Владимир Нестеренко - Огненное погребение
За городом они не работали, да и в городе брали не везде.
Чтобы не потеряться в дороге без связи, решили ехать караваном, а встретиться за КПП на рассвете.
Караваны в то время ходили часто, и мусора на КПП по ночам записывали номера машин. При мерно тогда же на КПП стали строить ДОТы.
Наш старший, Санек, мутный, шустренький дядя лет сорока, дал мне ключи от хаты. Он как раз начал богатеть и работал на износ, лез в каждую дырку, боялся ошибиться, над ним тоже был старший, а вокруг завистники.
– Вован, заночуете на хате, соберетесь с вечера, пусть водилы отсыпаются, а вы так перекантуйтесь, кроватей на всех не хватит. В шесть утра на трассе, первый мост за КПП. Сильно не бухайте и не тушите бычки об стол, а то попривыкали, на хуй.
– Это что, твоя хата? Чего ты колотишься? – Санек явно перерождался, вел себя не по понятиям, столы какие-то, думал о незначительной хуйне.
Впрочем, хуй его знает, может, он таким и был, я его плохо знал, он был новым старшим, предыдущий пропал без вести, а тот, что был еще раньше, получил восемь лет строгого.
– При чем здесь «колотишься»?! – зачастил Санек лагерной скороговорочкой. – Хата съемная, дорогая, я там и с телками зависаю, друзья приезжают, короче, ты понял, не хулиганьте, не ведите себя как всегда, пора культуры набираться, – и заржал, как конь, показывая, что это шутка, все путем, братва и все такое.
– Как скажешь, – я взял ключи, и мы поехали. Хата и в самом деле была дорогая – три комнаты, импортная мебель, посуда, круглая ванна с черным зеркалом на потолке, здоровый телевизор – я в такой хате был первый раз, понял, чего Санек колотился.
Особенно когда увидел на полированном столе следы от окурков. Были, значит, случаи.
Выпили на восьмерых три литровых водки.
Паленый в Закарпатье «Распутин» вставил сразу, закуски не было, все не по доброму, да и обстановочка, зеркало в ванной.
Разврат ожесточает сердце, а жестокость склоняет к разврату.
– Вован, так Санек здесь с телками зависает? – поинтересовался Рыжий, молодой ветеран движения, начинавший еще с наперстков. С каких-то хуев он считал себя продуманным и всегда начинал издалека.
– Надо газету купить, с объявлениями. Закажем двух дур на всех, лавэ есть, мне Санек дал, – мы давно уже понимали друг друга с полуслова.
– Да на хуя дурам платить, лучше раздерибаним эту сотку. А сутенеры залупятся – забьем в говно! – это уже голос народа, наверно, и у Махно так же решались важные вопросы.
– Могут деньги вперед, суки. Ладно, там видно будет, пиздуйте кто-нибудь за газетой. И бутылку еще купите.
– А эти? – Рыжий махнул рукой в сторону спальни, где храпели водители. – Разбудим?
– Пускай спят, не хватало еще разбиться на хуй.
Рыжий рванул за газетой.
Через десять минут, усевшись вокруг стола, мы изучали газету, как крестьяне в кино.
– Так, «Маркиза для вас», «Красавицы скучают», «Ночная бабочка» – куда будем звонить?
– Давай в «Маркизу» – они в центре, хоть не будут два часа добираться.
– Дурак, это ж диспетчера телефон, а дуры на другой хате, могут вообще в какой-то жопе сидеть, это без разницы, какой у них телефон, – еще один умный, кличка Двоечник.
– Что значит дурак? Ты гонишь, вася?
– Кто вася?! – Санек был прав, хулиганство – это наш образ жизни.
Я набрал номер, после затяжных гудков на той стороне сняли трубку.
– Але, – скрипучий женский голос.
– Я по объявлению, – долго говорить с обладательницей такого голоса не хотелось, разве что застряв в лифте.
– Два часа пятьдесят долларов, час – тридцать – проскрипела трубка.
– Давайте, двух девушек, на два часа.
– Вас там сколько? – подозрительно скрипнуло в трубке, наверно, услышала голоса.
– Мы с товарищем, – спокойно сказал я, жестами показывая остальным на трубку, на лоб, а потом просто пригрозил кулаком.
– Хорошо, какой у вас адрес?
– Сейчас посмотрю, – я полез за запиской с адресом, которую мне дал Санек, и зачитал.
– Мы не поедем, – в трубке не скрипнуло, а звякнуло.
– Что значит «не поедете»? Почему?
– Вы лучше знаете.
Короткие гудки.
Минут пять мы проклинали скрипучую дуру. Рыжий нажал повтор, рассказал в трубку, через сколько минут мы у них будем и что сделаем со старой блядью. В третий раз дозвониться не удалось, поставили в «черный список» на АОНе.
Стало интересно, я никогда не сталкивался с такими выходками, обычно просто не приезжали, если что-то подозревали.
