Виль Липатов - Игорь Саввович
– Вторая персона лежит под ногами! А третья где?
Парень среднего роста исчез. Длинный гитарист лежал в прежней позе, коротышка едва ворочался, и осталось произвести чисто техническую работу: разбежавшись, вскочить на первую из гитар, протанцевать на ней дикарский танец, что Игорь Саввович сделал немедленно. Он вспрыгнул на гитару верзилы, с треском и звоном струн расплющил ее, потом то же самое сделал с другой гитарой и вздел руки с торжественным криком:
– Слава! Чемпионом города Черногорска остался Игорь Гольцов, средний вес… Поздравим победителя.
Дрожащая от страха, задыхающаяся Светлана бросилась к мужу, прижалась. Она не могла выговорить ни слова, только мычала, мотала головой, и он снисходительно гладил жену по горячей щеке.
– Перестань, перестань. Вот дуреха!
Большой дом осветился почти весь, с первого этажа до последнего; поэтому Игорю Саввовичу и показалось, что стало светло как днем. Люди высовывались в окна, полураздетые, торчали на балконах, и кто-то уже бежал, кричал, махал руками…
– Пошли, мамаша! – хохоча, воскликнул Игорь Саввович. – Папаша здорово хочет спать. Па-па-ша баиньки хочет… – Он опять начал пьянеть. – Эй, мамаша, кому говорят, идти надо… А хочешь, я тебе чего-нибудь спою. Хочешь, я тебе спою песню скворца? Ну, этого, который у… который у Валентинова. «Любовь – кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…»
Он качался, почти падал, снова ничего не видел, не слышал, не понимал. Сгибаясь под тяжестью, Светлана тащила на себе окончательно опьяневшего мужа: тащила его так, как это делали женщины в ее родной деревне, – с терпеливым и рабочим лицом.
Глава четвертая
Командировка
Нос сильного быстроходного катера в зеленоватое шампанское сбивал темную обскую воду, чайки не отставали, кружились и орали так жалобно, словно в трюмах катера увозили всю рыбу. Спаренные дизели реактивно выли, водяной бурун клубился водопадом, а Игорь Саввович хотел только одного: сунуть насовсем голову в холодную обскую воду. Голова у него не болела – голова у него треснула, разделилась на несколько частей, а вот каждая часть уже болела по-особенному. Затылок пронзали тонкие стальные спицы, лоб казался раскаленным, лобные доли, казалось, кровоточили.
Утром Светлана с трудом поставила Игоря Саввовича на ноги, посадила в ванну, отмочив немного, напоила густым, точно мед, кофе. Она помогла полуживому мужу надеть командировочные доспехи, проводила до машины и поцеловала нежно. Шофер дядя Вася, увидев «шефа» в непотребном состоянии, без согласования завез Игоря Саввовича на рынок, напоил огуречным рассолом.
Вчерашнего Игорь Саввович Гольцов совсем не помнил: ни того, что творил в особняке Карцева, ни дороги домой, ни драки, во время которой он, протрезвев, одержал внушительную победу. Странно, но весь вчерашний день тоже совершенно стерся из памяти. Он, например, до сих пор не мог вспомнить, почему ругался с управляющим Николаевым. Игорь Саввович знал, конечно, что вчера он безобразно напился, но жил только тем, что происходило сейчас, – своими неимоверными страданиями и тем, что слева, на той же носовой палубе катера, где лежал распятым Игорь Саввович, сидел в низком кресле из металла и поролона главный инженер Сергей Сергеевич Валентинов в сверкающем белизной полотняном костюме, в сомбреро с яркой лентой да еще с журналом «Смена» в руках. Он, видите ли, вышел насладиться солнечным днем и стремительным бегом по родной Оби своего персонального катера «Лена».
– Растение с волокнистыми листьями… – бормотал Валентинов, прищуриваясь в небесные высоты. – Интересно, интересно… Забавно!
За три-четыре часа быстроходная «Лена» успела из Роми выскочить на вольный Обский плес, берега делались с каждым километром все ниже и пустынней, сосны и кедры исчезали, уступая берега кустам ивняка и чернотала; все чаще левый или правый берег походил на прекрасный искусственный пляж – это и были так называемые пески, знаменитые места, пригожие для ловли рыбы гигантскими стрежевыми неводами. Да, под килем прекрасного катера бурлила великая сибирская река, а Игорь Саввович трупом лежал на палубе и болел весь – от мизинца ноги до вихрастой макушки.
– Волокнистое растение – кукуруза! – сморщившись от боли, сказал Игорь Саввович. – Волокнистые листья в кроссвордах – всегда кукуруза…
– Правильно. Браво, Игорь Саввович, браво!
