Уинстон Черчилль - Саврола
— Встань на колени и умоляй о пощаде, ты, негодяй. На колени или продырявлю тебе физиономию!
— Я всегда старался презирать смерть, и мне всегда удавалось презирать вас. Я не склонюсь ни перед кем.
— Это мы сейчас посмотрим, — сказал Молара, скрежеща зубами. — Я буду считать до пяти: один…
Последовала пауза. Саврола посмотрел на ствол револьвера: черное пятно, окруженное кольцом из ярко начищенной стали. А вокруг зияла чудовищная пустота.
— Два… — продолжал считать президент.
Итак, он должен был умереть, мгновенно исчезнуть с лица земли, когда воспламенится это черное пятно. Он ожидал выстрела прямо в лицо. А дальше не оставалось ничего — полное уничтожение, бесконечная черная ночь.
— Три…
Он мог только с трудом разглядеть нарезы в стволе револьвера. Это было потрясающее изобретение — заставить пулю вращаться во время ее движения. Саврола представил себе, как она с чудовищной силой пробивает его мозг. Он пытался размышлять, ухватиться за свою философию и веру, прежде чем броситься в бездну. Но его физические ощущения были слишком нереальными. Его вдруг охватила дрожь до самых кончиков пальцев, в то время как кровь неистово пульсировала по венам, а ладони были горячими, как кипяток.
— Четыре…
Тут Люсиль вскочила и, плача, распростерлась перед президентом.
— Остановись! — с рыданием воскликнула она. — Сделай милость!
Молара встретился с ней взглядом и прочитал в ее глазах нечто большее, чем ужас, и тогда наконец что-то понял. Он вздрогнул, словно прикоснувшись к раскаленному железу. «Боже мой! Это — правда!» — пронеслось в голове у президента.
— Шлюха! — заорал он, резко оттолкнув ее от себя и ударив наотмашь ладонью свободной руки.
Люсиль отлетела в сторону и съежилась в дальнем углу комнаты. Теперь Молара увидел картину во всей красе: подорвавшись на собственной мине, он потерял все. Дикая ярость охватила его. Он задрожал, и у него заклокотало в горле. Жена предала его. Власть ускользала из его рук. Его соперник, его враг, человек, которого он ненавидел всей душой, повсюду одерживал победу. Он попал в ловушку только, чтобы украсть лакомый кусок. Но он не должен сдаваться. Существовал предел благоразумия и любви к жизни. Его планы, его надежды, рев негодующей толпы, все стерлось из его памяти. Смерть должна свести счеты между ними. Смерть, которая все расставит по своим местам — немедленно, сейчас. Но он был воином и практичным человеком, который обдумывал все тонкости жизни. Он опустил револьвер, затем вновь осторожно поднял его. Это действие придало ему уверенности. И тогда он тщательно прицелился.
Саврола, понимая, что настал роковой момент, опустил голову и бросился вперед. Президент выстрелил. Но сообразительный Мигуэль быстро оценил изменившуюся ситуацию и подумал, что прежний их план может иметь страшные последствия. Он увидел, что это дело зашло слишком далеко, представил на миг разъяренную толпу и… В последний момент он успел слегка ударить президента по руке, в которой был зажат револьвер, и пуля взметнулась немного вверх.
Одновременно с грохотом выстрела Саврола бросился на своего противника и повалил его на пол. Молара упал навзничь и при сотрясении выронил револьвер. Саврола схватил его, вывернулся и отскочил назад, прочь от распростертой на полу фигуры. В какой-то момент он стоял на месте и наблюдал за происходившим, в то время как жажда убийства охватила его душу и вызвала дрожь указательного пальца его правой руки. Опасение потерять контроль над своими чувствами заставило его наконец опустить револьвер. Тогда очень медленно президент поднялся. Падение ошеломило его. Опираясь на книжный шкаф, он постепенно приходил в себя.
Внизу послышался стук в парадную дверь. Молара тем временем обратил внимание на Люсиль, которая, все еще съежившись, сидела в углу комнаты, и принялся оскорблять ее. Грубые, уродливые черты его характера вдруг прорвались сквозь показной лоск и изысканность, выработанные в результате общения с высокопоставленными людьми и осуществления важных дел. Его слова были настолько неприличны, что их нельзя было ни слушать, ни запоминать. Но они задели ее за живое, и она дерзко ответила:
— Ты ведь знал, что я здесь. Ты поставил эту ловушку, поэтому ты сам во всем виноват!
Молара обрушил на нее еще более отвратительные оскорбления.
— Я невиновна! — закричала она. — И хотя я люблю его, я невиновна! Это ты велел мне пойти сюда!
Саврола начал смутно догадываться обо всем.
