KnigaRead.com/

Джулиан Барнс - Пульс

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Джулиан Барнс, "Пульс" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В возрасте двадцати лет, когда я был отчаянно влюблен в замужнюю женщину, ни сном ни духом не ведавшую о моей преданной страсти, у меня началось кожное заболевание — уже не помню, как оно называлось. Все тело, от запястий до щиколоток, багровело, чесалось так, что каламиновый лосьон уже не помогал, потом начинало слегка шелушиться, а затем полностью облезало, как у линяющей рептилии. Я крошился на рубашку и брюки, на простыни, на ковер. Шелушение и зуд не распространялись на кисти рук, ступни и паховую область. Врача я не спрашивал, откуда такая напасть, и той женщине в любви не признался.

После развода мой приятель Бен, врач по профессии, предложил мне показать ему руки. Я спросил, не возвращается ли современная медицина к хиромантии — вернулась же она, скажем, к пиявкам; и, если уж на то пошло, долго ли ждать нашествия астрологии, магнетизма и теории первоначал. Он ответил, что, по его мнению, цвет моих рук и кончиков пальцев выдает злоупотребление алкоголем.

Через какое-то время, сбавив обороты, я заподозрил обман и спросил, не припугнул ли он меня для прикола или просто от балды. Он повернул мои руки ладонями вверх, одобрительно кивнул и объявил, что теперь начнет подыскивать незамужнюю медичку, которая, если повезет, отнесется ко мне без отвращения.

* * *

Вторая наша с ней встреча произошла на вечеринке, которую устраивал Бен; она пришла с мамой. Вы когда-нибудь видели, чтобы мать и дочь вместе тусовались — и выясняли, кто кому нужнее? Дочка, мол, выводит мамочку в гости, а мамочка следит, чтобы к дочке не клеился кто попало. Скорее и то и другое. Даже если они изображают задушевных подружек, в их поведении обычно сквозит легкий напряг. Недовольство либо остается невысказанным, либо подчеркивается за счет вытаращенных глаз, презрительной гримасы и брошенного вскользь: «Ей до меня никакого дела нет».

Мы стояли тесным кружком; четвертого участника моя память не сохранила. Она оказалась напротив меня, ее матушка — слева. Я старался быть самим собой (понимайте, как хотите) и хотя бы производить удобоваримое впечатление, если не любезничать. Любезничать, разумеется, с мамашей; у меня не хватало духу любезничать с моей избранницей напрямую — во всяком случае, на людях. Не помню, о чем у нас был разговор, но все, похоже, шло гладко; возможно, благодаря ныне забытому четвертому участнику. Точно помню одно: она опустила правую руку вдоль туловища и, когда я без всякой задней мысли посмотрел в ее сторону, незаметно показала, что хочет курить — ну, вы знаете этот жест: указательный и средний пальцы вытянуты и слегка разведены, а другие пальцы скрыты за ладонью. Мне подумалось: если медичка курит — это уже неплохо. Не прерывая беседы, я достал пачку «Мальборо-лайт» и ощупью (все мои действия совершались на уровне пояса) вытащил одну сигарету, положил пачку в карман, взял сигарету за фильтр, завел руку за мамашину спину и почувствовал, как сигарету взяли у меня из пальцев. Заметив легкое замешательство с ее стороны, я опять полез в карман, достал плоскую книжечку спичек, взял за серную полоску, передал туда же, дождался, чтобы ее взяли у меня из пальцев, увидел, как она зажгла сигарету, затянулась, опустила клапан книжечки в исходное положение и вернула мне спички за маминой спиной. Я деликатно принял их тем же концом, которым передавал.

Уточню: мать все прекрасно понимала. Но ни словом, ни вздохом, ни укоризненным взглядом не заклеймила меня как отравителя. Я тут же к ней проникся, решив, что она одобряет такое понимание между мною и своей дочерью. Не исключено, что она придержала свое неодобрение по стратегическим мотивам. Но меня это не волновало, точнее, я не собирался париться по этому поводу — проще было думать, что она одобряет. Но суть не в том. Мамаша — это так, между прочим. Главное — те три момента, когда некий предмет переходил из одних пальцев в другие.

Это был наш самый тесный контакт за весь вечер — и за следующие полтора месяца.

* * *

Знаете такую игру: участники с закрытыми или завязанными глазами садятся в кружок и угадывают предметы на ощупь? Передаешь предмет соседу, и он тоже говорит свою отгадку. Или еще так можно: все держат свои догадки при себе, а потом по команде выкрикивают.

Бен рассказывает — однажды у них в компашке пустили по кругу сыр моцарелла, и три человека сказали, что это грудной имплантат. Студенты-медики, что с них взять; но когда у тебя завязаны глаза, появляется какая-то обнаженность, что ли, да и фантазия может разыграться, особенно если предмет мягкий и влажный. Мой личный опыт подсказывает, что самая прикольная обманка, на которую всегда кто-нибудь ведется, получается из очищенного плода личи.

