Айрис Мердок - Школа добродетели
— Боюсь, что нет.
— Нужно повернуть это колесико вправо. Да, кстати, если услышишь звуки ночью, не пугайся.
— Звуки?
— Ну, совы… Совы, лисы… и полтергейст, и всякое такое…
Эдвард слабо хихикнул над ее шуткой.
— Думаю, не помру от страха. Спасибо тебе.
— Да, еще опасайся крыс.
— Нет тут никаких крыс, — произнесла Беттина, стоявшая за открытой дверью. — Не валяй дурака, Илона. Как ты себя чувствуешь, Эдвард? Мы встаем довольно рано. Я тебе постучу утром.
Когда Эдвард лег в кровать, он сразу же провалился в глубокий, мирный сон. Ночью он ничего не слышал.
На следующее утро его разбудили странные глухие свистящие звуки. Он поначалу подумал, что это птичий щебет, но скоро понял — нет, что-то другое. Это была музыка. Эдвард сразу вспомнил, где находится, и вскочил с кровати, испугавшись, что проспал все на свете. Он распахнул ставни и заморгал, увидев слабый утренний свет. Звук доносился снаружи. Он поднял оконную раму. Внизу в вымощенном дворике матушка Мэй, Беттина и Илона играли на флейтах. Увидев его голову в окне, они рассмеялись и бросились прочь. Эдвард убрал голову, закрыл окно, прислонился лбом к стеклу и застонал.
Завтрак состоял из травяного чая и горячих промасленных гренков, сдобренных высушенными зернышками овса. Были и фрукты, но их Эдвард не стал есть. Он неважно себя чувствовал, прежнее отчаяние снова вернулось к нему. Женщины надели коричневые платья из домотканого материала и деревянные бусы.
Когда завтрак закончился, все встали и матушка Мэй сказала:
— Ну, теперь мы должны заняться работой. Мы тут без дела не сидим.
— Мы трудимся не покладая рук, — подтвердила Илона. — Правда, Беттина?
— А что вы делаете? — спросил Эдвард. — Я знаю, вы сами шьете себе платья…
— Чего только мы не делаем, — ответила матушка Мэй. — Работа всегда найдется. Мы выращиваем фрукты и овощи, содержим дом в чистоте и порядке, шьем одежду, выполняем плотницкую работу. Мы немножко рисуем — так ведь? — делаем на продажу украшения и рождественские открытки… Ведь мы не богаты.
— И мы ремонтируем этот треклятый старый генератор, когда он ломается. По крайней мере, Беттина занимается этим! — добавила Илона.
— Мы следуем примеру Джесса, — сказала Беттина, — его правилам и его предприимчивости. У нас есть распорядок дня.
— Время молчания, — подхватила Илона, — время отдыха, время чтения. Как в монастыре.
— Позвольте мне помогать вам, — попросил Эдвард. — Боюсь, я мало что умею, но…
— Ты научишься, — кивнула Беттина.
— Ты ведь к нам надолго приехал, правда? — спросила Илона.
— Девочки, кто-нибудь из вас должен устроить Эдварду экскурсию по дому, — сказала матушка Мэй.
— Я, — вызвалась Илона.
— Я мою посуду, — сказала Илона.
— А я буду тебе помогать, — предложил Эдвард. — Я буду ее вытирать.
— Мы не вытираем посуду — оставляем сушиться. Работы здесь столько, что мы стараемся не делать лишнего. Например, разноска.
— Это что такое?
— Понимаешь, в доме всегда много вещей, которые нужно перенести из одного места в другое — вниз по лестнице, вверх по лестнице и так далее. Постиранное белье, тарелки, книги и всякое такое. Так вот, у нас есть «промежуточные станции», где мы оставляем вещи, которые нужно куда-то перенести, и всякий, кто проходит мимо, переносит их в следующее место. Ведь это разумно, правда? Вот, например, тарелки в большой сушилке. Одни уже высохли, другие нет. Кто-нибудь, проходя мимо, возьмет сухие для ланча и поставит их на стол в Атриуме[32].
— В Атриуме?
— В зале. Так его Джесс называет… мы его так называем… это латинское название главного помещения в доме. А вот там ты видишь сухие простыни. Они ждут, когда кто-нибудь пойдет наверх — ведь кто-нибудь рано или поздно пойдет. Ты скоро привыкнешь и будешь знать, где что лежит. То есть, понимаешь, бессмысленно носиться по дому целый день, раскладывая все по местам.
— Понятно. Оптимизация.
— Беттина всегда говорит: бери достаточно, но не слишком много, иначе уронишь. По крайней мере, со мной такое случается.
