Вера Колочкова - Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник)
– Так это не от еды, тетя Маша, это от любви. Меня ведь никто и никогда просто так не любил…
– Да как же, деточка, что ты! Не может такого быть! А Костик?
– А… Ну да… Костик, это да, это конечно, – сникла Саша и сжалась в твердый костлявый комок, будто ушло из ее тела все теплое и живое, растворилась, исчезла яркая синева из глаз, и лицо будто подернулось вмиг серой пылью.
– А ты на учебу не опоздаешь, деточка? Заговорила я тебя сегодня.
– Да, тетя Маша. Сейчас пойду.
– Да одевайся теплее! Мерзнешь поди в своей модной тужурке! И что за одежонка у тебя непонятная – как в такой обдергайке не замерзнешь? Мне вот завтра пенсию принесут, купим-ка мы тебе что-нибудь зимнее, а? Ты пригляди там себе, а то я вашу моду и не понимаю вовсе! А если денег не хватит, так и с книжки снимем.
* * *– …Ой, Насть, привет! Ты почему без звонка? Могла ж запросто меня не застать! Заходи, я сейчас, только клубнику с лица смою. Проходи пока в комнату!
Нина порхнула легким ветром в ванную, оставив Настю одну в огромной прихожей с мягким красным диванчиком, уютно спрятавшимся под внушительных размеров искусственной пальмой. «Надо же… Мои дети и летом клубнику досыта не едят, а она ею в декабре морду свою старую намазывает! – неприязненно подумала Настя, с трудом наклоняясь, чтоб расстегнуть молнию на ботинках. – Черт, заело, как назло. Выбросить бы эту старую обувку к чертовой матери да новую купить, так ведь не на что». Злобно пыхтя, она разогнулась, чтоб вдохнуть в себя побольше воздуху и, разозлившись от этого еще больше, решила вдруг: «А вот не буду! В таких домах все в уличной обуви ходят! У них, у богатых, так принято, говорят… Вот и я не сниму! Что я, хуже их, что ли?»
Сняв пальто, она решительно направилась в гостиную, с удовольствием прошлась грязными ботинками по нежной белизне ковра – вот так вот вам, и мы не лыком шиты. Проходя мимо каминной полки, остановилась на секунду, уважительно провела рукой по причудливому серо-зеленому рисунку малахита. Красота…
– Ну, Настька, ну, ты даешь…
Нина встала в дверях, снисходительно улыбнулась, внимательно разглядывая сестру.
– А что? Что такое? – развернулась к ней Настя всем своим тяжелым туловом, приготовившись к решительному отпору и одновременно трусовато скосив глаза на грязную дорожку следов на ковре.
– Ты почему на себя такую юбку напялила, Насть? Это же ужас! Шелковая, широченная, да еще и длина невразумительная… Это что, такое покушение на элегантность? Где ты ее только откопала!
– Да ладно, – облегченно вздохнув, махнула рукой Настя, – под пальто все равно не видно! Да и вообще, какая мне разница…
– Тебе надо юбки носить до середины икры, четкого геометрического покроя и обязательно из плотного материала! Из твида, например.
– Да где я тебе эти самые твиды возьму? Я и слов-то таких не знаю. Они ведь и денег стоят немалых, наверное! Прости уж, сестрица. Что есть, то и ношу.
– Не обижайся, чего ты… Если хочешь, я тебе куплю.
– Да ладно! Ничего мне не надо. Интересу нет. Замуж мне выходить, что ли? Я вообще-то, Нин, о другом поговорить пришла.
– Понятно. Сейчас поговорим. А как же? Конечно, поговорим, давно пора. Ты пьянствовать-то будешь? – спросила Нина, направляясь к красивому бару в глубине комнаты.
– А давай! За рюмкой и разговор быстрее пойдет. Только ты мне сладенького налей, винца вкусненького какого-нибудь.
– Ну, винца, так винца… – задумчиво проговорила Нина, внимательно разглядывая содержимое бара. – А может, ликерчику, раз так сладенького хочется? Вот тут у меня «Бейлиз» есть.
– Ну давай этот свой… Как там его? Ликер, вино – все равно одна хрень!
– Одна, конечно, одна! – подходя к столу с бутылкой ликера и двумя стаканами, согласно закивала головой Нина. – Садись, Настенька, выпьем с тобой за встречу.
Они чинно чокнулись высокими стаканами, выпили молча. Настя долго прислушивалась к себе, закатив глаза и положа руку на мощную грудь, потом чмокнула смачно:
– Эх, хороша, зараза! Живет же буржуазия! А мы все по водочке дешевенькой ударяем, и то по большим праздникам. Хорошо живешь, Нинка! Богато все у тебя, красиво да вкусно. Непонятно только, зачем на чужое добро заришься.
– На какое – чужое? – подняла на нее удивленные глаза Нина. – Ты что имеешь в виду, Насть?
– А то и имею! Зачем тебе вдруг тети-Машина квартира понадобилась? Приехала к ней, разжалобила старуху… Зачем тебе ее метры квадратные сдались, у тебя и своих вон – девать некуда!