В течение часа мы обзвонили всех «красавиц», «волшебниц», «бабочек» и «кошечек».
В «кошечках» прохрипели: «Этот адрес не обслуживается», – видимо на телефоне сидела бывшая официантка.
«Красавицы» попросили больше не звонить.
«Очаровательные» просто положили трубку.
– Бля, да что тут было? – даже самый нелюбопытный, Рома, работавший раньше на бойне, заинтересовался.
– Хуй его знает. Да, может, оно и к лучшему, один раз вот так жду халяв, звонок в двери, смотрю – а там два омоновца стоят. Я волыну в окно, открываю – а они мне: «Девочек заказывали?» – подрабатывали, суки.
Вечер воспоминаний, мата, «Распутина» и телевизора.
Наутро мы храпели в машинах, ехали хуй знает куда, навстречу судьбе. Пили воду, как Распутин – в про руби.
Закончив визит вежливости, пообедав, поперлись домой, без ночевки, да и где заночевать сорока разбойникам…
Я сел к Саньку в машину и рассказал ему эту историю. Он заржал и, не отрываясь от дороги, была ночь и дождь, раскрыл мне глаза на загадочное поведение проституток.
– Там у меня запорожские пацаны останавливались недавно. Вот они и погуляли.
– В смысле? Не заплатили и охранникам дали пизды?
– Да ты хуево их знаешь, Вован. Они говорят этой твари: «Смотри, не пришли каких-нибудь поганок, чтоб телки были хорошие», – Санек опять заржал.
– Ну и?
– А привезли каких-то халяв грязных – так они сутенера в сраку выебали.
– Да ты что? Выебали? – я не на шутку удивился и задал глупый вопрос: – При телках?
– Ну да.
– А телок тоже? – я спрашивал, чтобы скрыть свою растерянность.
– Да нет, на хуй они нужны.
– Нехуевые запорожские, – я тихо присвистнул.
– Не свисти, Вован, срок насвистишь, – снова сверкнул фиксами Санек.
Через пару месяцев, когда Саньку неизвестный гражданин выстрелил в затылок из ТТ и снес полчерепа, я помчался к его бизнесмену, запуганному маленькому человечку. Саня из крысячьих соображений никому его не светил, чтобы не заносить долю.
Барыга так боялся всего, что Саня ему почти доверял и хранил у него разную нелегальную хуйню. Про его существование я узнал случайно и решил опередить мародеров.
– Привет! Я за Саниными вещами, ему уже не надо.
– Простите, а вы кто? – заблеял хранитель.
– Ты что, хуйло?
– Понял. Вот, только видеокассеты, больше нет ничего, ничего нет, – запричитал коммерсант, красиво, со слезой.
– Ладно, хуй с тобой. Крыша будет та же, а деньги будешь давать через меня. Понял?
– Понял.
– Ну, будем дружить, – я забрал три кассеты и пошел.
На первой кассете блядям ставили клизмы, а по том жрали говно. Один порнушник был похож на Гитлера. Сильно похож, только усы побольше и голый.
На второй кассете жирный, кучерявый, похожий на литовца блондин с бородкой подвешивал дур на веревке, обмотав эту веревку вокруг сисек. Пиздил кнутом, плетками, мухобойкой и бамбуковой удочкой. Подвешивал к пизде килограммовые гири от рыночных весов и гири от ходиков, в форме еловых шишек.
На третьей – суровые культуристы в белье от «Кэлвин Кляйн» ебали друг друга в рот и жопу.
Ну, допустим, про культуристов я и раньше догадывался.
В одиночестве я сидел перед телевизором, смотрел наследство Санька, прозревал.
И думал: «Какие еще на хуй запорожские…»
Правильный подход
Не люблю всякие бычьи мелодии, да и мобилки тогда еще не программировались. Так что мой телефон звонил просто и жестоко, на самой большой громкости, я глуховат, артиллерист.
Любой звонок в час ночи тогда означал какую-то хуйню, приключения, от которых уже кумарило.
Звонил товарищ, мелкий фабрикант, я служил у него менеджером по связям с общественностью, она тогда была очень активна.
– Привет, можешь приехать? – нервный голосок, скороговорочка.
– Могу. Что-то случилось?
– Не по телефону.
Во-во, это самая что ни на есть хуйня, когда не по телефону…
А дело было так.
Товарищ, со своим приятелем, Сашей, вышли из офиса за сигаретами. Это было время ларьков, девяносто пятый, фонари почти не горели на улицах, и жизнь освещали ларьки.
Ошибкой было обнажение полтинника. Компания молодых людей, человека четыре, тусовалась у стойбища ларьков, очага культуры на этой забытой Богом улице.
Главный урел, его называли Слива, не знаю, погоняло это или фамилия, подошел к мирным покупателям и поинтересовался, что означают длинные волосы и серьги в ушах. И предложил отойти за ларьки, во тьму, поспорить, стоит ли на их улице и так далее.
