Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2008)
— Там глубоко? — спросил он.
Псоглавец выпрямился и стал очень важным.
— Если держаться за мой посох — нет, — сказал он. — Только так и можно перейти эту реку. Я профессиональный перевозчик. Это у нас наследственное. Передается от отца к сыну.
— Правда? — спросил он из вежливости.
— Мой предок носил на плечах Христа, — отвечал псоглавец. — На переправе.
— Ваш предок? — переспросил он с удивлением. — Христа?
— Святой Христофор, — сказала Инна. — Помните?
— Святой Христофор ваш предок? — Он и сам не знал, то ли ему хочется поскорее попасть на тот берег, то ли оттянуть завершение пути из страха или из суеверия.
— Да, — сказал псоглавец. — Многие из нас тогда жили среди людей. Люди были терпимее. Они принимали чужих. Принимали мир таким, каков он есть. С чудесами. С диковинными тварями. С ангелами, чистящими небесный свод. А теперь рисуют совершенно ложную картину и верят в нее.
— Небесный свод — это метафора, — возразил он. — Устаревшее понятие.
— Вот именно. Скажу вам по секрету, — псоглавец наклонился к его уху, и он почувствовал на щеке горячее и влажное дыхание, — вы в свои трубы наблюдаете несуществующие объекты. Это просто сложная иллюзия.
— Я недавно говорил тут с одним, — сказал он задумчиво, — астрономом-любителем. Он мог бы вам возразить.
— Знаю, — сказал псоглавец. — Это Пал Палыч. Я его так и не убедил. Он говорил что-то про науку, про объективное знание. Смешно. Сидя здесь, у реки, рассуждать об объективном знании! Ладно, чего уж там. Держитесь.
Он протянул посох, они с Инной крепко ухватились за него и стали спускаться к воде. Речушка оказалась именно такой, какой выглядела, — мелкой, по щиколотку. Он не стал снимать кроссовки, и правильно: на дне обнаружились какие-то ржавые железяки, вода омывала их, вздуваясь мелкими пузырями.
— Тут совсем мелко, — сказала Инна.
— Это пока я вас веду, — объяснил псоглавец. Он выбрался на берег и совсем по-собачьи отряхнулся.
— Теперь плата, — повторил псоглавец слова судьи и хихикнул.
Он посмотрел на свои руки и в растерянности увидел, что на правой руке отсутствует мизинец. Раны не было, словно это случилось давным-давно. Просто обрубок розовой плоти.
— Зачем это вам? — спросил он.
— Это символ, — сказал псоглавец. — Жертва. Мы старались, чтобы было аккуратно. Мы не хотим делать вам больно. Всю боль вы причиняете себе сами. А вот гонорар за переправу хотелось бы. — Он застенчиво провел огромной босой лапой в земле мокрого приречного склона, прочертив когтями глубокие борозды.
— Ты и сам символ, — сказал он равнодушно. — Зачем тебе гонорар?
— Здесь все одинаково настоящее, — серьезно сказал псоглавец. — Или одинаково ненастоящее. А я люблю книжки о путешествиях. Я “Вокруг света” люблю читать. Только редко удается. У вас совершенно удивительные представления о природе Вселенной. Вообще обо всем. Мы своим детям рассказываем о вашем мире. Поразительный просто мир.
— Он намекает, Инна, — сказал он.
— На что? — спросила Инна, хлопнув ресницами.
— На книжки. Те, которые у вас в чемодане.
Инна присела и охватила чемодан руками, как ребенок держит любимую игрушку, которую грозятся отобрать мальчишки.
Псоглавец, наверное, потому и торопил ее, не хотел, чтобы она получила свой чемодан, подумал он. Надеялся, что приберет к рукам книжки. А она цепляется за вещи. Вернее, за вещественное. Вещественное надежно. Наверняка она брала подработки и оставалась на ночную смену. Чтобы быт был простой и надежный. Книжки — тоже вещественное. Это вехи, расставленные в начале жизни. Сначала ее Юрка читал букварь и какие-то детские книжки. Про тигренка в чашке... Потом про корабли и приключения. Жюля Верна. Майна Рида. Почему она взяла ему именно эти книжки? Для подростков? Не хочет, чтобы он был взрослым? Наверное, она никогда не хотела, чтобы он был взрослым. А он вырос. И ушел от нее. Сначала на время, потом насовсем.
