Филип Дик - Мэри и великан
— Господи, — вздохнула Мэри Энн, — как все запутано… мне никогда в этом не разобраться.
— Не беспокойтесь об этом.
Девушка замолчала.
— Вам по-прежнему холодно? — чуть погодя спросил он.
— Нет, но надо было надеть плащ. Просто я хотела, чтоб вы увидели мой наряд. Вам понравилось?
— Превосходно, — сказал он уже во второй раз, — самое то.
Она снова нахмурилась.
— В среду будет дознание. Или как там это называется.
— Что за дознание?
— По делу Дэнни Кумбса. Мне придется пойти и объяснить, что случилось, чтоб они поняли, нужно ли кого-нибудь арестовывать.
— Ну и как — нужно?
— Нет, это ведь был несчастный случай. Кумбс выбежал и упал. Курьер из прачечной его видел. Кажется, что это было так давно… а прошла всего пара недель. Кажется, будто я все это придумала. Только если мы скажем что-нибудь не то, Туини отправится в каталажку. — Голос ее сорвался.
— Вы не хотите, чтоб он попал под суд.
— Конечно, нет. Да и не за что его судить. А он ходит гоголем — от Кумбса избавился. Теперь никто не стоит между ним и Бет. Ну и хорошо.
Она вздохнула, свернулась калачиком и откинулась на сиденье. Через несколько секунд она беспокойно задремала.
Когда он затормозил возле ее дома, она все еще спала. Он выключил мотор и распахнул дверь, но она так и не шелохнулась. Он уже брал ее на руки, когда, моргнув, она открыла глаза.
— Что это вы делаете, — встрепенулась она, — хотите отнести меня на руках?
— А вы не против?
— Да вроде нет, — она зевнула, — смотрите только, аккуратней… не убейтесь.
Он обнаружил, что весит она примерно как четыре коробки пластинок — наверное, немногим больше сорока килограммов. Он без труда открыл парадную дверь и поднял девушку по лестнице. То там, то здесь под дверью виднелась полоска света, но в ее квартире было темно, а дверь, когда он дернул за ручку, оказалась закрыта.
— У меня есть ключ, — пробормотала она, — в сумочке. Опустите меня, я достану.
Он опустил ее; слегка пошатываясь, с полузакрытыми глазами она прислонилась к стене. Потом улыбнулась, открыла сумочку и залезла внутрь.
— Спасибо за чудесный вечер, — сказала она.
— Всегда пожалуйста.
— Мы ведь провели этот вечер вместе, верно?
— Пожалуй, что да. Вам было весело?
— Хотелось бы только… — она снова зевнула, показав маленькие белые зубки и розовый кошачий язык, — хотелось бы понимать побольше. А мы когда-нибудь увидимся еще с этим толстяком… Сидом Хезелем? Он сюда приедет?
— Возможно. Надеюсь.
Положив руки ей на плечи и слегка касаясь пальцами шеи, он нагнулся и поцеловал ее почти в губы. Она издала беззвучный возглас удивления; ее рука поднялась в защитном движении, как будто она хотела его царапнуть. Но если и хотела, то передумала. На мгновение она сонно прильнула к нему и тут вдруг совсем проснулась. Она приняла какое-то решение; тело ее сжалось, и она отпрянула.
— Нет, — объявила она, выскальзывая из его объятий и становясь бесплотной тенью во мраке коридора.
— Что — нет? — отозвался он, не понимая.
— Туда нам нельзя; она там.
И, взяв его за руку, Мэри Энн повела его прочь от запертой двери своей квартиры.
15
Сжимая его руку, она поспешно спустилась по лестнице многоквартирного дома и выбежала на темную улицу. Шиллинг направился к машине, но она вела его дальше по тротуару.
— Машина не нужна, — с трудом переводя дыхание, сказала она, отдаляясь от поблескивающей груды черного металла. — Тут недалеко, мы дойдем пешком.
— Куда мы идем?
Ответ растворился во тьме; он просто его не расслышал. В ночной тиши слышалось ее прерывистое дыхание. По-прежнему сжимая его руку, она пересекла дорогу и повернула за угол. Впереди сияли огни делового района с его магазинами, барами и заправками.
Она вела его в магазин пластинок. Спеша по темным улицам, она подводила Шиллинга все ближе к его собственному магазину. Теперь он понял, чего не расслышал; она сказала «кладовая». Они шли туда, в его перестроенный подвал. Она уже сражалась с сумочкой, выуживая оттуда ключи.
— Дай я отвезу тебя домой, — воспротивился он, — ко мне домой.
— Джозеф, прошу тебя — я не хочу туда.
— Но почему в магазин?
Она замедлила шаг; в свете уличных фонарей ее лицо казалось очень бледным.