– Да каких своих, Настя! Тут моего и нет ничего.
– Как это?
– А вот так! Все принадлежит Веронике Павловне, моей обожаемой свекровушке. А я тут только прописана, и все.
– А как так получилось-то?
– А так. Проворонила я все, идиотка доверчивая. Ну, машина у меня еще есть, драгоценности кое-какие, шубы, денег притыренных втихаря немного, а больше – ничего. Так что давай с тобой акценты правильно расставим: я не зарюсь, я претендую…
– И все равно – зачем тебе, Нин? Пусть это все свекровкино, живешь-то тут ты, а не она! И еще сто лет проживешь, какая разница?
– Насть, ты не понимаешь… У нас ведь с Гошкой детей нет.
– И что?
– А то! У него все разговоры в последнее время только к этому сводятся. Тоска у него, видишь ли, по наследнику вдруг образовалась. Так что стоит только какой-нибудь молодой пигалице, которая посмышленее, ситуацией проникнуться – и все! Этот поезд уже не остановишь и даже в последний вагон не впрыгнешь… А самое обидное знаешь, Насть, что?
– Что?
– А то, что не нужен ему никакой ребенок вовсе. Уж я-то знаю… Он же эгоист до мозга костей, страстный себялюбец и сволочь, каких свет не видывал. У него в погоне за деньгами крыша уже поехала, а ему все больше и больше надо! И остановиться уже не сможет. Так бывает, когда люди, кроме бесконечной алчности, уже и не ощущают ничего.
– Не понимаю, Нин… А ребенок-то тут при чем?
– Ты знаешь, Насть, алчность – это ведь не совсем красивое чувство… Вернее, совсем некрасивое. А нам надо, чтобы вокруг нас все пушисто и белоснежно было! Вот ему наследник и стал нужен – алчность свою прикрыть. Не для себя, мол, стараюсь, а токмо ради потомства своего драгоценного, потому и любые пакости мои пусть оправданы будут.
– Понятно…
– Так что, Настенька, вот-вот я отсюда и вылечу, как пробка из шампанского.
– Да ну, Нинк! Мне кажется, ты преувеличиваешь трагедию. Все равно Гошка от тебя откупится! Квартирку какую-никакую купит небось.
– Насть, давай с тобой будем здраво рассуждать. Нет, не так! Давай по совести, вот как… Согласись, я ведь тебе хорошо помогала все эти годы. А из некоторых ситуаций ты без меня и вообще бы не выкрутилась. Помнишь, как я Костика твоего из мокрого дела, практически из дерьма, вытаскивала? Он ведь тогда вообще в главных подозреваемых ходил. Ты не хочешь спросить, сколько зелененьких бумажек из меня тогда адвокат вытянул? Нет? А девчонок твоих кто в престижные институты пристраивал, куда и на платной основе поступить трудно? А кто все эти годы одевает их, как моделей? А если мы посчитаем все взятые у меня «в долг» деньги? Отступись, Настя! Не ссорься со мной! Будь умнее – не плюй в колодец… А я как помогала, так и буду помогать. И отступные тебе хорошие дам.
Нина замолчала и вся подалась вперед, просительно, будто снизу вверх, заглядывая в Настино лицо и сведя красиво нарисованные брови жалким домиком. Настя протянула руку к бутылке, налила себе приличную порцию ликера и медленно выпила одним большим шумным глотком. Со стуком поставив на стол стакан, сложила большие пальцы рук между указательным и средним и, резко выкинув вперед две получившиеся смачные фиги, не без удовольствия произнесла:
– А вот это ты видела? Ты что меня, совсем за дуру держишь? Я ведь узнавала, сколько теткина квартира по нынешним ценам стоит! Можно сто адвокатов на эти деньги нанять! Так что извини, Ниночка. Это ты отступись. Пожила в хоромах, и будет с тебя! Я тоже хочу! Это я буду там со своей семьей жить! Хватит нам по головам ходить, мы тоже люди… Ничего себе, захотела всю квартиру к рукам прибрать!
– Насть, тетя Маша меня ведь все равно пропишет, она мне обещала уже…
– Так и мне обещала! Она и моих всех туда без звука пропишет, так что тебе одной особо и не светит ничего!
– Настька, ты не понимаешь… Мне очень, очень нужна эта квартира! Я ж не виновата, что у меня детей нет, что с Гошкой так все по-свински складывается. Да и вообще, влюбилась я, Настька! В молодого парня совсем, представляешь? Прямо сама себя потеряла.
– Иди ты!
Вытаращив от удивления глаза, Настя отвалилась грузным телом на спинку дивана и громко расхохоталась, тряся враз побагровевшими от выпитого ликера некрасиво отвисшими щеками.
– Ну, Нинка, ну ты даешь… Вот уж не ожидала от тебя такого! Говорят, у мужиков седина в бороду да бес в ребро, а у баб, видно, совсем в другое место… Ой, не могу!