Лет десять — пятнадцать назад смотрел я в театре «Короля Лира»; на сцене вместо декораций была только голая кирпичная стена, а действие изобиловало всякими зверствами. Ни режиссера, ни исполнителя заглавной роли уже не помню, но что врезалось в память — так это сцена ослепления Глостера. Обычно графа связывают и перебрасывают через кресло. Герцог Корнуэльский говорит слугам: «Держите кресло, молодцы!», а потом обращается к Глостеру: «Сейчас я растопчу твои глаза ногами!» Он вырывает у Глостера один глаз, и Регана ледяным тоном приказывает: «Рви и второй. Он первому укор». Вскоре гремит знаменитое «Вон, гадостная слизь! Наружу хлынь!», Глостера рывком поднимают, и по его лицу стекает бутафорская кровь.

В той постановке ослепление происходило за сценой. Помню, как дергались ноги Глостера, торчавшие из-за кирпичной кулисы; впрочем, это я мог впоследствии сам додумать. Но меня поразили его вопли, которые просто терзали душу оттого, что доносились из-за сцены: вероятно, незримое страшит сильнее того, что открыто взору. Когда Глостера ослепили на один глаз, глазное яблоко покатилось по сцене. Помню — и явственно вижу, — как он, поблескивая, скользит по наклонной плоскости. Опять вопли — и второй глаз швыряют на сцену из-за кулис.

Это были — вы, наверное, поняли — очищенные плоды личи. А потом произошло вот что: герцог Корнуэльский, тощий, как смерть, грохоча сапогами, вернулся на сцену, догнал глазные яблоки и растоптал их — уже окончательно.

* * *

А вот еще одна детская забава из той поры, когда я частенько мучился икотой. На первой перемене мы запускали в школьном дворе машинки. У этих литых моделей длиной в четыре дюйма были настоящие резиновые шины, которые можно было снять, если требовалось изобразить пит-стоп. Яркие борта украшали забойные гоночные эмблемы: красные — «мазерати», зеленые — «вэнуолл», голубые… не иначе как что-то французское.

Правила были проще простого: какая машинка проедет дальше всех, та и победила. Сжимая кулак, давишь большим пальцем на середину длинного капота и по сигналу резко придаешь ускорение. Тут требовалась особая сноровка, чтобы со всей силы разогнать свой автомобиль и при этом не ободрать об асфальт костяшку среднего пальца — кто сдирал себе кожу, тот не мог рассчитывать на победу. Рана затягивалась коркой, после чего приходилось беречь костяшку среднего пальца, приподнимая ее над асфальтом. Какая уж тут скорость; поневоле опускаешь руку в удобное положение — и заново сдираешь едва подсохшую корку.

* * *

От родителей дельных советов не дождешься, правда же? Они, наверное, способны предвидеть только простейшие, частные случаи. Перевяжут тебе средний палец и твердят: смотри, чтобы в рану грязь не попала. Или перед походом к зубному внушают: поболит — и пройдет. Учат правилам дорожного движения — вернее сказать, правилам поведения детей на пешеходном переходе. Как-то раз мы с братом хотели перебежать через оживленную улицу напрямик, а отец на нас прикрикнул, строго так: «А ну, идите садом». Мы были в том возрасте, когда в самых простых словах открываешь для себя неожиданные смыслы. Переглянувшись, мы в один голос завопили: «Идите задом» — и попятились через дорогу. Отец счел это дуростью, а про себя, наверное, прикидывал, долго ли мы будем так потешаться.

Предостережения мы получали и от самой природы, и от родителей. Насчет корки на среднем пальце и насчет дорожного движения мы усвоили. И еще усвоили, что на лестнице нужно держаться за перила: наша бабушка едва не сломала себе шею, когда у нее под ногами поехала ковровая дорожка, потому что во время генеральной уборки бабуля вытащила медные штыри, чтобы надраить их до блеска, и один плохо закрепила. Нам были известны и другие опасности: тонкий лед, обморожение, хулиганы, которые, когда лепят снежки, прячут в них камни и даже бритвенные лезвия, — но в нашей жизни ничего такого не случалось. Мы знали крапиву и репей, знали, что от безобидной с виду травы на коже могут остаться ссадины, как от наждачки. Нас предупреждали, что ножом и ножницами можно порезаться, что можно упасть, наступив на развязанный шнурок. Нас пугали, что подозрительные типы заманивают ребят к себе в автомобиль или в грузовик; но при этом нам потребовался не один год, чтобы понять: подозрительные — не означает «дурковатые», «с зобом», «горбатые», «слюнявые» (все они вызывали у нас подозрения), а означает просто «незнакомые». Нас учили сторониться плохих мальчишек, а потом и плохих девчонок. Учитель биологии через пень-колоду рассказывал про венерические болезни и дурил нам головы, объясняя, что они бывают «от неразборчивости в связях». Нам внушали, что нельзя предаваться чревоугодию, праздности и позорить свою школу, что нельзя быть алчными, жадными и позорить свою семью, что нельзя давать волю зависти, гневу и позорить свою страну.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*