— Я боюсь, — произнесла она, как будто это все объясняло.
И он действительно понял. Ее охватывала паника, как тогда, в первый день. Но на этот раз он был готов; это не было для него сюрпризом.
— Послушай, — рассудительно начал он, останавливая ее, — возвращайся домой. Я оставлю тебя в покое… тебе не о чем тревожиться. — Он разжал ее пальцы, высвобождая руку. — Видишь, как все просто?
— Не уходи, — тут же отозвалась она. — Пожалуйста, идем в магазин. Я там успокоюсь; мне нужно спуститься туда, вниз, там не страшно, — и она опять поспешила туда, блестя и шелестя шелком костюма.
Он пошел за ней. Он догнал ее, когда она уже перешла улицу; уже виднелся магазин пластинок с горящей огнями витриной.
— Вот, — сказала она, — открывай дверь.
Она впихнула ему ключ, он взял его, отпер замок и распахнул дверь.
В магазине было холодно. Внутри было темно, горела только витрина. В будках для прослушивания висел едкий туман сигаретного дыма; затхлость, смешанная с запахами лука и человеческих испарений, — напоминание о клиентах. По левую руку от них стоял прилавок, заваленный пластинками. Шиллинг потянулся к выключателю, напоролся коленом на угол стола, всхрапнул и остановился, сложившись пополам от боли.
В глубине магазина включился свет. Мэри Энн скрылась в офисе и почти сразу вернулась в шерстяном жакете, накинутом на плечи.
— Ты где? — спросила она.
— Здесь. — Он нащупал дежурную лампочку и вкрутил ее.
Кряхтя, он поковылял к двери, опустил жалюзи и запер дверь. Тяжелый засов влетел в паз.
— Да, — согласилась она, — запри. Я забыла. Можно включить обогреватель?
— Конечно.
Усевшись на подоконник, он потирал колено. Мэри Энн уже исчезла в офисе; над его столом зажегся мягкий голубоватый свет флуоресцентной лампы. Он слышал, как она бродит там, передвигает электрообогреватель, опускает жалюзи.
— Нашла? — спросил он, когда она появилась снова.
— И включила. Уже нагревается.
Она подошла и устроилась рядом с ним, присев на корточки и прислонившись спиной к прилавку.
— Джозеф, — сказала она, — почему ты меня поцеловал?
— Почему? — эхом отозвался он. — Потому что я люблю тебя.
— Правда? А я все гадала, так ли это.
Она опустилась пониже и стала смотреть на него, тревожно нахмурившись.
— А ты уверен в этом?
Туг она вскочила на ноги.
— Пойдем в офис, там теплее.
Маленький электрообогреватель светился и излучал жар, создавая вокруг островок тепла.
— Посмотри, — сказала Мэри Энн, — он просто греется… больше ничего.
— Ты боишься меня? — спросил он.
— Нет, — она беспокойно ходила по офису, — по крайней мере, я так думаю. С чего мне тебя бояться?
По пустой улице пронеслась машина, осветив фарами витрины, полки и стеллажи с пластинками за прилавком. Машина проехала, и магазин снова погрузился во мрак.
— Я пошла вниз, — объявила она, уже выходя в коридор.
— Зачем?
Ответа не было; она включила внизу свет и уже спускалась по лестнице.
— Вернись сюда, — приказал он.
— Пожалуйста, не кричи на меня, — без выражения сказала она, но остановилась на лестнице, — я не выношу, когда на меня кричат.
— Посмотри на меня, — сказал он.
— Нет.
— Прекрати чертову истерику и посмотри на меня.
— Не надо мною командовать, — сказала она, но все-таки медленно повернула голову и, сжав губы, уставила на него свои темные глаза.
— Мэри Энн, скажи мне, в чем дело?
Ее глаза затуманились.
— Я боюсь, что со мной что-то случится.
Она схватилась за перила маленькой дрожащей рукой.
— Черт с ним, — выдавила она; ее губы искривились. — Это давно началось, слишком долго рассказывать. Прости меня, Джозеф.
— Зачем? — повторил он. — Зачем тебе спускаться в подвал?
— За кофейником. Разве я не сказала?
— Нет, не сказала.
— Он там остался… я его сегодня помыла. Сохнет на упаковочном столике возле липкой ленты. На куске картона.
— Ты хочешь кофе?
— Да, — уверенно сказала она, — может, от него я согреюсь.
— Хорошо. Тогда пойди и принеси его.
Она благодарно взглянула на него, отпустила перила и поспешила вниз, в кладовую. Шиллинг пошел следом. Зайдя внутрь, он нашел ее сидящей на углу расшатанного упаковочного столика; она закручивала кофейник. На ее запястьях блестели капли; вода, которой она наполнила колбу, брызгала во все стороны.
