Говорю это прямо и грубо.
— Почему же Ирак? Почему именно там начинать им?
— Нужно ли нам с вами разжевывать? Вы отлично знаете, почему я назвал Ирак.
— А почему не Турцию? — спросил Мак-Грегор.
— Потому что мы не можем идти против наших турецких союзников, и вы прекрасно это понимаете, — сказал Кэспиан. — Передайте кази, что мы примем его трактовку курдского национального вопроса, если он даст нам поруководить им на путях достижения цели.
— Ну уж это и впрямь грубо, — сказал Мак-Грегор. — Сами знаете, что они и слушать не захотят о подобном.
Кэспиан пожал плечами.
— Но вы-то понимаете ведь, чего мы хотим, зачем же мне заворачивать в красивые бумажки? Вы бы потолковали с ними.
— О чем?
— Да господи, о чем, о чем... Попросту растолкуйте им, в чем тут наша заинтересованность. Пусть даже и своекорыстная. Разве нельзя добиться понимания?
— Сомневаюсь. Как могут они вам доверять?
Кэспиан закурил сигару.
— Знаю. Знаю. В прошлом мы были не правы. Всегда поддерживали худшие элементы. Целыми лопатами наваливали на себя дерьмо. Но на сей раз я хочу устроить по-другому. — Он поднял глаза к небу. — Клянусь!..
Мак-Грегор начал уже понимать, что в размашистых самообличениях Кэспиана есть здравый расчет: все кругом глупо, поэтому все и для всех — вопрос голой корысти.
— А для чего вам, собственно, чтобы с кази говорил я? — спросил Мак-Грегор. — Ведь у вас есть там в горах свои агенты.
Кэспиан усмехнулся, опять скользя глазами по залу.
— Вы полагаете, что вам удастся вернуть эти деньги без нашей помощи?
— Вряд ли, — сказал Мак-Грегор, — поскольку вы-то их и украли.
— Ну что вы!..
— А скажите, кто теперь фактический владелец фарсского банка?
— Все бы вам шутить.
— Для нас это не шутки, — возразил Мак-Грегор.
— Виноват, Мак-Грегор. Я к этому делу не причастен, — качнул головой Кэспиан. — Но вопрос остается. Вам нужны курдские деньги?
— Конечно.
— Вы их получите. Это вам не составит труда.
— Каким образом получу?
— Да господи, какая разница? Переведем эти деньги на ваш личный счет. Невелика финансовая операция. Не сложней, чем купить коробку спичек. Предоставим в полное ваше распоряжение.
— Весьма любезно с вашей стороны. А что взамен потребуете?
— Просто скажите кази, что мы поддерживаем революцию.
Мак-Грегор глядел, как Кэспиан с аппетитом доедает американский пирог, уже насквозь пропитавшийся сигарным дымом.
— Немало есть и других, поддерживающих курдскую революцию, — заметил Мак-Грегор. — Вопрос только, какая у вашей поддержки цель?
— Любая, вам угодная. Допустим, мы заримся на газ, нефть, политическую власть, на землю. Выбирайте по своему вкусу. А возможно, мы хотим использовать курдов для флангового охвата арабов или русских.
— Если так, я на это не пойду.
— Даже ради курдских денег?
Мак-Грегор покраснел.
— На таких условиях мне их брать не поручали. И вы сами это понимаете.
Кэспиан отреагировал отменно.
— Что ж, поделом мне, — вздохнул он, кладя четыре ложечки сахару в свой кофе. — А с вами держи ухо востро. Я, пожалуй, начинаю верить кой-каким рассказам про вас.