— Я не знаю, что вы там замыслили против меня, — сказал он, — но мое отношение к вам таково, что меня совершенно не смутит, если пол моей комнаты будет залит вашей кровью. Поэтому немедленно убирайтесь отсюда, я более не намерен терпеть вашу низость. Вон!
Как ни странно, однако после этих слов президент тоже успокоился.
— Мне следовало бы самому расстрелять вас, — сказал он. — Но думаю, расстрельная команда — пять солдат и капрал — справятся с этим лучше меня.
— В любом случае вы заплатите за убийство!
— С превеликим удовольствием!.. И зачем только вы помешали мне, Мигуэль? — обратился он в своему спутнику.
— Успокойтесь, все будет так, как говорит ваше превосходительство, — ответил секретарь. — Но делать это здесь и сейчас было бы тактической ошибкой.
Официальная манера, стиль обращения, спокойствие этого человека привели президента в чувство. Он направился к двери, но остановился у буфета, налив себе бокал бренди с показной уверенностью.
— Все конфисковать, — распорядился Молара и поднес бокал к свету. — По приказу правительства. — И проглотил содержимое бокала.
— Я прослежу за тем, чтобы завтра вас расстреляли, — добавил он, несмотря на то, что его противник все еще держал в руке револьвер.
— Я буду в мэрии, — насмешливо ответил Саврола, — вы можете прийти и попробовать схватить меня, если только у вас хватит смелости.
— Подумаешь, восстание! — воскликнул президент. — Ха! Я разгромлю его и вас тоже еще до заката солнца.
— Но возможен и другой конец всей этой истории.
— Так или иначе, — заявил президент, — вы украли мою честь, а еще вы планируете отобрать у меня власть. Для нас двоих нет места в этом мире. Убирайтесь к черту вместе со своей любовницей!
На лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Лейтенант Тиро распахнул дверь, но внезапно остановился, ошеломленный тем, кого он увидел в комнате.
— Я услышал выстрел, — сказал он, пытаясь скрыть смущение.
— Да, вы не ослышались, — ответил президент. — Здесь произошел несчастный случай, но, ко всеобщему удовольствию, никто не пострадал. Будьте любезны проводить меня до дворца. Мигуэль, пошли!
— Вам следует быть осторожней, сэр, — сказал младший офицер. — Сегодня вечером по улицам ходит много каких-то странных людей. И они сооружают баррикаду в конце улицы.
— Баррикаду? В самом деле? — спросил президент. — Пора принять меры, чтобы остановить их. Спокойной ночи, сэр, — добавил он, обращаясь к Савроле. — Мы встретимся завтра и закончим нашу дискуссию.
Но Саврола, держа револьвер в руке, сурово посмотрел на него и отпустил, ничего не ответив. Последовало зловещее молчание. Молчание, которое прерывалось лишь рыданиями Люсиль. Наконец, когда замерли шаги незваных гостей и закрылась наружная дверь, она заговорила:
— Я не могу оставаться здесь.
— Но вы не можете вернуться во дворец.
— Тогда что я должна делать?
Саврола на минуту задумался.
— Вам лучше остаться тут хоть какое-то время. Мой дом в вашем распоряжении, и вы будете находиться здесь одна. Я должен немедленно идти в мэрию, я уже опаздываю. К двенадцати часам все должно уже закончиться — критический момент приближается. Кроме того, Молара обязательно пришлет полицейских, а я должен выполнить некоторые безотлагательные обязанности. Возможно, я вернусь утром.
Трагедия потрясла их обоих. Горькое сожаление терзало душу Савролы. Ее жизнь была загублена — и он был причиной? Он не мог сказать, в какой мере он был виновен или невиновен. Но было очень грустно оттого, что ничего нельзя было изменить. И не имело значения, кто был виноват.
— До свидания, — сказал он, вставая. — Я должен идти, но мое сердце остается здесь. От меня теперь слишком много зависит — жизнь моих друзей, свобода страны.
И он ушел, чтобы совершить великое дело перед лицом всего мира, чтобы бороться за осуществление амбиций, которые играют главную роль в жизни мужчины, в то время как ей, женщине, жалкой и одинокой, оставалось только ждать.
И тогда внезапно начали звонить колокола, быстрые, судорожные удары стали слышны по всему городу. Раздались приглушенные звуки трубы и грохот отдаленной пушечной канонады. Волнение усиливалось. Бой барабана, который был сигналом сбора, послышался в конце улицы. Неясные крики и стоны раздавались повсюду. Наконец один мощный звук возвестил о неумолимом конце всех сомнений — та-та-та. Он напоминал хлопанье крышек множества деревянных ящиков — звук приближающихся выстрелов.