Он вспомнил, как читал малышу про тигренка в чашке. И про короля, который поехал к бабушке
— Вы читали ему про тигренка в чашке? — спросил он неожиданно для себя. — Когда он был маленький?
Она помотала черными волосами.
— “Буратино” читала, — сказала она скучным голосом. — Бибигона. Еще “Волшебника изумрудного города”. А про тигренка в чашке — нет.
— Жаль, — сказал он. — Хорошая сказка.
Псоглавец смотрел на них с надеждой, скосив карий глаз и вывалив язык.
— Инна, — сказал он, — дайте ему книжку. Хоть одну. Они у вас в чемодане, я знаю.
— Почему вы распоряжаетесь чужими вещами? — спросила она сердито.
— Я не распоряжаюсь. Я прошу. Вы понимаете, — сказал он неловко, — на самом деле это… не важно. Вам кажется, что это важно, но это не важно. Он или вспомнит, или нет.
— Откуда вы знаете? — Она прикусила губу.
— Знаю, — сказал он. — Откуда-то.
— Идите к черту. — Она расстегнула чемодан и стала копаться в нем, вытянула затрепанный розовый томик и протянула псоглавцу.
— Аркадий и Борис Стругацкие, — прочел псоглавец вслух. — “Страна багровых туч”. Это про что?
— Про экспедицию на Венеру, — сказал он. — Ну, про будущее, как построили большой космический корабль. С фотонным отражателем.
— Последние слова, — заметил псоглавец, — ничего не значат. И вообще… На Венеру нельзя летать. Она прикреплена к небесным сферам. Совсем другая механика. Нельзя ли что-нибудь другое? Извините.
Инна выхватила у него книжку и сунула ему в руки другую, такую же затрепанную. Псоглавец аккуратно раскрыл ее когтем.
— “Читатель! — прочел он вслух. — Может быть, тебе приходилось лежать без сна ночью, когда тишина становится гнетущей, но я уверен, что ты не имеешь никакого представления о том, какой страшной и почти осязаемой может быть полная тишина. На поверхности земли всегда есть какие-нибудь звуки и движение, и хотя они сами могут быть неощутимые…” Эту я возьму, пожалуй, — сказал псоглавец. — Эта мне нравится.
Он засунул книгу под мышку и прижал сильной худой рукой. Потом обернулся и свободной рукой перехватил поудобней посох.
— Дальше сами, — сказал псоглавец.
— Постойте! — растерянно пробормотал он. — А как же обратно?
Он вдруг понял, что не представляет, каким будет обратный путь, да и думать об этом не хотелось.
Но псоглавец лязгнул длинными челюстями и одним прыжком очутился в реке. Длинная полотняная рубаха закрутилась вокруг его колен.
Они остались стоять в сырой траве; Инна склонилась над распахнутым чемоданом, перебирая пальцами вещи, словно в них был залог того, что все кончится хорошо.
— Хотите мандарин? — спросила вдруг она.
— Что?
— Мандарин, — терпеливо пояснила Инна. — Вот.
Она протянула ему на шершавой ладони маленький приплюснутый мандарин, горевший как китайский фонарик.
— Спасибо, — сказал он, подумав, что вместе с мандарином она предлагает ему простые дружеские отношения, а он принимает их. Он взял мандарин, вновь отметив отсутствие фаланги на мизинце. — Вот, — сказал он неловко. — Видите? Вот все, что им от меня потребовалось.
Она нахмурилась:
— Что?
— Ну, кусок пальца. Жертва. Символическая.
— Что за глупости, — сказала она. — У вас с самого начала так было. Я еще до Болязубов заметила, когда мы сидели рядом с муравейником. Помните?
— Нет. — Он поправил себя: — То есть помню, как сидели…
Она тоже взяла мандарин и ловко поддела шкурку острым красным ноготком. Сразу пошел запах, резкий и новогодний, и у него заныло в животе от предчувствий радости и праздника, которые он всегда связывал с этим запахом. Долька просвечивала нежно-оранжевым и была похожа на мочку детского уха.
— Инна, — сказал он, раздавив языком нежную мякоть, — я вот все думаю. Это нам кажется? Или на самом деле? Песьеголовый сказал, что тут все одинаково настоящее. Или одинаково ненастоящее. Вы понимаете? А если мы никогда не выберемся отсюда? Так и будем в мороке. Нам будет казаться, что мы нашли своих близких, разговариваем с ними. Как вы думаете?
— Думаете, там, за рекой, настоящее? — спросила она, и ему не понравился вопрос.