– Спасибо! Но, если можно, Сергей Сергеевич, разгадывайте кроссворд молча…
Валентинов разволновался:
– Ах-ах-ах! Простите, Игорь Саввович, я совсем забыл о вашей странной ране, или, если хотите, синяке на лице. Простите, пожалуйста!
Черт знает какие фокусы выкидывал главный инженер, если до сих пор делал вид, что не замечает состояния своего заместителя, а здоровенный фингал на скуле именует синяком. Валентинов вел себя до того естественно, что Игорю Саввовичу пришла в голову мысль: «А может быть, он на самом деле ничего не понял?» – но тут же устыдился такого предположения.
– Курорт на юге Франции… Забавно! Курорт? На юге Франции?
Комедия, боже! Какая комедия! Смертельно напиться на собственном дне рождения, разжиться великолепными синяками и фингалами, дойти до полного изнеможения – и все для того, чтобы, распластавшись на деревянном настиле палубы, сквозь боль, страх, тоску и отчаяние смотреть снизу вверх на родного папеньку Валентинова, отгадывающего кроссворд в журнале «Смена». Нога закинута на ногу, сомбреро сбито на затылок, из босоножек видны носки умопомрачительной расцветки; загорелое лицо сосредоточено, азартно подвижно от мысли и напряжения. А руки! Волосатые, большие, но с тонким запястьем, длинными пальцами; по одним только рукам было ясно, как любит жить и как жадно живет человек в белоснежном полотняном костюме. И этот человек – родня Игоря Гольцова, трупом лежащего у ног отца!
Зависть! Зависть, оказывается, была такой же острой, больной, таранящей, как и вспышки ненависти, которые страшили самого Игоря Саввовича. А человек, не знающий, что справа от него умирает родной сын, наслаждался жизнью, солнцем, водой, работой, предстоящей удачей, дурацким кроссвордом. Глядя в сияющие небеса, с блестящими от солнца и мысли глазами, он бормотал:
– Курорт на юге Франции? Шесть букв… Курорт на юге Франции! Предпоследняя буква «и». Забавно!
– Биариц! – зло выкрикнул Игорь Саввович и открыл глаза. – Уважаемый Сергей Сергеевич, не откажите в любезности посмотреть на дату выпуска журнала. Очень прошу!
Валентинов посмотрел на обложку журнала.
– Боже великий! Июль прошлого года! – воскликнул он, срывая с переносицы очки и пораженно глядя на Игоря Саввовича. – Вы помните прошлогодние кроссворды? Нет, действительно вы способны запомнить прошлогодний кроссворд? Пора-а-а-азительно, уникально! – Он размахивал журналом. – Ну а кто вот это? Герой романа «Как закалялась сталь»? Третья буква «у». Кто?
– Брузжак.
– Боже великий!
С забавной досадой Валентинов швырнул журнал за борт, расхохотавшись, переменил позу, то есть спрятал руки за спину, и теперь без кроссворда, заставляющего сосредоточиваться, главный инженер блаженно расслабился и от этого в добавление ко всему прочему еще и помолодел. Разгладились морщины, посвежела кожа у глаз, и, даже глубокие волевые складки возле губ смягчились. Добрым, славным, простецким и моложавым был сейчас Валентинов, и Игорь Саввович совершил неожиданный поступок – приподнял тяжелую голову и раздельно спросил:
– Скажите, Сергей Сергеевич, почему вы назвали катер «Леной»? Это женское имя или название реки?
Как и ожидалось, улыбка медленно сползла с лица главного инженера, словно ее, улыбку, стянули за кончики, брови сдвинулись, бородка превратилась в пику. Сейчас он был страшным, этот интеллигентный добряк и душка Валентинов. Наверное, таким бывал главный инженер на войне, когда зарабатывал раны, ордена и медали. От такого человека можно было ожидать всего – удара в челюсть, выстрела, взмаха ножа. Ого-го, какие дремлющие силы и скрытые возможности вскрыл в родном отце Игорь Саввович Гольцов!
– Извольте не совать нос не в свои дела! – медленно и жестко сказал Валентинов. – Простите за резкость!
Игорь Саввович был так удивлен, что позабыл обидеться и в ответ нахамить главному, что в любой другой обстановке непременно сделал бы… Пять лет назад катер главного инженера треста Ромсксплав ранним утром лихо пришвартовался к деревянному причалу плотбища Коло-Юл, а встречающий начальство руководитель сплавного участка Гольцов на искреннее приветствие Валентинова не ответил, так как впервые узнал, что скоростной катер главного называется «Леной». Это слово было написано с двух сторон носовой части, на корме и на шести спасательных кругах. Молодому начальнику сплавного участка Гольцову пришлось отвернуться от удивленного этим главного инженера, чтобы Валентинов не прочел в глазах: «Я знаю, почему вы так назвали катер. В честь моей матери и вашей бывшей жены. Я – ваш сын!»