Они находились в Переходе — пространстве за высокой голой стеной, которая, как показалось Эдварду снаружи, соединяла зал с Селденом. Изначально это был ряд аккуратных каменных стойл, расположенных между домом и сараем. Джесс, желавший сохранить как можно больше от изначальной структуры, начал переделывать их в аркаду, открытую с восточной стороны. Но другие планы, связанные с преобразованием конюшни, заставили его превратить эту площадь в кухонное пространство, причем арки и альковы первоначального проекта оставались на виду и ласкали взгляд. Здесь была устроена просторная и красивая кухня с большой чугунной плитой для готовки, буфетная (там Эдвард чуть раньше наблюдал, как Илона моет посуду), прачечная со стиральной машиной, трапециевидные деревянные рамы для сушки белья и кладовка, где лежали тряпки, метлы, сапоги, туфли и стоял громадный холодильник. Имелась даже «электрическая комната», похожая на моторный отсек субмарины: она вся была утыкана циферблатами, щитками с предохранителями и опасными на вид оголенными проводами.
— Везде нужно менять проводку, у нас постоянно происходят замыкания. Только я боюсь, что ни один электрик не разберется в этой путанице. Отсутствие электричества не очень нас беспокоит. Мы давно живем здесь, и за это время многое изменилось. Прежде мы много развлекались, к Джессу приезжали люди, но после того, как сюда перестали ходить поезда, гостей у нас не бывает. Ну идем, я тут закончила. Покажу тебе Селден. Прихвати-ка несколько простыней. Мы никогда не гладим; глажка — это пустая трата времени.
Эдвард прихватил стопку простыней с полки в маленьком «святилище» под аркой и последовал за Илоной по коридору, а потом наверх по каменным ступеням в направлении спальни. На верху лестницы стоял шкаф, и Эдвард, как велела Илона, уложил простыни туда. Илона открыла дверь рядом со спальней, и он увидел небольшую аккуратную комнату с канапе, письменным столом, ширмой в китайском стиле и зеленоватой картиной, изображавшей младенца в виде утонувшей мыши.
— Это твоя гостиная, ну, или не совсем твоя — она для почетных гостей. Мы теперь ее не отапливаем. Большая спальня расположена за твоей.
Большая спальня была угловой комнатой, еще большей, чем комната Эдварда, с еще более красивой ванной и окнами в две стороны: одно выходило на аллею, а другое — на пригорок, поросший лесом. Эдвард видел этот лесок вчера, когда подходил к дому.
— А где море?
— Оно с другой стороны, но до него идти и идти.
— Это старый дом, восемнадцатого века…
— Да, его называют Селден-хаус. Когда Джесс его купил, тут были развалины.
Эдвард последовал за ней вниз во двор, куда выглядывал из окна предыдущим вечером.
— Эту часть — все три крыла — построил Джесс. Конечно, имитация, но выглядит неплохо. Два этих крыла довольно узкие, здесь одни проходы. Но напротив настоящий дом, он небольшой и отсюда плохо смотрится. Мы живем вон там — это наши спальни.
— Твоя наверняка самая маленькая.
— Да. Наше крыло мы называем Восточный Селден, а твое — Западный Селден.
Двор-имитация с его четырьмя фасадами восемнадцатого века, стенами из розовых камней, высокими окнами снизу и квадратными наверху, пологой черепичной крышей и в самом деле смотрелся неплохо. Двор был вымощен морской галькой, а в середине находился колодец в итальянском стиле. Эдвард заглянул в него и увидел далеко внизу сверкание воды и темные очертания собственной головы.
— Это, наверное, стоило колоссальных денег.
— В те времена Джесс был богат. Теперь это дело прошлое.
Эдвард услышал знакомый стук печатной машинки.
— А кто печатает?
— Матушка Мэй. Она составляет каталог всех работ Джесса, это большой труд. Иногда она пишет о прошлом — то, что ей запомнилось.
— Она, значит, писатель?
— Да нет, что ты! Комнаты на первом этаже с нашей стороны — мастерские. А на твоей — это все кладовки. Пойдем назад здесь, по Переходу. Правый коридор ведет к нам.
Захвати эти тарелки, ладно? Мы сейчас пройдем по Атриуму, и я тебе покажу остальное.
В зале Эдвард поставил тарелки на длинный стол, а Илона добавила к ним столовые приборы. Он посмотрел на гобелен, который теперь был хорошо виден. Улыбающаяся девочка с сачком бежала по лугу за летающей рыбкой, появившейся из темного круглого дерева, а на нее смотрел большой строгий кот.
— Мы его соткали по рисунку Джесса, — сказала Илона. — Мы сделали четыре разных гобелена. Три других купили какие-то американцы.
— Очень красиво, — отозвался Эдвард, хотя гобелен, как и картина в его комнате, вызывал у него тревожное ощущение.
Постукивая своими сандалиями по плиткам пола, Илона пересекла зал и открыла еще одну дверь.
